Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир - Елена Коровина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов смычок выпал из ослабевших рук Руссо. Еле-еле отдышавшись, он сел на свой «трон». «Где же застолье?» — наивно осведомился он. Пикассо хлопнул себя по лбу: «Наверное, я перепутал день, на который заказал обед!» Подбежавший Аполлинер кинулся на друга: «Как ты мог?! Ведь денег больше нет!» Руссо почесал в голове и вынул несколько купюр: «Сходите в соседний ресторан!» Ликующая молодежь начала петь дифирамбы «избавителю». С большого лампиона, висевшего прямо над его «троном», закапал воск. Руссо решил пересесть. Но тут радушный хозяин ухватил его за руку: «Вы прекрасно смотритесь на этом месте! Я хотел бы нарисовать вас!» И польщенный Руссо остался. Но воск капал все сильней, голову начало жечь. Тут подбежал Аполлинер: «Не трогайтесь с места, уважаемый Руссо! Я прочту поэму в вашу честь!» И он начал свои долгие стихи. Воск уже тек по волосам. Руссо решился, наконец, встать, но тут принесли обед. Еда пошла нарасхват. Но только Руссо протянул руку, раздался треск. Лампион над ним вспыхнул, залив голову густой восковой шапкой. «Какой зажигательный апофеоз вечера!» — завопил Аполлинер.
Через день Пикассо снова пришел к Таможеннику. Пабло было стыдно. Весь вечер они произдевались над бедным стариком, разорили его на обед, а он, уходя, искренне говорил, что это лучший праздник в его жизни. Надо бы как-то загладить вину. Вот приятели и решили заказать Руссо портрет Аполлинера и заплатить 600 франков. Таможенник пришел в восторг. «Я смогу заплатить за квартиру и купить краски! — возликовал он. — А вы знаете, месье Пикассо, я никогда не умел выбирать краски. Раньше за меня это делала Клеманс, а потом и Жозефина. Я просто говорил: купи мне красной краски, как у Мане, или синей, как у Ренуара. А недавно я видел несколько картин Сезанна. У него, наверное, тоже туго с красками. Но теперь, когда у меня появились деньги, я могу их дорисовать!» Пикассо скривился и процедил: «Он и сам может. А вы напишите Аполлинера!»
Анри Руссо. Муза, вдохновляющая поэта (портрет поэта Г. Аполлинера и художницы М. Лорансен)
В октябре 1908 года Руссо начал работу над большим полотном «Муза и Поэт». Посредством кисти он тщательно обмерил Аполлинера, записав в книжечку: «Четверть кисти — нос, полкисти — лоб». В список вошли рот, уши, глаза и прочее. Музой решено было изобразить возлюбленную поэта — художницу Мари Лорансен. Правда, с ней пришлось тяжко — она не давалась обмериваться. «Не тычьте в меня своей грязной кистью!» — шипела она. К тому же красавица, обладавшая весьма пышными формами, захотела, чтобы Руссо изобразил у ее ног огромные турецкие гвоздики. Они, мол, скроют ее объемы и подчеркнут, что она и ее поэт — признанные гении. Ведь известно, гвоздика — цветок славы. Руссо занервничал. Понесся в ботанический сад — посмотреть на цветы. Ходил чуть не месяц. Наконец заперся в мастерской и нарисовал. Увидев картину, Мари разразилась ругательствами. Муза и Поэт стояли взявшись за руки, а у их ног вовсю цвели левкои — как известно, цветы забвения и мертвых. Взвизгнув, Мари собралась рухнуть в обморок, да вовремя одумалась — ну, упадет она, а кто удержать сможет?..
Диван в чаще, или Завещание для Небесных врат
9 января 1910 года Руссо предстал перед судом. Прокурор требовал 14 лет каторги. Адвокат мэтр Гилерме не стал особо мудрить в своей речи:
«Я просто расскажу вам, господа судьи, о художнике Руссо! Этот наивный и простодушный человек был обманут тем, кого считал другом. Да разве это случилось впервые? Руссо обманывают всю жизнь! Однажды веселые художники убедили его в том, что ему присвоено звание командора ордена Почетного легиона, и даже дали в его честь банкет. Мой доверчивый клиент поверил насмешникам. Да и как не поверить, ведь наш лучший торговец картинами, уважаемый господин Амбруаз Воллар, сказал на том банкете, что продал все картины Руссо американцам! Мой бедный клиент поверил и этому и только робко спросил: когда же покупатели заберут картины? „Не скоро, — отозвался Воллар, — ведь они живут далеко — в Америке!“»
Зал засмеялся. Председатель суда стукнул по столу: «Ближе к делу, мэтр!»
Гилерме подошел к судьям и положил перед ними небольшую картину: «Смотрите! Это нарисовал Руссо. А теперь ответьте, это может нарисовать нормальный художник? Или скажу по-другому — человек, нарисовавший этих плюшевых зверушек, траву и листики, как их изображают дети, может отвечать за свои поступки, как взрослый?»
И мэтр Гилерме, повернувшись, показал картину залу. Зал пришел в исступление. Люди хохоча, хватались за животы. Судьи начали сползать с кресел. Мэтр Гилерме потряс картиной: «Господа! Этот человек ни на что не годен, только на написание такого примитива. Так верните его живописи!»
Руссо вскочил: «Ну теперь, когда вы все рассказали, я могу идти домой?»
Зал зарыдал. Председатель закричал, схватившись за голову: «Штраф — 100 франков и два года тюрьмы! Но поскольку обвиняемый пока не в себе, наказание подлежит отсрочке на неопределенное время!»
Руссо освободили, и он ринулся к председателю: «Благодарю вас! Я напишу портрет вашей супруги!» И тогда прозвучал вопль: «Уберите же его отсюда!» И старика Руссо вытолкали из зала суда.
Дома его ждали краски, кисти и незаконченные тропические картины. Конечно, приходилось выкручиваться, когда спрашивали: «А где вы видели джунгли?» Но однажды на одной пирушке у Аполлинера молодые поэты подсказали ему ответ: «Вы ведь пошли служить в армию в 63-м? Тогда вы должны были участвовать в Мексиканской кампании. Признайтесь, разве не там вы могли видеть девственный лес, голодного льва, антилопу в лианах?» И Руссо, стыдливо улыбаясь, согласился — конечно, мог. Ну зачем разочаровывать молодых, рассказывая им, что он видел пальмы в ботаническом саду, а лианы вообще только в воображении.
Но разве воображения не достаточно? Разве с его помощью Руссо не сможет создать очередной шедевр? Он напишет свою дорогую Клеманс. Это будет сон женщины — «Сон Ядвиги». Трогательно-обнаженная и беззащитная, она будет возлежать на красном бархатном диване. Вокруг — вся красота жизни: прекрасные цветы, райские птицы, буйный тропический лес. В тени деревьев будет стоять мужчина и наигрывать на флейте самые соблазнительные мелодии. Но где-то в чаще уже притаятся дикие звери — львы и тигры, готовые в любой миг выскочить и растерзать красавицу. Если, конечно, она не укротит их своей красотой.
Руссо выставил «Сон» в «Салоне независимых» в 1910 году. Специально позвал критиков — должны же они увидеть шедевр. Но господа в дорогих визитках, мельком взглянув на картину, поспешили в другой зал. Руссо удалось ухватить за рукав обозревателя «Фигаро» Андре Дюпона: «Ну как, мэтр?» Дюпон брезгливо смахнул руку художника: «Зачем вы притащили в лес диван? Это же верх глупости! А может, вы громоздите эти несуразности, потому что не умеете рисовать правдиво?»
Анри Руссо. Сон Ядвиги
Руссо замотал головой: «Я имею диплом копииста и сделал много копий классиков в Лувре. Я могу нарисовать скачущую лошадь так, что все подумают, это — фотография! Но я — художник, а не копиист!»
«Тогда отчего вы рисуете так наивно?» — съязвил Дюпон.
Руссо распрямился: «Это сейчас никто не рисует ТАК! Уверяю вас, в будущем это не будет казаться странным. Мне уже говорили, что моя живопись из другого времени, но я не могу измениться…»
«Вот и живите в другом времени, а нас оставьте в нашем!» — отрезал Дюпон и, резко развернувшись, поспешил за коллегами. Руссо покорно отошел к углу, где висели его картины. Может, вообще уйти с выставки? Скоро придут молодые художники — задиры и хулиганы. Уж они-то точно разнесут его картины в пух и прах. Но вдруг среди зрителей найдется тот, кому понравится? И Руссо остался. Сел перед красочной «Битвой льва с ягуаром», да и задремал с расстройства. Тут как раз и появились молодые насмешники — Матисс, Марке, Дерен. И вдруг Руссо привиделось, что его картина раскрылась, словно волшебная шкатулка. Из нее выпрыгнул чертик с зонтиком и бросился стегать дерзких задир по ногам. Те, взвизгнув, разбежались, как нашкодившие котята. Руссо вздрогнул и… проснулся. Молодежь уже спешила в другой зал. Но Анри Матисс, задержавшись, вдруг выдал: «Хотел разругать вашу картинку, папаша Руссо, да не получается. Как подумаю о вас плохо, ноги начинает ломить!»
Вот вам и чертик! До сих пор Руссо думает: может, и вправду некая неведомая сила защищает его? Ах, если б это так и было — как пригодилось бы сегодня такая защита! Ведь Руссо снова влюблен — воспылал страстью к прелестной вдовушке Эжени Леони. Конечно, она не девочка, ей — 54 года, но ведь и ему — 65. Он мечтает о Леони, как несчастный Дон Кихот о своей Дульсинее. А она сводит его с ума. Каждый день требует, чтобы ее водили гулять по парижским бульварам, благо весна в разгаре. Но на прогулках кокетка не разу не дала себя поцеловать. А уж дома, когда Руссо передает Леони отцу с рук на руки, вообще глупо думать о поцелуях. Старик не сводит с дочки цепкого взгляда, да и дочка, прожив больше полвека, ни в чем не перечит отцу. И как только ей удалось в свое время выйти замуж?..