Трилогия об Игоре Корсакове - Андрей Николаев

– А где остальные?

– А кто где. Может в каютах, а может по палубе бродят. Что я, нянька им. Хорошо хоть море спокойное, – он переставил ручку звякнувшего машинного телеграфа на малый ход и нагнулся к переговорной трубе, – Гордей, сбавь до малого.

Из трубы что-то невнятно буркнули. Лада пошла к выходу, Назаров предложил проводить ее, но Евсеич не отпустил – раз уж пришел, то давай, работай. Сигнал давай. Назаров снова потянул трос. Под звук сирены Лада спустилась на палубу.

Часам к двенадцати туман стал рассеиваться. В каюту к Ладе постучал Вениамин, сказал, что остров Моржовец проходят и Никита Евсеевич приглашает ее в рубку.

С палубы Лада увидела впереди справа по курсу высокий скалистый берег острова. В рубке Евсеич вручил ей бинокль.

– Вон туда смотри, – он протянул руку, – видишь? Тюлени. А вон лахтаки. Морские зайцы. А моржи, видать, на другой стороне.

Оптика приблизила остров. Ладе сперва показалось, что берег шевелится, потом она подстроила резкость и ахнула – скалы были усеяны спящими, ползающими и дерущимися тюленями. Их были сотни, если не тысячи. В воде возле скал качались, словно поплавки, круглые головы с черными блестящими глазами. Настороженно поворачиваясь, они провожали проплывающий мимо корабль.

– Никита Евсеевич! А давайте их сиреной пуганем, – предложил Вениамин.

– Ты что, сдурел, парень, – возмутился старик, – ты видишь, сколько их там? Они ж как дети малые – соображенья ни на грош. Разом к воде кинутся, да молодняк и передавят. Белек только месяц-два как полинял, несмышленые еще. Ишь ты: пуганем! Я тебе пугану, паршивец.

Над островом стоял рев тюленей, птичий гомон, долетавший даже сюда, в ходовую рубку. Завороженная никогда не виденным зрелищем, Лада смотрела в бинокль, пока животные не превратились в сплошной шевелящийся ковер. Внезапно в поле зрения оказались два высоких черных плавника. Она указала на них капитану.

– Касатки. Сейчас они там шороху наведут. Самое лакомство для касатки – тюлени, да морские зайцы.

Отдавая Евсеичу бинокль, Лада покачала головой.

– Даже и не верится, что я видела лежбище тюленей. Читала, рассказы полярников по радио слышала, а теперь вот и сама увидела.

– На Новой Земле к ним можно поближе подобраться, – сказал Назаров, – я вам с удовольствием покажу.

– Погоди пока про Нову-Землю, – осадил его капитан, – вот прихватит нас шторм в Баренцевом море, так посмотрю, как будете красотами природы восхищаться. Это нам что-то уж везет слишком – считай, четверть пути прошли, как на прогулке.

– Да ладно тебе пугать-то, Евсеич, – усмехнулся Назаров, – тот раз плыли – нормально, и сюда шли – порядок.

– Вот это мне и не нравится. Ладно, из Воронки выйдем, там видно будет.

– А что за Воронка, Никита Евсеевич, – спросила Лада. – Вы все говорите про нее, а что это такое – я не знаю.

– Сейчас мы Горлом идем, стало быть, – приосанился старик, испытывая явное удовольствие от возможности поучить других, – а если между Святым Носом, это мыс на Кольском берегу, и Каниным Носом линию провести – вот это и будет устье Воронки. А за ним все, красавица, Баренцево море. Ох, и лихие шторма бывают. Океанские корабли, как щепки, бьет! А уж наш-то «Самсон» только на закуску царю морскому. Вот, помню, в десятом году пошел я…

– Ой, не надо, Никита Евсеевич, – попросила Лада, – лучше про шторм на берегу расскажете.

– А-а, боишься, – улыбнулся старик, – ничего, прорвемся.

Шторм накрыл их на следующий день, сразу, как только остался позади мыс Канин Нос.

Корабль опустил нос, словно собирался нырнуть на дно моря, и подвесная койка, в которой лежал Кривокрасов, наклонилась так, что он почти встал на ноги. Достигнув нижней точки, «Самсон» стал тяжело взбираться на гребень следующей волны, и ноги сержанта оказались выше головы.

– Началось, – сказал Назаров, садясь на койке. – Евсеич накаркал.

– Что началось? – спросил Шамшулов, глядя на него с испугом.

– Баренцево море. Похоже, в шторм попали.

– И что теперь?

– Да ничего, – с притворным спокойствием пожал плечами Назаров, – поштормит, и успокоится.

Кривокрасов спрыгнул вниз, присел рядом с ним.

– Может помощь предложить?

– Евсеич четко сказал: если шторм – сидите по каютам.

– Ну, хоть посмотреть-то можно?

– Пойдем, глянем, коли приспичило. Вы как, Борис Давидович, с нами?

– Нет уж, благодарю покорно, – отказался Шамшулов, – мне в окошко все видно, – он показал на иллюминатор, в который как раз в этот момент хлестнула зеленая волна.

– Ну, как хотите.

Хватаясь за переборки, они добрались до выхода на палубу. Назаров подождал, пока корабль встанет на ровный киль, открыл дверь и замер. «Самсон», миновав нижнюю точку среди валов, стал карабкаться вверх. Кривокрасов глянул через плечо лейтенанта.

– Е-мое…, – пробормотал он.

Прямо над головой висела водяная горя с белым пенным гребнем на вершине, прозрачная, как зеленое бутылочное стекло от бивших сквозь нее солнечных лучей. Назаров повернул к нему радостно-возбужденное лицо.

– Сила!

Казалось еще секунда и волна накроет старый сейнер, перевернет, как спичечную коробку, погребая под своей многотонной тяжестью. Однако корабль достиг гребня, замер на миг и начал спуск в ложбину между валами. В лицо ударили пена и брызги, когда нос корабля обрушился в пучину. Кривокрасов тряхнул головой.

– Ну, что, идем?

– Давай, только держись за что-нибудь.

Цепляясь, за что только можно они добрались до трапа, ведущего в рубку, ухватившись за поручни, переждали очередную волну и бросились наверх.

Евсеич, стоявший у штурвала, обернулся к вошедшим.

– А-а, товарищи офицеры. Что, не сидится в каюте?

– Да мы вот думали, может помочь чем?

– Это чем же вы мне поможете?

– Так шторм…

– Разве это шторм, милые вы мои. Вот часа через два так накроет, что только держись. Как думаешь, Вениамин?

Матросик, стоявший рядом с ним, важно кивнул.

– Точно. Ветер с норд-оста, баллов пять, но усиливается.

– Оттуда, с макушки, с полюса идет, – подтвердил Евсеич, – от паковых льдов. Ты, Сашка, тогда пассажирку нашу успокой. Одна-то совсем скиснет.

Назаров покраснел.

– Вениамин, сходи-ка, чайку принеси, пока спокойно, – попросил старик, – да рынду подвяжи, чтобы не брякала.

Матросик, не обращая внимания на качку, подхватил пустой термос и выскочил из рубки. Кривокрасов с завистью посмотрел ему вслед. Его уже начинало мутить от постоянных взлетов и падений. Он вспомнил, как в парке Горького со своей знакомой катался на огромных качелях, в форме ладьи. Ощущение было примерно такое же, как и сейчас, только вокруг, на твердой земле стояли зрители, дожидавшиеся своей очереди, а весь аттракцион продолжался от силы минут пять. Он тогда еще успокаивал визжащую спутницу, обнимая за плечи и шепча какие-то глупости в розовое ушко. «Кто бы меня сейчас успокоил», – с тоской подумал он.