Алгоритм невозможного - Александр Плонский

В этот момент на его плечо легла тяжелая рука и он услышал низкий, глуховатый голос:

— Тебя ждет славная будущность. Иди и ничего не бойся!

Соль обернулся. На него в упор смотрел человек, крепкий как гранитное изваяние, покинувшее пьедестал. Лицо человека, в морщинах, напоминавших трещины на источенном ветрами и влагой камне, могло бы внушать страх, если бы не было исполнено доброты и вместе с тем твердости, — сочетание, которое присуще только очень сильным и справедливым людям.

И такое доверие к незнакомцу испытал Соль, что выбросил из головы фатальные мысли. Когда под крики трибун он выбежал на поле, то лишь одно чувство владело им: покончить с машиной-монстром — воплощенным в металл злом.

Остальное было и впрямь как во сне. Смазанные очертания трибун, прыжки и отскоки монстра, несущийся со всех сторон рев, а на его фоне — лязг шарниров и собственное хриплое дыхание…

Затем вспышка, грохот чего-то рушащегося и… тишина.

На него, глаза в глаза, смотрит человек. Не тот, гранитный, — олицетворенная сила и доброта, — другой. С волнистыми фиолетово-седыми волосами, гладко выбритый, одетый в пуритански-строгий, застегнутый на все пуговицы серый костюм, какие, наверное, носили лет двести назад.

Великий Физик!

И сна как не бывало. Ни радости (все кончилось благополучно!), ни досады

(принял сон за явь!). Одно настойчивое стремление: скорей к Великому

Физику, он единственный, кто способен помочь…

11. Я в тебе не ошибся!

Вопреки опасениям Соля, Великий Физик откликнулся незамедлительно, словно ожидал вызова.

— Наконец-то объявился! — обрадовался он. — Приезжай ко мне сейчас же!

Как говорили в старину, одна нога там, другая здесь!

Соль не заставил себя уговаривать.

— Рад тебя видеть, сынок! — поднялся Великий Физик со своего знаменитого кресла и, распахнув объятия, шагнул навстречу. От его чопорности ничего не осталось.

Виктор был смущен.

— А я думал, вы меня забыли…

— Думал… думал… — ласково проворчал ученый. — Сам-то не догадался проведать? Особого приглашения ждал? Мне бы и впрямь тебя пригласить, да обиделся, что не даешь о себе знать. Мог бы заглянуть к старику. Ведь не на поклон же!

— Именно на поклон, — краснея, признался Соль.

— Что стряслось, сынок? — встревожился ученый. — Выкладывай, не стесняйся.

Спеша и путаясь, Соль рассказал о своих невзгодах.

— Родился правшой… Теперь левша… А рефлексы остались правши… Только перевернутые… Инвертированные, как вы говорите… Хочу повернуть ручку по часовой стрелке, получается наоборот… Мы же действуем как? Не успеешь подумать, уже сработало… Раньше — никаких проблем… Теперь все кувырком… Кончился я как пилот, понимаете?

Рассеянно внимая Солю, Великий Физик примерял к нему роль, от которой во многом зависел успех экспедиции в интракосмос, и не заметил, как тот умолк.

— Вы меня не слушаете! — огорчился пилот.

— Не просто слушаю, а с пониманием. Со мной ведь произошло то же самое.

— Вы никогда не бывали в космосе!

— Я побывал там же, где и ты. Правда, другим способом. Но результат, представь себе, такой же.

Недоумение, недоверие, надежда так явственно отразились на лице Соля, что Великий Физик от души рассмеялся, как никогда прежде.

— Не веришь? Хочешь, побожусь, что сказал правду? Случившееся с тобой в космическом полете я воспроизвел в лаборатории.

— И правое тоже поменялось местами с левым? — никак не мог поверить

Соль.

— Ну да.

— Значит, теперь у вас сердце там же, где у меня, — справа?

— Уже нет. В общем-то я не испытывал неудобств от зеркальной инверсии.

Даже приятно было сознавать себя этаким уникумом. А потом надоело.

Как-никак, всю жизнь прожил обыкновенным человеком…

— И что вы…

— Да ничего особенного. Просто повторил опыт. Инвертировался во второй раз и стал прежним.

— А мне так можно? — волнуясь, спросил Соль.

— Конечно.

— Когда?

— Да хоть сейчас, — с доброй улыбкой сказал Великий Физик.

От мысли, что помочь «сынку» — пустяковое дело, его охватило ликование, какого он не испытывал, даже совершив очередное открытие. Тогда обычно наступало «похмелье» — опустошенность, безразличие, апатия.

Великий Физик по-отцовски обнял Соля, растрепал его огненные вихры.

— Чего мы ждем? — не терпелось Виктору. — Раз уж втравили меня в эту историю, исправляйте!

Старик помрачнел, сделал шаг в сторону.

— Вот, значит, что ты думал… Ошибаешься, не я повинен в твоих бедах.

— Кто же тогда?

— Не знаю.

— Вы, и не знаете?

— Ты попал в больное место, сынок, — страдальчески морщась, проговорил

Великий Физик. — Дорого бы дал, чтобы узнать, кому все это понадобилось: и наша встреча на престонском стадионе, и зеркальная инверсия. Чувствую, здесь кроется что-то такое…

— Сверхъестественное? — подсказал Соль.

— Чепуха! Ничего сверхъестественного не бывает. Все на свете имеет материальную причину, только не всегда ее удается нащупать. Вот и сейчас: сознаю, что мы с тобой связаны в тугой узел, а кто и с какой целью нас связал, уяснить не могу. Но твердо убежден: надо не дожидаться новых событий, а поторопить их. И ты должен мне помочь.

— Помочь? — удивился Соль. — Это я рассчитываю на вашу по-мощь!

— Прости, сынок! — спохватился Великий Физик. — Сейчас еще раз пропустим тебя сквозь барьер ирреальности, и ты возвратишься в прежнее состояние.

Спустя полчаса Соль восторженно восклицал:

— Неужели я… И так просто, даже не верится… Будто ничего не было!

Значит, снова смогу летать? Бьется слева, да? Ну, послушайте! Бьется?

— Бьется, бьется! — нарочито хмурился Великий Физик, в десятый раз прикладываясь ухом к широкой груди пилота. — Говорю тебе, все в порядке!

— Буду летать, буду!

— Я тебе помог?

— Спасибо огромное, — сжал узкую старческую ладонь Соль.

— Теперь твоя очередь. Ты вправе поступить, как захочешь. Но я очень на тебя надеюсь.

— Это связано с космосом?

— Речь идет об экспедиции в интракосмос.

— Интракосмос? Никогда о нем не слышал…

— Еще бы, — хмыкнул Великий Физик. — Об интракосмосе знают лишь два человека: я и Преземш. Ты третий. Интракосмос это Вселенная у нас под ногами. Предстоит проникнуть в ее сердце — центр Земного шара. Нужен командир корабля. Ты подходишь по все м статьям.

— Но я же астронавт, а не крот! — обидчиво сказал Соль. — Мне Солнечная система тесна, а вы меня под землю!

— Астронавтов тысячи. Интранавтов же вообще пока не было.

— Говорите, тысячи? Но запредельных пилотов всего двенадцать… вместе со мной. Все мы наперечет! Вы хоть представляете, что такое космический запредел?

— А кто создал его теорию? — улыбнувшись, спросил Великий Физик. — Только само словечко «запредел» придумал не я. Нашлись умники… Зондирующая свертка пространства — слишком громоздко, видите ли…

— Зачем вы так! — не вытерпел Соль. — «Запредел» — замечательное слово.

Оно определило мою судьбу. А ваша «зондирующая свертка» оставила бы меня равнодушным. Страшно подумать, кем бы я был теперь… И пусть со взлета до посадки — риск, но запредел стоит того. Нигде не живу так полнокровно, нигде не испытываю такого удовлетворения собой и тем, что делаю, как там…

— Ты прав, сынок, — признал ученый. — Наверное, действительно нужно, чтобы термин не просто выражал смысл процесса, а оказывал на человеческое сознание эмоциональное воздействие. С этой точки зрения «запредел» определенно лучше, чем «свертка». И я хорошо представляю степень связанного с ним риска. Представляю, а потому говорю: в интракосмосе риск во сто крат больше. Иначе подошел бы любой из астронавтов. А нужен мне только ты.

Подумай: стать первооткрывателем, даже ценой жизни, — что может быть почетнее, это ведь на века. Сегодня интракосмос загадочнее, чем запредел, недаром я отождествляю его с внутренней Вселенной. Скажу по секрету, — понизил он голос, — я и сам собираюсь участвовать в экспедиции. Пустят, как ты думаешь?

Соль отвел глаза.

— Не знаю…

— Без тебя не пустят точно…

— Эх, будь по-вашему, уговорили!

Перед Великим Физиком стоял Рыжий с престонского стадиона — бесшабашный, простецкий парень. Но ученый знал его истинную цену…

— Я в тебе не ошибся, сынок, — проговорил старик растроганно.

12. Крестный отец «Геи»

Открытие Великого Физика, как полагалось, обсудили на пленуме Всемирной академии наук и одобрили — одни восторженно, другие с тайным завистливым раздражением.

— Торжествуй, Павел! — воскликнул Седов при очередной встрече. — Мои опасения не оправдались. Парламент одобрил экспедицию.