Сказки Бурого Медведя - Лепешкин Михаил

— А может, они на моём дворе захотят? — опять раздалось в толпе, и народ зашумел, но князь вроде опять не услышал.

— Будут они школы создавать да детей ваших грамоте учить! Будут они больницы строить, где лечиться вы будете от скорбей своих. Тот же, кто будет мешать сим полезнейшим нововведениям, будет считаться подлым разбойником и вором, коие подлежат немедленному убиению!

Сказали мне, что ведьм в вашем городе споймали, которые вред великий творили и отца Патона извели. Завтра суд судить буду, и коли вина их доказана будет, так сказним проклятых, на костре спалив прилюдно.

Сказав такую речь, князь сошёл с лобного места, вскочил на коня и отправился на храмовое подворье — благодарить сломанное древо за лёгкий путь да побеседовать с отцом Мигобием.

Привёз князь с собой ещё одного великого просветителя сломанного древа — отца Николия, который заменит отца Патона.

Знал его отец Мигобий. Хорошо знал. А потому сразу понял, что их с отцом Патоном сюда отправили для начала дела, чтобы самую трудную работу своротить и своими жизнями рисковать. А как готово всё будет, так отец Николий и вступит в должность наместника великого хранителя сломанного древа. Вот уж чего-чего, а чтобы его трудами так нагло пользовались, отец Мигобий никогда не позволит. А потому — надо наперво его быстренько с ведьмой свести, да чтобы она его на место поставила. Может, и сбежит. Не любят все эти неженки-любимчики трудностей. А коли нет, так что-то ещё придумывать надо.

Разговор состоялся недолгий. Князь с дороги решил отдохнуть, а отец Николий, расспросив о том, сколько ведьм сожжено, и узнав, что ни одной, насупился. Отец Мигобий посоветовал ему поговорить с ведьмой, что в башне, потому что сильна она. Никогда он таких не встречал. А с людоедкой — что говорить? Она уже во всём созналась. И пытать её особо не пришлось, так, немного. По поводу же малого количества сожжённых тварей — подите и попробуйте. Народ тут дикий, непросвещённый, а потому и князю не даст просто так кого-то казнить, а уж вам-то, чужаку, и подавно.

Сходил отец Николий к ведьме в башню, но ничего в ней, кроме девки молодой, не увидел. Хороша конечно, можно было бы с ней поиграться, но надо как можно больше работы показать. Значит, в ближайшее время, пока князь тут, сжечь её придётся. Вторая вообще впечатления не произвела. Грязная, запуганная, с безумными глазами и следами пыток. Обычная мелкая ведьма, или даже просто людоедка.

На следующий день начался княжий суд. На лобное место поставили кресло, красным сукном укрытое. Рядом стол для судей и столик для писца. Вокруг встала храмовая стража и княжие кмети. Яробой знал, что Ясну сегодня судить будут, да уверился, что ничего с ней не сделают, ибо сильно верил в её невиновность. Он стоял не в карауле, а в толпе, на всякий случай, чтобы вовремя распознать начало бунта, коли тот случится.

Сначала вывели Неленю и принесли девочку с ожогами, красную от лихорадки, чуть живую.

— Читаем обвинение! — прокричал бирюч, развернул свиток и начал читать…

Вчера все как-то пропустили, что сказал князь относительно письменности, а теперь уже и прочувствовали. Обвинение было составлено и написано на ботовом языке, а значит, никто ничего не понял.

— Ты нам эту тарабарщину не калякай! Ты по-человечески читай!

— Или дай сами прочтём!

— Выйдите кто да читайте! — прокричал в ответ бирюч. — Вам же вчера сказано было, что теперь будет только богова грамота, а всё что до этого было — это ничего не стоящие каракули! Вы оглохли что ли? А поскольку вы все темнота, грамоте не обученная, так и быть, переведу вам!

«Вдова Неленя, бесами и прочими тёмными силами соблазняемая, дочь свою Лисуню хотела в печи изжарить и съесть! Но сломанное древо невинного ребёнка в обиду не дало и направило к ней святейшего отца Карлиона, здесь присутствующего, который её за сим делом и застал, и злые замыслы её разоблачил! После, на дознании, и сама она созналась в злодействе своём! Теперь выносим приговор на суд княжий. Пусть он и решит, что с людоедкой делать».

Посмотрел народ на дикий Неленин вид, на девочку обожжённую, зашумел, заволновался, но что тут скажешь? Неленя же лишь плакала да мычала что-то, то ли от страха, то ли от безумия.

Князь выждал некоторое время и сказал кратко: «Виновна. Сжечь на костре!». Стражники тут же схватили несчастную и утащили обратно в темницу, а отец Мигобий взял Лисуню и прокричал:

— Приговор произнесён, но надо посмотрет, как сломанное древо отнесётся к дефочке! Коли исцелит её, то будет жить она! Коли нет, то тоже в костёр с матерью пойдёт, ибо тогда будет ясно, что колдовство и в неё проникло! Вот смотрите! Заворачиваю я её в покривало со знаком сломанного древа и тепер отнесу её в храм ненадолго, под чудодейственное его изображение!

Прошествовал он торжественно в храм, к фигуре сломанного древа, положил покрывало, незаметно вынув из него девочку и спрятав её под своим широким платьем, и быстро пошёл к Ясне.

— Вот смотри, ведьма, дефочка страдает. Сможешь её исцелить?

— Смогу, да вот только опять это всё планы ваши подложные! Уходите отсюда!

— Если ти её не вилечишь, то сгорит она вместе с матерью! — сказал так отец Мигобий, и положив девочку на стол рядом с Ясной, вышел из камеры дверью хлопнув.

Ясна глядела на мучения бедной Лисуни, которую знала с самых первых дней ее жизни, слышала ее хрип, потому что кричать та уже не могла. Она прекрасно понимала, что это исцеление будет использовано для увеличения славы сломанного древа и во вред её родной вере, а значит, принесёт много горя её народу. Но вид страдающего ребёнка рвал сердце, а надсадный хрип душу вытягивал! Из глаз её полились слёзы, она подняла голову и спрятала руки за спину, стиснув их в замок так, что пальцы побелели.

— Не могу я! Нельзя этого делать! А-а-а!.. — закричала она, но руки уже делали своё дело, вытягивая из девочки жар…

— Вот так-то оно лучше! — улыбнулся отец Мигобий, услышав, что девочка утихла, и через некоторое время вернулся в камеру.

Ясна ходила по камере, укачивая малютку на руках, и взглянула на отца Мигобия так, что у того мурашки по спине побежали.

— Думаешь, что твоя взяла? А вот не отдам её тебе, и объясняй это князю и народу как хочешь. Уходи!

Опешил от таких слов отец Мигобий.

— Как не отдашь? Да ти… Да я!.. — И тут понял, что и правда ничего с этой ведьмой ему не сделать! — Что ти хочешь?

— Лисуню отправишь к моей матушке, она знает, что дальше с дитём делать. А нас с Неленей вместе на одном костре сожжёте!

— Не пойму я тебя, ведьма, ти же ведь уйти можешь в любое время! Почему ти ещё здесь? Зачем на костёр идёшь?

— А зачем ваши святые на смерть шли?

— То святие! — поднял палец отец Мигобий. — Ти — ведьма! Они за свою веру смерть приняли, а ти в ереси упорствуешь!

— Они за свою веру смерть приняли, а я свою веру отстаивать буду. Так что скажешь на условие моё?

— Что я скажу? Всё равно тебе в огне гореть, так какая разница — вместе с лудоедкой или по отдельности. Знаю, что слово с меня попросишь. Даю тебе слово. Скоро тебя на суд виведут. Готовься.

— Готова я. Давно уже готова, — глядя прямо в глаза отцу Мигобию, ответила Ясна.

— Обещай лечить от сломанного древа, и я спасу тебя! Слишишь, Ясна? Ти ещё много пользы своему народу принести можешь! У вас огромние знания, которих нет нигде в просвещённом мире! Я дам рекомендации к королям, ти будешь блистать при самих просвещённих дворах! Тобой будут восхищаться! Тебе будут завидовать!

— Достаточно, что вы мне завидуете. Сделайте, как поклялись, и пусть всё идёт как должно.

— Жаль! Жаль. Давай дефочку, как всё закончится, я отправлю её к твоей матери

Пронёс отец Мигобий спящую Лисуню в храм, незаметно укрыл покрывалом и вышел с ней на площадь:

— Смотрите, луди! Я не знаю приговор сломанного древа! Пусть кто-то из вас откроет покривало! Ну, кто?

На помост поднялись гончар Полюта и жена его Красава. Люди небогатые, но достойные. Взяли свёрток и аккуратно развернули. Народ подался вперёд, ожидая решения сломанного древа.