Незнакомцы на мосту - Джеймс Донован

Вопрос. Скажите, во время этих встреч вы передавали какую-нибудь информацию?

Ответ. Да, сэр.

Вопрос. Получали ли вы когда-нибудь деньги от этих людей?

Ответ. Да, сэр.

Вопрос. Не скажете ли, какую сумму вы получили за все время, что находились в Москве?

Ответ. Две с половиной или три тысячи долларов.

Вопрос. Не вспомните ли, сколько раз вы получали деньги?

Ответ. Думаю, пять или шесть раз.

Вопрос. Не вспомните ли, каким образом была передана вам первая плата, или, прошу прощения, первая сумма?

Ответ. Помню. Первые деньги, которые я получил от них, я обнаружил в своей одежде…

На следующий день после первой встречи с Бобом Деем Роудс отправился в Германию, чтобы встретить жену и дочь, которые направлялись к нему в Москву. Он отсутствовал двенадцать или пятнадцать дней, а когда вернулся, то неожиданно обнаружил две тысячи рублей, происхождение которых не мог объяснить.

Вопрос. Что такое две тысячи рублей в американских деньгах?

Ответ. Пятьсот долларов.

Вопрос. Затем, согласно вашим показаниям, вы получали от русских деньги пять или шесть раз?

Ответ. Да, сэр.

Вопрос. Теперь, сержант, скажите, давали ли вы расписки в получении этих денег?

Ответ. Давал.

Вопрос. Эти расписки были подписаны вами?

Ответ. Да, мною.

Вопрос. Не вспомните ли вы, сержант, давали ли вы этим людям какие-либо подписанные вами заявления? Ответ. Я не знаю, сэр. Просто не знаю.

Юридически Роудс не был заключенным, но находился теперь под казарменным арестом, и ему было приказано являться в суд в штатском платье. Армия ждала своей очереди. Военный трибунал был только делом времени.

Томпкинс. Вы сообщили о том, что передавали информацию этим людям?

Ответ. Да, сэр.

Вопрос. То, что вы передавали, было правдой или неправдой?

Ответ. И то и другое.

Вопрос. Передали ли вы им сведения о вашей работе в посольстве?

Ответ. Да, сэр.

Вопрос. Сообщили ли вы им, что вы прошли подготовку для работы шифровальщиком?

Ответ. Да, сэр.

Вопрос. Не вспомните ли вы теперь, не передавали ли вы сведения, касающиеся поведения и привычек военного персонала посольства?

Ответ. Передавал, сэр.

Вопрос. И о поведении сотрудников государственного департамента?

Ответ. Да, сэр.

Роудс показал, что за время пребывания в армии он служил в Абердине (Мэриленд), в Форт-Бельвуар (Вирджиния) и в Пентагоне, где и получил подготовку для работы в шифровальных отделах. Кадровый военный признался в том, что передавал русским сведения обо всех своих должностях и обязанностях.

Вопрос. Сержант, после вашего возвращения в Соединенные Штаты располагали ли вы каким-либо методом связи? Под этим я понимаю вступление в контакт с русским посольством в Соединенных Штатах.

Ответ. Да, располагал, сэр.

В течение трех недель подряд он должен был посылать статьи, вырезанные из газеты «Нью-Йорк тайме», в которых содержались критические замечания в адрес России. На вырезках с этими статьями должна была быть пометка в виде красного вопросительного знака. На четвертый раз, в тот же день, когда вырезка должна была быть направлена в русское посольство в Вашингтоне, Роудс должен был находиться перед театром в Мехико. Там его должен был встретить русский агент.

Вопрос. Была ли какая-нибудь специальная договоренность о том, как вам следует одеться?

Ответ. Об одежде специальной договоренности не было, но я должен был держать в руке или курить трубку, которую они мне дали.

Вопрос. Теперь, возвращаясь на минуту к полученным вами инструкциям, мы хотели бы узнать, пытались ли вы вступить в контакт с русским посольством, после того как вернулись в Соединенные Штаты?

Ответ. Нет, сэр.

Вопрос. Пытались ли вы вступить в связь с кем-нибудь в нашей стране?

Ответ. Нет, сэр.

На этом закончился допрос Роудса обвинением.

Донован. Я прошу вычеркнуть все эти показания и прошу, чтобы присяжным было указано не принимать их во внимание как несущественные и не имеющие отношения к обвиняемому.

Было уже около четырех часов, и судья Байерс отпустил присяжных. Защита же продолжала доказывать, почему, по нашему мнению, показания Роудса не имели отношения к делу.

Донован. Ваша честь, девяносто девять процентов показаний, сделанных сегодня этим человеком, относятся к заговору, если таковой имел место, который совершенно не связан с заговором, упомянутым в обвинительном акте. Ваша честь, в этих показаниях нет утверждения того, что этот человек когда-либо знал обвиняемого, а также того, что этот человек когда-либо знал Хэйханена. В них нет также утверждения того, что он когда-либо знал кого-нибудь из тех, кто назван сообщниками в обвинительном акте.

Судья Байерс. Нет ничего удивительного, мистер Донован, что в такого рода заговоре несколько его участников не знают других. Это совсем не какой-нибудь ничтожный сговор с целью поджечь дом. Это заговор крупный, со множеством ветвей и ответвлений.

Донован. Ваша честь, предполагается, что этот заговор инспирирован советской военной разведкой. Другой заговор, о котором мы слышали сегодня днем, по-видимому, представляет собой злоключения человека, напившегося допьяна и совершившего в Москве различные проступки. Я обращаю ваше внимание на то, что здесь нет никакой связи, которая делала бы эти показания относящимися к данному случаю.

Судья Байерс. Ну, я не готов сказать «да» и не готов сказать «нет». Я хотел бы зарезервировать свое решение по вашей реплике.

Донован. Благодарю вас.

Вторник, 22 октября

Трудно было вспомнить, когда на смену понедельнику пришел вторник. Большую часть вечера в понедельник мы готовились к встрече с Роем Роудсом и засиделись допоздна. Обвинение пошло навстречу нашим просьбам относительно заявлений, сделанных Роудсом нескольким следственным органам. Мы прочли все заявления и прослушали записанные на магнитофон допросы, проведенные работниками армейской контрразведки. По мере того как ленты одна за другой раскручивались с магнитофонных кассет, я понял, что Роудс передал русским информацию, касающуюся вопросов национальной безопасности. Поэтому обвинение не могло настаивать на том, чтобы он рассказал в открытом судебном процессе о секретах, проданных им русским. Если бы Роудс рассказал все, его показания нанесли бы ущерб американским дипломатическим представительствам в Москве и в других столицах иностранных государств.

Проблема еще больше осложнилась, когда мы узнали из магнитофонных записей, что он давал противоречивые показания по важнейшим вопросам, говоря одно ФБР и совсем другое армейским следователям. Нужно было информировать присяжных о его двуличности, но как мы могли поставить под сомнение показания Роудса, не разглашая секретные военные сведения?

Только в три часа ночи я лег спать. Я спал до девяти. Быстро побрившись, принял душ и проглядел заголовки утренних газет за завтраком, состоявшим из черного кофе, воды со льдом и сигареты. «Джи Ай говорит: женщины и водка привели его к измене», «Джи Ай рассказал о продаже секретов Советам», «Джи Ай признается, что сотрудничал с русскими во время службы в Москве». На фотографии в одной из газет ухмыляющийся Рой Роудс покидает зал суда.

Судья Байерс начал заседание коротким заявлением. Он отверг наше предложение об изъятии из протоколов показаний Роудса, сделанных им во время прямого допроса. Затем Томпкинс и я подошли к судейскому столу, и, так чтобы не слышали присяжные, я объяснил, в чем состоит противоречивость показаний, сделанных сержантом Роудсом вне суда.

Судья согласился на мою просьбу провести совещание в его кабинете и отпустил присяжных, сказав:

— Мы сделаем перерыв на тридцать минут, господа присяжные. Я полагаю, что вам лучше подождать в комнате для присяжных.

На нашем совещании присутствовали специальный помощник начальника отдела юридической службы армии и полковник военно-воздушных сил. Я начал с того, что сказал судье Байерсу, что некоторые признания, сделанные Роудсом военным, все еще имели секретный характер и раскрытие их нанесло бы ущерб национальным интересам Соединенных Штатов.

— Эти показания касаются деятельности этого человека в Москве, — сказал я, — и, в частности, говорят о том, что он передавал сведения и о наших попытках добыть там разведывательные данные. Обнародование этого факта означало бы публичное признание разведывательной деятельности наших атташе при посольстве в Москве.

— Роудс, — продолжал я, — был вызван в качестве свидетеля по выбору обвинения. Теперь мне приходится вести его перекрестный допрос. Обвинение, — сказал я, — поставило меня в чрезвычайно затруднительное положение. Как назначенный судом защитник, я обязан сделать для своего клиента все от меня зависящее. Но я также гражданин Соединенных Штатов и все еще имею звание офицера военно-морской разведки. Три года во время второй мировой войны я работал в Управлении стратегических служб, помогая создавать постоянную центральную разведывательную систему в нашей стране. Меньше всего на свете я хотел бы, чтобы нашему разведывательному сообществу был нанесен ущерб, — добавил я. — Однако, выполняя свои обязанности защитника Абеля, я должен познакомить присяжных с противоречивыми заявлениями Роудса. По этим причинам, — утверждал я, — так же как и по изложенным мною накануне, все показания Роудса должны быть целиком вычеркнуты из протоколов.