Крутые повороты: Из записок адмирала - Николай Кузнецов

Такое мнение я счел своим долгом изложить в письме в ЦК КПСС, отправленном мною 31 марта 1969 года, указывая, что если мне будут предъявлены документы, на основании которых было принято решение, то я, по всей вероятности, мог бы изложить свою точку зрения, подтверждая ее фактическими материалами. Я также писал, что если ЦК КПСС не сочтет возможным возвращаться к этому вопросу, я не стану настаивать, и просил лишь известить меня об этом. Данное письмо было передано Пельше. Ответа я не получил…

Когда с меня снимали партийное взыскание, я на одной страничке написал Пельше просьбу разобраться в моем деле или хотя бы ознакомить меня с материалами, на основании которых принималось решение. В ответ мне было передано, что если я буду на этом настаивать, то вопрос снятия партвзыскания и увеличения пенсии надолго повиснет в воздухе. После зрелого размышления я решил поставить на этом точку, ибо мои доклады находятся во многих инстанциях и мне ничего не остается, как примириться с фактом…

Я не вижу за собой преступлений, которыми можно было бы объяснить лишение меня высокого воинского звания. Факты, приведенные Жуковым, легко опровержимы, и это я сделал в своем письме в Президиум ЦК КПСС в 1957 году. Решения, как по партийной, так и государственной линиям, нельзя признать законными, если они приняты заочно, без заслушивания моих объяснений и предъявления обвинений. Учитывая это, мне кажется, их следовало бы без промедления отменить и уже потом, если есть нужда, разобраться по всем правилам закона.

Если бы мне сказал член партии, что ему вынесли наказание без его участия, я, не задумываясь, ответил бы, что это неправильно, и считал бы такое решение недействительным. Если бы мне подчиненный сказал, что его лишили высокого звания, не предъявляя при этом обвинений и не выслушав объяснений, я твердо ответил бы, что это противозаконно, и признал бы подобное решение неправомочным…

Кто впервые произнес ставшие потом крылатыми слова «не стоит ворошить» по отношению к моему делу, я не знаю, но пишу об этом потому, что «не стоит ворошить» произносилось в разных инстанциях ВМФ и даже выше, когда разговор заходил о моем восстановлении в звании.

Я невольно задумывался над смыслом этих слов применительно к себе и правомерности таких «каучуковых» выражений, когда речь идет о человеке. Сидит человек в тюрьме, и кто-то поднял вопрос о его реабилитации или просто о пересмотре дела, а ему отвечают: «Не стоит ворошить», и человек отбывает срок наказания вопреки открывшимся новым обстоятельствам и фактам. В нарушение всех советских и партийных норм, не предъявляя никаких обвинений, снизили адмирала в звании и вынесли ему партийное взыскание, никуда при этом не вызывая, а когда кто-то ради истины пытается понять, почему так случилось (и ведь подобных просьб очень много; я располагаю копиями многих писем от абсолютно неизвестных мне людей), ему отвечают: «Не стоит ворошить».

«Не стоит ворошить» — означает, что нет более иных аргументов для ответа, или, того хуже, «если ворошить», то Н.Г. Кузнецова придется еще строже наказать. Тот, кто советует «не ворошить», как бы делает мне благое дело, я же, напротив, как раз прошу «поворошить», дабы убедиться, напрасно я наказан или мне следует еще добавить.

Необычайное увольнение меня в отставку создало немало трудностей. Сколько-нибудь значительных накоплений у меня не было. Строить собственную дачу я принципиально не хотел. Два сына — школьники — еще требовали помощи и внимания. Возникла мысль писать мемуары, но это не обещало скорой материальной прибавки, да и писать их мне хотелось по другим соображениям: рассказать о боевой деятельности флотов, поведать то, о чем никто, кроме меня, не расскажет.

Мне не было сделано никаких исключений в пенсионном плане[87], прирабатывать же было невозможно: все с подозрением смотрели на меня — как бы чего не вышло.

Вот тогда единственным реальным путем немного заработать к пенсии стало использование знания иностранных языков. Начал учить английский и через год мог переводить отдельные статьи для журнала «Военный вестник». Пришлось много трудиться, 60 рублей с листа за трудный перевод требовали от меня большого напряжения, причем именно тогда, когда здоровье требовало ремонта после вторичной «встряски» в 1956 году. И.М. Майский помог мне напечатать в сборнике об Испании статью под псевдонимом Николаев, и это имело не только (и не столько) материальное значение, вселяя уверенность, что я могу попытаться писать воспоминания, принося таким образом пользу флоту.

Но это было не так-то просто. Вокруг меня Хрущевым была создана явно негодная атмосфера. Решил писать, ожидая лучших времен.

Первая книга была почти готова, но казалось, Никита Сергеевич так крепко сидит в кресле, что больших перемен не предвидится. Они пришли совсем неожиданно. Встретил П.С. Тарасова, бывшего предисполкома Моссовета, который поделился новостью, только что узнанной от постового милиционера, — «сегодня утром выносили портреты Хрущева». Я оторопел от неожиданности и даже не поверил. Но факт оказался фактом.

…Мне трудно писать объективно об этом человеке. Не зная меня и ни разу не разговаривая со мной по флотским вопросам, он считал допустимым десятки раз выступать против меня, не брезгуя никакими сплетнями. Это не укладывалось в моей голове. Ведь он занимал высокий пост, который обязывал ко многому.

Я не раз слышал в те годы, как Хрущев за обеденным столом в присутствии адмиралов рассказывал возмутительные вещи про Сталина. Он вправе был иметь свое мнение о нем и критиковать его, но делать это в такой «свободной» манере, не брезгуя самыми мелкими и непроверенными фактами, на мой взгляд, было недопустимо для руководителя страны.

Но ведь Хрущева мы знали как редкого подхалима в сталинские времена Мы знали и о том, какие он совершал репрессии на Украине. Работал он там вместе с Серовым.

И вот сегодня, случайно, я узнал, что Серов после снятия Хрущева написал письмо, в котором чернит Хрущева за то, что тот требовал от него уничтожения документов, касающихся его деятельности… И все же остается непонятным — к чему скрывать проделки Хрущева? Его авантюризм, мягко называемый субъективизмом или волюнтаризмом, очевиден. Может быть, высокие соображения не позволяют сказать об этом прямо? История пишется не сразу!..

Президиум решил отстранить Хрущева… Правильно ли это сделано?.. Основное, как мне кажется, заключается вот в чём. После развенчания культа личности Сталина следовало принять ряд мер по развитию демократии. Выборы. Коллективное руководство. Вместо этого Хрущев, прикрываясь злоупотреблениями, допущенными Сталиным, сам пошел по тому же пути диктаторства. Культ личности Сталина был заменен новым культом…