Замок для двоих - Элеанор Фарнс

— Сказав очень неприятные слова.

— Но я не мог жить без тебя. Я должен был попросить тебя вернуться.

— Но препятствия остаются, дон Андре.

— Андре, — поправил он, — мы можем отбросить «дон».

— Препятствия остаются, Андре.

— Национальность. Но ты сама сказала, что это не является непреодолимым препятствием.

— Религия.

— Англия такая языческая страна. Ты язычница, Венеция?

— Нет. Но я и не фанатичка. Это тоже не непреодолимо, Андре. Сказать тебе, что я чувствую?

— Пожалуйста.

— В некотором смысле я чувствую себя так, будто эмигрирую в другую страну. Если идешь, все время оглядываясь назад, постоянно сравнивая новое со старым и не стараясь адаптироваться к новой жизни, то потерпишь неудачу. Если же рискнешь идти вперед, не оглядываясь на то, что было раньше, то, скорее всего, добьешься успеха.

И мне кажется, что то же самое и с браком. Нужно измениться сердцем, и любовь сделает это возможным. Помнишь, как в клятве, которую произносят при венчании: «Куда бы ты ни пошел, я последую за тобой». И еще: «Твои родные будут и моими родными». Мне кажется, что здесь не может быть половинчатых решений…

— Ты в самом деле так думаешь, Венеция?

— Конечно. — Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Мое восхищение тобой растет с каждым днем. А дети?

— Дети? — На секунду она не поняла, что он говорит об их будущих детях. Потом опустила глаза, и ее густые загнутые ресницы затрепетали. Она смутилась оттого, что до сегодняшнего дня даже не верила в то, что дон Андре любит ее (хотя мечтала об этом), а он уже обсуждал их возможных детей.

— Да, дети. Как быть с ними? — настойчиво спросил сеньор.

Он вздохнула и смело посмотрела прямо ему в глаза:

— Они будут испанцами, Андре, и будут воспитаны в испанском духе и религии. Потому что все остальное было бы для них чуждым и сделало бы их чужими среди своих. Их жизнь будет только интересней оттого, что у них будет мать-англичанка и английские бабушка и дедушка, которых они могли бы навещать. И еще дети будет говорить на двух языках.

— Дорогая, как я тебя люблю! — Он обнял девушку. — Но ты выглядишь ужасно усталой. Доктор хочет, чтобы ты полежала в постели. И, кроме того, мое дорогое дитя, тебе нужно принять ванну. Давай я отведу тебя наверх и оставлю с миром. Но помни, только на сегодня.

— О господи, конечно, мне нужно принять ванну, — опомнилась Венеция. — Я, должно быть, ужасно выгляжу. — Дон Андре помог ей встать на ноги, поддерживая в своих объятиях. — Знаешь, Андре, что ты не учел одну важную вещь? — Она улыбнулась, глядя в его темные глаза.

— И что же это?

— Ты ведь не просил меня выйти за тебя замуж. А я полагаю, что это — необходимое предварительное условие для появления на свет очаровательных детишек.

Дон Андре обнял ее так крепко, что Венеция вскрикнула. Ее ноющие спина и плечи запротестовали против такого обращения.

— Пойдем наверх, — сказал он, — пошли в постель.

Они поднялись по лестнице, прошли по широкому коридору, затем по узкому и остановились у старой, обитой железом двери. Дон Андре открыл ее и вошел внутрь вместе с Венецией.

Девушка снова вскрикнула, увидев себя в зеркале:

— О Андре, как ты можешь любить меня, когда я так отвратительно выгляжу? — Она торопливо старалась пригладить волосы и оттереть грязь с бледного лица. — Особенно если есть красивая Фернанда.

— Ты не менее красива. А сегодня особенно — даже если тебе нужно принять ванну. Фернанда все время пытается угодить. Ты же, Венеция, сражаешь меня своей прямотой. Я обожаю тебя. А теперь в постель и спать.

Он снял с нее жакет и начал расстегивать пуговицы на ее блузке. Венеция задержала его руку, положив на нее свою ладонь.

— Я совершенно уверена, Андре, ни одна испанская девушка не позволила бы этого, — строго сказала она. — Даже не позволила бы тебе войти в ее спальню.

— Тебе будет очень трудно в будущем не пускать меня в нее, — рассмеялся мужчина. — Но не в эту. Ты будешь жить со мной в доме, моя дорогая Венеция.

— Я буду скучать по этой комнате. Ты должен позволить мне сохранить ее за собой как личное убежище. Когда я буду сердиться на тебя, я смогу сюда возвращаться.

— А я немедленно буду приходить за тобой и относить обратно. Не сомневайся. — Его голос и взгляд подтвердили мрачную непреклонность, которая у нее ассоциировалась с испанским характером.

Венеция почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Ей захотелось броситься в его объятия… но Андре уже звонил в колокольчик, вызывая горничную, чтобы та наполнила ванну. Было не время для ласк. Он взял в свои руки ее грязные исцарапанные ладошки и поцеловал их, а потом нежно обнял Венецию и припал к ее губам. Когда вошла Паскуала, дон Андре оставил Венецию на ее попечение.

Приняв ванну и почувствовав себя освежившейся, Венеция скользнула на свежую, ароматную простыню и сразу уснула.

Это был очень напряженный день.

Когда девушка проснулась, ее первая мысль была об Аннине. Она позвонила в колокольчик. Появилась Тереза с едой на подносе. Увидев ее, Венеция вспомнила, что не обедала.

— Как сеньорита Анна? — спросила она.

— Я не знаю, сеньорита. Здесь был врач, дон Андре нанял двух сиделок. Я скажу сеньору, что вы проснулись, и он сам расскажет.

Но в комнату вошла донья Елалия, а не дон Андре, которого Венеции так хотелось видеть. Она уже начала думать, не пригрезилось ли ей все, что произошло между ними. Донья Елалия принесла огромный букет цветов как знак благодарности Венеции.

— Мы всегда будем вам так благодарны, дорогая Венеция. Наша упрямая Аннина наверняка бы умерла без вашей помощи и вашего мужества. И мы будем вечно у вас в долгу.

— Как она теперь, сеньора?

— Все еще без сознания, но специалист находится рядом с ней и собирается провести здесь ночь. И нам оказывают неоценимую помощь сестра Консуэло и сестра Мария. Все, что можно сделать, будет сделано. А как вы, Венеция?

— Спасибо, хорошо, донья Елалия. Только немного устала.

— Да, дон Андре рассказал мне. Отдыхайте, дитя мое, пока полностью не поправитесь.

Венеция чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы выйти к ужину. Присутствовали Рамон с Эмилией, отец Игнасио и врач, а также сестра Консуэло — дневная сиделка. Венецию сразу удивило то, что сестра Консуэло ходит в белом облачении с толстой белой веревкой вокруг талии. Позднее, увидев сестру Марию в черном облачении с белой лентой на лбу, девушка подумала, что в Испании ничего не может быть естественнее: они были сестрами ордена милосердия. У нее не было возможности поговорить наедине с доном Андре, особенно когда врач, заметив на ее лице следы усталости, предложил, чтобы она легла спать как можно раньше.