Нереальная реальность - Илья Стальнов

– Бежим! – крикнул Лаврушин. Он моментально врубился, что дело пахнет керосином. А оно пахло именно им.

Они бросились в пустой переулок, перемахнув через парочку спящих в коробках бомжей.

И вовремя. Шпана вся как по команде позабыла свои заботы, сорвалась с места и устремилась в погоню.

– Улю-лю! – орали уличные бандиты на чистом американском языке.

– Убьем тварей!

– Надерем белым задницу!

– Скормим ублюдков собакам!

– Оттрахаем!

Шпана попалась разговорчивая. Но орали негры куда лучше, чем бегали. Намеченных ими жертв, будто в подарок свалившихся с неба, гнал вперед ужас перед мучительной гибелью.

– Нате, суки, мать вашу, – ор становился все громче, и на него наложился грохот выстрелов.

Били стрелявшие косо и криво. В результате пули всего лишь достали двоих бандитов.

Друзья с приличным отрывом вырвались из тесного переулка в другой – еще более узкий, грязный, вонючий.

Долго так мчатся они не могли.

– Лестница, – крикнул Лаврушин.

Они быстро вскарабкались по пожарной лестнице. Взбесившаяся толпа тупо промчалась внизу, ни один не додумался поглядеть вверх.

Друзья взобрались на металлическую, гулко гудящую под ногами крышу. Прошли по ней. Теперь внизу была другая улица.

И здесь было еще веселее.

– Я размозжу ей голову! – орал отвратительно толстый, с колышущимся, вываливающимся из майки жиром тип на балконе соседнего дома. Он сжимал лапой шею изящной красотки и тыкал бедняжке в спину огромным пистолетом.

– Сдавайся, Горячий Ник, ты окружен! – орали в мегафон полицейские.

Копов было как муравьев в муравейнике. Они прятались за десятком полицейских машин, стоящих полукругом внизу.

– Полижи мои пятки! – весело орал бандит. – Я размозжу ей голову, если через пять минут не будет вертолета и миллиона долларов.

– Будь благоразумен, Ник!

– Я убью тебя, лейтенант! Я убью эту кошку! Я убью всех, ха-ха! – зловеще орал толстый, и его голос звучал как усиленный мегафоном.

– Нам здесь делать нечего, – сказал Лаврушин.

Друзья прошли по крыше дальше. И спустились по пожарной лестнице в безлюдный двор-колодец, в котором стояло две автомашины.

– Из огня да в полымя, – сказал Степан, вытаскивая сигарету из пачки «Мальборо», которую в последний момент прихватил со стола эсесовца.

– Где мы? – жалобно спросил Лаврушин.

– Добро пожаловать в Голливуд.

– И что?

– В мир маньяков и гангстеров.

– Ляпота-а…

Хлюп – с верхнего этажа выпало женское обнаженное тело, с мокрым хлопком промяло крышу машины и задергалось в конвульсиях.

– Дела-а, – протянул Степан.

Они шли по улочке, заселенной бесполезными бомжами, все как один спящими под газетами. Асфальт был покрыт ковром из бумажек, гнилых фруктов, объедков. Шпарило вовсю летнее жаркое солнце, высвечивающее безжалостно все изъяны донельзя запущенного и загаженного города.

Выдалась небольшая передышка – уже пять минут на их глазах никого не убивали и не насиловали.

– Как мы сюда попали? – осведомился Степан, ковыряя подобранным ржавым гвоздем в замке браслета от наручников. Гулять с такими украшениями было бы опрометчиво.

– Вот, – Лаврушин потряс «клавесином», который сжимал в руке. – Он открыл дверь в иной мир.

– Так давай, жми опять, – в голосе Степана ощущалось раздражение. – И смываемся отсюда.

– Ничего не выйдет. На меня что-то нашло. Какое-то откровение. Я знал, какая мелодия откроет дорогу.

– Предрассудки, – Степан откинул прочь браслет и потер руку, на которой была глубокая красная вмятина от железяки. – Жми – и все.

Лаврушин послушно нажал на клавишу. Звук был скрежещущий, продирающий до костей. Вокруг все заходило ходуном. Дома закачались. Кончился воздух. Тонко рассыпался звон, будто разбили разом все стекла. У друзей возникло ощущение, что они сами сейчас разлетятся на мелкие кусочки.

Кончилось все через секунду. И вовремя. Продлись этот раздрай еще чуток – и друзьям бы конец.

– Дела-а, – Степан вытер со лба пот, видя, что никуда они не переместились.

– Понял, что просто так эту штуку нельзя трогать?

– Понял… Это, Лаврушин, ты виноват. Это все твои эксперименты, – привычно завел шарманку Степан.

– Я, – смиренно кивнул Лаврушин.

– Ладно. Пошли, найдем место поспокойнее. Переждем, пока тебя не осенит, как убраться из этого клоповника…

– Ох, как я зол, мать вашу! – затараторил вынырнувший с ножом наперевес из пропахшего луком и нечистотами подъезда противный негр. – Ваши кошельки, мать вашу. Быстро, мать вашу… Ох, как я зол, вашу мать!

– Припадочный, – вздохнул Степан. Поднял с асфальта оброненную кем-то, наверное, во время разборок, бейсбольную биту и врезал негру по хребту.

Негр рухнул на колени. К такому обращению он не привык. Он вскочил и припустился наутек.

– Ох, как я зол! – заорал он издалека. – Вы покойники, слышите! Вы покойники! Мать вашу, вашу мать!

– Сумасшедший дом, – покачал головой Лаврушин.

– Боевик.

Оказаться в незнакомом мире без денег и документов – это ли не причина для дурного настроения. Да еще в каком мире!

Впрочем, и здесь были свои прелести. Через пару улиц в пустынном закутке стояла развороченная гранатометом инкассаторская машина. Пламя лизало кабину. Резиновое колесо оплавилось. Рядом все было усеяно трупами бандитов и инкассаторов, мертвые пальцы некоторых так и не выпустили оружие.

Бойня здесь была знатная. И закончилась она только что. Все эти люди нашли смерть в этом месте, оно стало последним, что они видели на этой земле. Ярость, алчность, страх смерти, бешеное желание во что бы то ни стало достать врага – все переплелось здесь, собралось в единый мощный порыв взаимоуничтожения. Из участников бойни не осталось в живых никого.

И на земле лежали оставшиеся бесхозными кожаные сумки.

– О, – воскликнул Степан, открыв сумку.

Она вся была наполнена пачками стодолларовых купюр.

– Пригодится, – он взвалил сумку на плечо.

– Ты чего? – заволновался Лаврушин. – Арестуют.

– Все равно пропадать. Бери-ка лучше еще сумку.

Они вышли к скоростному шоссе. Там вертолет гнался за тяжелым грузовиком. Большой синий грузовик ледоколом ломился через дорожное движение и как обломки льдин расшвыривал попутные машины. Лязг и грохот стоял такой, что уши закладывало. Высунувшийся по пояс из салона вертолета человек в черных очках и черном костюме палил по грузовику из автомата.

– Ну не психи? – вздохнул Лаврушин.

– Психи.

Вскоре они выбрались в более-менее приличное место. На чистенькой улице никого не били и не увечили. Все куда-то спешили с каменными лицами за исключением приторно благочестивых типов в белых балахонах, собиравших средства на поддержку Церкви Вельзевула-страдальца. Они призывали помогать деньгами и записываться, поскольку с «Иисусом каши не сваришь, а Вельзевул – такой парень, с ним хоть в хоть в огонь, хоть в воду».

Вдруг Лаврушин сбил шаг, и замер. Медленно обернулся.

В переулке, рядом с китайским ресторанчиком, замерло НЕЧТО.

Тьфу, конечно, не НЕЧТО. Просто псина. Огромная, черная, похожая на ротвейлера псина, только по размерам куда больше. Но Лаврушину показалось, что это и не пес вовсе, а зловещее таинственное существо. Словно сама сатанинская ТЬМА сгустилась здесь в этом обличье.

Лаврушин встряхнул головой, отгоняя наваждение. Надо же, как нервы расшалились. Но почему пес смотрит так пристально именно на него? И эти глаза. До псины – метров двадцать, а кажется, будто они глядят друг на друга глаза в глаза.

Собаку закрыл отряд голоногих, коротокоюбочных, в старинной красной полувоенной форме голенастых девиц, марширующих под барабан. Когда они прошли, Лаврушин увидел, что собака заметно приблизилась. И что она направляется к ним.

Пес нашел в городе цель.

– За мной! – Лаврушин хлопнул Степана по плечу.

– Что?

– Сматываемся!

Лаврушин выбежал на проезжую часть, по которой тек непрерывный железный поток автомашин весь в желтых пятнах такси.

Одно такси остановилось. Лаврушин попытался открыть дверь, но дрожащие пальцы соскользнули по ручке.

А собака была еще ближе. Теперь она неслась, лихо огибая прохожих, с необычайной ловкостью скользя меж ними. На нее чудесным образом никто не обращал внимания.

Степан открыл дверцу и толкнул друга в салон. Сам устроился рядом.

– Быстрее! – крикнул Лаврушин.

Водитель-негр пожал плечами:

– Как скажешь, парень. Лишь бы капали зеленые.

– Будут зеленые, – Лаврушин кинул на сиденье стодолларовую бумажку.

– Ам, – только и выдавил таксист, и так нажал на акселератор, что машина прыгнула вперед.

Лаврушин обернулся и увидел, что по кромке проезжей части огромными прыжками несется черный пес. Он бежал очень быстро. Не отставал!

– Еще быстрее! – крикнул Лаврушин, подкрепив свои слова еще одной сотенной бумажкой.