...Встретимся в октябре... (СИ) - Моран Маша

Сорвался в какую-то черную бездонную пропасть, в которой существовало только Настино горячее дыхание. И именно в этой темноте и в звуках ее рваных хрипов и попыток сделать вдох, я хотел существовать.

Сперма толчками вырывалась из члена, наполняя Настин рот. То, что она пыталась ее проглотить, стало последней каплей, добившей меня.

Она давилась, но глотала. По губам и подбородку текли белые струйки, из глаз слезы, но она жадно и быстро облизывала мой член, снова вгоняя ногти в мой зад и дыша так горячо, что казалось, будто меня сжигают заживо.

Лучше этого в моей жизни не было ничего. До этого момента я не видел, не слышал и не ощущал ничего… совершеннее.

Меня уже буквально трясло. Оргазм казался… разрушительным. Настолько кайфовым и одновременно опустошающим.

Внутри Настиного рта было… я не знал таких слов. Я хотел провести так вечность. Не думая ни о чем. Просто долбясь в нее до слепящей темноты перед глазами.

Кожа горела и слазила. Я стонал что-то бессвязное, умоляя ее открыть рот шире, впустить меня глубже, глотать… Глотать все до последней капли…

Настя тоже стонала. Ее голос срывался, она захлебывалась, но издавала настолько потрясающие звуки, что мое наслаждение превращалось в мучительно-сладкую пытку.

Когда она неожиданно всосала член в рот, меня окончательно накрыло. Я хрипел и бился в ее губы, сжимая ее волосы в кулаках и отчаянно пытаясь удержаться на ногах.

По телу проходили разряды тока. Меня трясло, била такая дрожь, что сложно было дышать. Перед глазами темно, а в ушах шум крови и Настины стоны.

Я сполз по стене на пол. Просто упал. Ноги уже не держали, а мозг не соображал. Кроме наслаждения в голове и теле не осталось больше ничего. И всему виной Настя, которая перебралась на мои колени, прижалась ко мне и обняла нежными руками.

Ее мягкие губы коснулись моего уха, пока я пытался выровнять дыхание.

Я с трудом вникал в смысл ее слов, погружаясь в мягкое ласковое и до одури искушающее звучание голоса.

— Ди-и-има… Димочка… Мой храбрый герой… Ты простишь меня за то, что я написала? Что мне еще сделать, чтобы простил?

Я неожиданно очнулся. Пришел в себя от ее слов. Расслабленность сменилась яростью, мгновенное придающей сил.

Я сжал ее подбородок, притягивая Настино лицо почти вплотную к себе:

— Значит, это все, только чтобы я тебя простил? Тебе хоть капельку хотелось сделать это просто..?

Настя прижалась к моим губам, и я вздрогнул, ощущая свой собственный вкус. В этом было что-то… до странного необычное и порочное. Какое может быть только с ней.

— Хотелось… Хотелось. Какой же ты иногда глупый…

Я сжал ее так крепко, как только мог. Вдавил в себя, зарываясь носом в волосы. Настя устроила голову у меня на плече.

Я вдыхал аромат ее влажной от испарины кожи и никак не мог насытиться. Не мог перестать хотеть. Надышаться ею невозможно. И никогда ее не станет достаточно.

Я влип. Влип по уши. Погряз в ней. И теперь никак не выбраться. Нечего даже пытаться.

Глава 27. Настя

Так страшно мне не было еще никогда. Я боялась до дрожи, до темноты перед глазами. До нервно трясущихся пальцев и окровавленных от зубов губ.

Я боялась спугнуть свое счастье. Боялась, что оно исчезнет. Растворится. Что кто-то украдет его у меня.

Украдет Диму.

Он не отпускал меня от себя ни на секунду. Когда я попросилась в душ, он направился следом. И даже когда я, с огромным трудом, уговорила его подождать снаружи, он так и остался в ванной.

Я тряслась от страха и неуверенности, стоя перед дверцей душевой, за которой мутно расплывался Димин силуэт.

Он уже видел меня обнаженной. Но тогда все произошло неожиданно. А сейчас… Сейчас я осознавала, что он видел все. Он ласкал меня между ног, а я сосала у него, сходя с ума от ощущения непривычного, но наркотически приятного вкуса.

И все равно продолжала трястись.

У меня не было потрясающих форм, идеальной фигуры. Не было даже возможности ухаживать за собой. Я провела кучу времени, будучи кошкой! Даже болезненная худоба, которую я приобрела, сейчас казалась недостатком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но прятаться вечно я не могла. И уже не хотела. Для меня была ценной каждая секунда в своем теле. Но еще более ценной – каждая секунда с Димой.

Я вышла из своего укрытия, тут же попадая в Димины объятия. Он закутал меня, как ребенка, в пушистое полотенце и прижал к себе, неспешно водя ладонями по спине.

Я расслабилась. Напряжение отступило, и я вцепилась пальцами в его одежду. Только бы он не отпускал и не отстранял.

Его голос прозвучал глухо и надтреснуто:

— Как еще объяснить, что больше мне никто не нужен?

Его грудь вибрировала, а сердце билось быстро и гулко. По моему телу прошла дрожь. Дрожь страха. Своими руками я чуть было не прогнала его…

Дима снова сгреб мои волосы на затылке и оттянул голову, заглядывая в глаза. Его карие глаза… Невозможно было оставаться равнодушной, глядя в них. Его взгляд затягивал. Тяжелым якорем утягивал на дно. Интересно, он знал, каким оружием обладает?

— Ты идеальный, Дима… Не просто красивый и умный… Ты… настоящий мужчина. Такой, о котором мечтает каждая женщина.

Дима выгнул бровь. Его взгляд стал жестким, колким, ироничным.

— Но для тебя этого недостаточно?

— Твоя мать была права в одном: тебе нужна особенная девушка.

Дима ухмыльнулся, сильнее сжимая мои волосы и приближая свое лицо к моему:

— Куда уж особеннее?

— Я боюсь… – Я сглотнула, выдохнув свою тайную правду. – Мне очень-очень страшно… Я так хотела быть… – Я горько усмехнулась: – …благородной. Показать, что ни на что не надеюсь. И ничего не жду от тебя. Ты ведь мне ничего не должен. Но ты, Дима, чертов идеал.

Он снова вскинул брови и удивленно улыбнулся.

Хотел что-то сказать, но я не дала. Продолжила. Пока были силы.

— Я боюсь, что тебе однажды надоест. Я надоем.

Он покачал головой. В глазах мелькнула злость, когда он отвернулся.

— У нас так мало времени вместе, а ты каждый раз говоришь только об этом. Тебе самой еще не надоело? Сколько баб мне сюда притащить, чтобы ты наконец успокоилась и признала, что я тебе нравлюсь?

Я судорожно сжала пальцы на его рубашке. Ткань затрещала, и пуговицы натянулись в петлях. А мне хотелось вырвать их с мясом, обнажить его мощную грудь и впиться в нее ногтями. Оставить длинные и кровавые царапины, которые никогда не заживут и белесыми шрамами будут напоминать обо мне до конца вечности.

— Ты… мне больше, чем нравишься…

Глаза Димы сверкнули. В них вспыхнули золотые искры, которые вырывались из радужек, падали на мою кожу и обжигали.

— Я не знаю, что ты чувствуешь… Из кожи вон лезу ради тебя. – Дима сжал мои плечи и навис надо мной, угрожающе играя желваками. – И если я тебе… «больше, чем нравлюсь», – он прошептал это горячо и зло, но так остро, что я задрожала, – не отвергай меня. Я ради тебя все сделаю. Просто не прогоняй меня.

Чтобы обнять его, пришлось встать на цепочки. Он был таким высоким, сильным, крепким. Мощь и непобедимость. Только с ним я чувствовала себя защищенной и… пьяной. Пьяной счастьем.

Дима обнял меня в ответ. Так крепко, что стало больно. Он вдавил меня в себя, и я почувствовала, как мы сливаемся в одно целое. Вся его глубоко скрытая боль, вся ярость, вырвались черным потоком и потекли в меня, наполняя безудержной энергией.

Я снова пила его тьму, наслаждаясь каждым глотком. Дима проникал внутрь меня, и я как будто воровала в себя его частички. По капельке. Пока не украду его целиком.

Когда Дима принимал душ, я ждала здесь же, в ванной. Он приказал сидеть тут, и я послушно сидела. Каждые несколько минут он спрашивал, здесь ли я, задавал вопросы о детстве и почему решила стать художником по костюмам. Спрашивал, чем люблю заниматься и почему мне так понравилась та книжка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

То, что он боялся, что я снова превращусь, странным образом согревало. Хотя нет, от этого бросало в жар. Он так переживал и боялся, что я исчезну, что не давал мне молчать. Какой еще девушке так повезло с парнем?