Командир Особого взвода - Вадим Шарапов

  - Кто со мной? - Нефедов уже мысленно прикидывал варианты.

  - Бери Никифорова. И все. Все! - Иванцов повысил голос, глядя на Степана, кторый уже собирался ответить что-то злое. - Больше никого не дам. И не могу дать. Здесь такое творится после войны, что каждый человек, альв ли - на счету. Бери кого даю! Он сибиряк, парень крепкий, да и разбирается в этих делах...

  "Этими делами" полковник Иванцов всегда называл боевую магию.

  Перелет до Обдорска запомнился старшине Нефедову только тошнотворной болтанкой и пронизывающим холодом, от которого ноги в шнурованных ботинках превратились в два задубевших полена. Всю дорогу Степан страшно завидовал Никифорову, который предусмотрительно обзавелся унтами и мирно спал, укутавшись в полушубок. На аэродроме их встретили - только затем, чтобы через сутки усадить в гидроплан и отправить на Ямал. Им повезло - вода в Обской губе еще не встала, самолет благополучно проскользил до самого берега.

  Дальше началась выматывающая нервы и тело бесконечная северная дорога.

  Олени. Олени. Олени. Собаки. Лыжи. Снова олени. Мгновенно набравшая силу полярная зима. Степан и Никифоров, вместе с несколькими приданными в Обдорске солдатами из местных уроженцев, мотались по дальним стойбищам - небритые, вечно голодные, с красными от недосыпа глазами. Но головоломка постепенно выстраивалась - сквозь глухое испуганное молчание ненцев, сквозь слухи и выдумки, кочующие по тундре, сквозь отрывочные шифрограммы, которые удавалось принять в пурге, если Никифоров мог открыть канал связи. Каждая новая часть мозаики становилась на место, и Степан, сметая крошки последних сухарей в ладонь, чувствовал, как беззвучно собирается нужный механизм - словно "парабеллум" из отдельных промасленных деталей.

  Все следы вели к Белому острову - и к Табкоче Ямалу.

  И вот теперь все полностью встало на свои места. Шаман вернулся - живой ли, мертвый, неважно. Степан привычным чутьем уже ощущал угрозу, исходившую от этого странного существа, с которым ему - он знал этот точно- вскоре предстояло столкнуться лицом к лицу.

  * * *

  - Откуда знаешь? - спросил Степан Нефедов, отставляя в сторону пустую кружку. Никифоров постучал по старинному медному чайнику. поднял крышку, сыпанул туда еще горсть заварки.

  - Завтра - Ночь Ворона. Здесь верят, что в эту ночь мертвые тоже встают из могил и идут платить живым за все обиды.

  Они сидели в чуме Маруя Яптика. Совсем бедный чум, шкуры во многих местах прохудились и оттуда нещадно задувал холодный зимний ветер, заставляя спящих кучей солдат натягивать на лица куртки и сжиматься комком. Сам хозяин с извиняющейся улыбкой сидел чуть поодаль и при скудном свете очага латал рваную малицу, пришивая на нее очередную заплату, которых и так уже густо пестрело на вытертой до блеска оленьей коже.

  - Отсюда до Белого совсем немного - километров десять через пролив, - Никифоров засучил рукав гимнастерки, ловко выхватил из огня печеную картофелину, подул на нее, уронил под ноги.

  - Картошка здесь откуда? - удивился Нефедов, недоверчиво трогая обугленный клубень. Никифоров улыбнулся.

  - Это, товарищ старшина, трофей. Маруй говорит, что здесь несколько лет назад большой корабль всплыл из-под воды и разбился в шторм на камнях.

  - Очень большой, совсем большой, - пробормотал Маруй Яптик, протаскивая нитку сквозь малицу.

  - Подводная лодка, что ли?

  - Похоже на то. Гляди.

  Никифоров выдернул из костра не догоревшую еще палку, указал ей вбок. Приглядевшись, Степан хмыкнул. У стены чума лежал лист поржавевшего железа, на котором четко виднелась часть свастики.

  - Местные жители что успели - растащили, а остальное утянуло в океан. Так что, в войну тут, видать, не совсем спокойно было...

  - Понятно, - старшина снова задумчиво потрогал пальцем горячую картофелину, потом спросил:

  - Значит - завтра? С Обдорском связи нет?

  - Отсюда? Какое там... Даже до погранзаставы не могу докричаться. Пурга, и в голову точно гвоздь забили.

  Степан уже спал, с головой закутавшись в меховой мешок, а Никифоров еще долго сидел у потухшего очага. Потом он встряхнулся, небрежным движением рук проверил охранные обереги, расставленные вокруг стойбища. Кончики пальцев резануло ледяной бритвой, и военный маг довольно усмехнулся.

  Перекрестился, лег и уснул.

  До Белого шли в полной тишине. Пурга закончилась, и мир вокруг стал стеклянисто-нереальным, призрачно светилось небо, на кромке горизонта сливающееся с землей странным белым ковром. Каждый скрип снега звучал как выстрел. Запасные олени сбились в плотную кучу и шли, боязливо прядая ушами. Даже собаки, обычно перелаивавшиеся друг с другом, притихли, только вожак - большой хаски, которого Никифоров прозвал Ворюгой - злобно хрипел в постромках. Солнце краем показалось из-за горизонта и снова упало, погрузив все во мглу. Абсолютное безмолвие тяжко давило на уши, и Нефедов все чаще приказывал остановиться, свериться с компасом, разворачивал карту. Ничьих стойбищ здесь не попадалось, отсюда давным-давно ушли все, кто мог.

  Лед пролива перешли без приключений, оставив оленей на берегу, под присмотром испуганно притихшего Маруя Яптика, который наотрез отказался идти дальше.

  - Здесь, - хрипло сказал Никифоров, - это уже почти рядом.

  Нефедов глянул на него. Солдат шел, запрокинув голову и закрыв глаза, как будто его тянула вперед невидимая веревка.

  - Что - рядом? - спросил он, знаками показывая солдатам, чтобы они распределились цепью.

  - Святилище... - пробормотал Никифоров. Потом остановился, упал на четвереньки в снег - и зарычал по-волчьи, вздернув верхнюю губу, не открывая глаз. Как будто только этого и ждали, дружно взвыли собаки.

  - Твою мать! - в пальцах у Степана пополам сломалась пластинка оберега. И тут же вокруг осыпалась невидимая паутина, открывая человеческому взгляду шевелящийся снег тундры. А из под снега - тянулись вверх, вставали, озирались пустыми глазницами, ощерив промороженные челюсти...

  Менквы. Души великанов, о которых детям рассказывают страшные сказки. Только сейчас вместо великанов на Степана и его людей шли мертвецы. Обычного роста, в обрывках шкур и погребальных бус, переставляя почерневшие ноги, на которых лопались остатки сухожилий, они поднимались, сжимая обломки копий и ножей, буравя собой мерзлоту, в которую были уложены века назад.

  - Там! - Никифоров кричал, указывая за сопку. - Там святилище Ямала! Он должен быть там!

  Военный маг вскинул руки, до хруста сжал в кулаках острые кристаллы кварца. Кровь потекла по запястьям, воздух вокруг него загудел, подернулся серебряными нитями. Менквы молча шли, продираясь сквозь невидимую защиту.