Седьмая раса - Наталья Нечаева

— Ребята, а вдруг там, — Ольга кивнула на место недавнего расстрела, — кто-то случайно был? Надо бы посмотреть…

Откуда-то из подсознания снова выскочила жуткая и страшная мысль: а что, если близнецы как раз торопились сюда, к ним, увидев дымовой столб, и этот сумасшедший вертолет, приняв их за диверсантов…

— Что смотреть? — махнул рукой Барт. — Мы тут одни, как солнце на небе.

— А что это за звук? — спросила, наконец, Славина. — Жуткий очень…

— А ты еще не поняла? — удивился Влад. — Это же сейд поет!

— Сейд? — Ольга настолько поразилась, что на секунду забыла про свой страх и мысли о близнецах. — Так это и есть — то самое?

— Ну, конечно, — радостно подтвердил Рощин. — А Макс мне не верил! Отговаривал! Помнишь, Оль, как он не хотел, чтоб я активацию делал?

Барт молча кусал губы. Не то еще не отошел от вертолетного демарша, не то так реагировал на пение камня.

Ольга снова приникла к камере.

— Влад, а какой смысл в этом пении?

— Смыслов — множество! Представь, собрались древние люди, им нужно узнать, идти ли в поход, или будет ли удачным задуманное дело. Как узнать? Жрец совершает обряд и спрашивает совета у природы. И вот — вздымается столб дыма до самого неба. А потом сейд начинает говорить!

— Говорить? — не поняла Ольга.

— Конечно! Ведь это не просто гул! Это ответ природы! И жрецы умели его толковать! Только не спрашивай, как! — предупредил он следующий вопрос журналистки. — Не знаю!

— Ну, хоть версии! — Ольга продолжала снимать: сейд, столб дыма, Рощина, Барта.

Скорей, скорей, чтобы, отработав эти последние кадры, все же сбегать туда, на край плато, чтобы убедиться…

Безумно хотелось немедленно прекратить съемку и ринуться туда. Но сегодня она и так уже несколько раз попадала впросак со своей необъяснимой тревогой. Мужчины и так вполне закономерно считают ее истеричкой…

— Думаю, что феномен сейда — это целый комплекс. На него влияют и совершенно особые геологические факторы, мы же видели, где и как установлены мегалиты. Свою роль играет и форма камня, и его структура. А если еще и учитывать космические ритмы — фазы Луны, солнца, равноденствия… — Рощин говорил все это с явным удовольствием, словно наслаждаясь своей же информацией. — Сейды, я думаю, — это что-то типа доисторических технических устройств. Некоторые поют в ультразвуковом диапазоне. Другие имеют пьезоэлектрические свойства. Но все они так или иначе взаимодействуют с земными энергиями, потому и стоят на местах разломов. А совершенно определенная система их установки создает нужное воздействие на человека и природу.

— Какое? — быстро спросила Ольга, уже почти проклиная Рощина за словоохотливость.

— Ну, не знаю! — засмеялся Влад. — Не пытай! Одно могу сказать: не для приготовления пищи!

— А для чего? Магия?

— Вполне возможно, — согласился Влад. — Если принять гипотезу, что сейдовые комплексы возводились для управления энергиями Земли, то можно предположить, что с их помощью посвященные люди — шаманы или жрецы — воздействовали на человека. Лечили, изменяли сознание, проводили обряды инициации…

— Ну да, — хмыкнул Максим. — У одного сейда разворачивали военно-полевой госпиталь, у другого — психлечебницу.

— Зря смеешься, — серьезно ответил Рощин. — Думаю, именно так и было. Жителям Арктиды проще и рациональнее было возвести один многофункциональный мегалитический комплекс, чем строить несколько разных.

— Конечно, — согласился Барт. — Один комплекс — это тебе и обсерватория, и больница, и место общения с высшими силами, и ресторан… Ловко.

— Зря иронизируешь! — не обиделся Влад. — Воздействие сейдов рассчитывалось в строго определенные временные фазы. Допустим, в полнолуние этот сейд мог лечить, а в другое время — наоборот.

— Ты хочешь сказать, что в определенное время года рядом с некоторыми сейдами появляться было опасно? — уточнила Славина. Ее вдруг начала бить крупная дрожь, словно она неожиданно замерзла.

— Именно. Как я уже сказал, некоторые мегалиты сами по себе являются резонаторами акустических колебаний. И любой посторонний шум мог нарушить природное воздействие, сделав его вредоносным для организма.

— Постой, — Славина оторвалась от камеры, — я читала про карельский поющий сейд, около Кеми нашли, это именно то?

— Конечно! — радостно подтвердил Влад. — Но там сейд установлен на вершине горы, причем так, что может раскачиваться, когда поет! И тональность звуков в зависимости от силы ветра меняется.

— То есть ты хочешь сказать, что сейдовые комплексы — универсальны?

— Конечно, — уверил Рощин. — Понимаешь, Оля, — говорил он прямо в камеру, — знания древних людей принципиально отличались от наших. Современная цивилизация все время старается усовершенствовать внешний мир, адаптировать его под себя, сделать удобным для жизни. А предки наши жили по-иному: их знание было направлено на работу с внутренним миром человека. То есть прогресс пошел по материально-техническому пути, а в области духовной мы — питекантропы. Потому и загадка сейдов нам не по зубам.

— Значит, в определенное время сейды опасны? — сквозь зубы уточнил Барт. — И ты совершенно не знаешь, какое воздействие они оказывают на человека? И, тем не менее, лезешь со своей активацией? Вот этот звук, нынешний, он ведь тоже что-то означает? И этот дым до неба? Может, тут сейчас и находиться нельзя?

— Может, — нехотя согласился Рощин. — Но как тогда исследовать этот феномен? Как добраться до истины?

— Слушайте, а может, этот чокнутый вертолетчик и не виноват? — вдруг спросила Ольга, вспомнив недавнее происшествие. — Может, ему там что-то сверху в нашем дымовом столбе померещилось? Вот он и начал палить? — Ей отчаянно хотелось убедить саму себя в том, что состояние дикой тревоги, в котором она пребывала, всего лишь — влияние сторонних факторов. Например, того же сейда. И пропажа близнецов тут вообще не при чем.

— Не думаю, — качнул головой Рощин. — Мы-то рядом, а с нами — все в порядке.

— Постой, ты же сам сказал, что не знаешь, как резонируют аккустические колебания, и какой у них вектор направленности, — подозрительно уставился на Рощина Барт. — Почему воздействие от сейда не могло пойти вверх и повлиять на сознание пилота?

— Давайте посмотрим, что он расстреливал там, на плато? — наконец, предложила Ольга. — Не мог же он поливать из пулемета пустую сопку? Может, зверушка какая бежала, а сквозь дым она ему мамонтом показалась? Или еще какие глюки начались? — и Славина первая зашагала в нужную сторону, уже не сдерживаясь и даже не оглядываясь.

— Оля, не ходи, — попросил Рощин. — Давай дождемся, пока дым начнет опускаться, уже недолго.

— Ну, вы тогда тут оставайтесь, наблюдайте, а я все-таки сбегаю, — крикнула она на бегу. — Мое чутье подсказывает, что там есть что снимать!

Никому на свете она не рискнула бы сейчас объяснить, почему ей необходимо было заглянуть на верхушку сопки. Ноги сами понесли ее, убыстряя и убыстряя шаг. Словно кто-то подталкивал в спину. Словно кто-то невидимый повелительно звал ее туда, на ровную площадку, где совсем недавно звучали пулеметные очереди.

Вслед ей что-то кричал Барт. Девушка не оглянулась и даже не остановилась, чтобы разобрать слова. Она почти добежала до кромки сопки, и вдруг лихорадочное возбуждение, которое овладело ею внезапно и сильно, так же неожиданно сменилось тоскливым предчувствием беды, сильным и сосущим. Без всякого перехода. Просто одно состояние заместило другое. Как смена кадра в кино. А следом, прямо на бегу, в один момент отяжелели руки, а потом и ноги.

Так действует пение сейда? — подумала Ольга.

И тут же увидела.

И не поверила, зайдясь немым криком от внезапного ужаса. Закрыла и открыла глаза, надеясь, что жуткая картинка внизу — плод галлюцинации.

Прием не удался. Тела лежали совсем близко, метрах в десяти, на ровной зеленой поляне. Ближе всего к Ольге распластался лицом вниз крупный черноволосый мужчина, раскинувший длинные ноги, словно собирался упереться ими в землю, пытаясь встать. Чуть в стороне, с удивленно вывернутой вбок головой, лежал еще один мужчина, светловолосый, худощавый, в коротких резиновых сапогах. Немного дальше, протянув руки к близкому камню, бочком, уютно, словно во сне, подтянув ноги, прикорнула… она сама! Такая же светловолосая голова, те же голубые джинсы, ярко-красная ветровка, зажатая в вытянутой руке. Даже спортивный рюкзачок, отброшенный чуть в сторону, и тот был точно таким же, что висел у самой Славиной за спиной.

А на камне, темном и ровном, как специальный постамент, лежали друг на друге близнецы. Рыжие головы радостно светились под лучами солнца. Руки и ноги странно раскинуты в стороны, словно Тимки исполняли какой-то неведомый танец, да так, прямо во время очередного па, и свалились друг на друга, не успев выпрямить конечности…