Твой час настал! - Федор Шахмагонов

 — Монастырь невелик, да стены у него каменные. Я, отец мой, не могу отлучиться от своего слишком вольного воинства.

 — Тебе, князь, нет нужды отлучаться. У тебя есть пан Сапега. Пора бы ему себя оказать ратным делом.

 — Твоя правда, отче, да не вышло бы худого. Много у нас в войске православных.

 — Потому и надобно привести этот монастырь в повиновение.

Ян Сапега был склонен к крутым решениям в своих действиях. Что побуждало его искать крутых перемен, никто не знал. Шла о нем слава, как о непредсказуемом. Ему это нравилось, а тщеславие подталкивало оправдывать эту славу. В Московии он жаждал какого-либо крупного дела, а не сидеть в тушинском лагере в ожидании, когда Москва откроет ворота. Грабить села и городишки? Так уже все ограблено. Поэтому, когда Рожинский заговорил о монастыре, Сапега прислушался. Рожинский выложил ворох монастырских посланий с призывами изгнать ляхов с русской земли, овладеть монастырем показалось Сапеге делом занятным. Рожинский, Вишневецкий и Валавский в один голос уверяли, что если овладеть этой русской святыней, то и Москва откроет ворота.

Сапега явился в царскую избу и сказал Богданке:

 — Стужают твоему благородству седые грайвороны, что гнездятся в каменном гробу в Троицком монастыре. Шлют они послания с поруганием тебя, призывают русских людей гнать тебя с русской земли. Пора разорить это воронье гнездо. Я пойду со своей дружиной, а ты кликнул бы клич, чтобы и казаки и всякие московские люди шли со мной.

Богданка понимал, что Яну Сапеге не нужно  его согласие. То ж и несогласие не остановит вельможу. Знал Богданка и без Сапеги, что в монастыре не жалуют его царское величество. Богданка подбодрил Сапегу:

 — Собирай, ясновельможный пан, русских людей моим именем. О твоем ратном искусстве я давно наслышан.

Перед выходом Сапега навестил царицу Марину. Чтобы придать значимости своего похода, сравнил значение для поляков Ченстоховского Ясногорского монастыря Девы Марии, со значением Троицкого монастыря для русских. Он говорил:

 — У каждого народа есть последняя святыня, когда народ лишается ее, он становится скопищем бессмысленных баранов. Падет этот монастырь, падет и Москва.

Марина сняла свой нагрудный крестик и одела его на шею Сапеге.

 — Прими мое благословение, мой рыцарь: иди, Москва перед нами.

 Утром прозвучали трубы, ударили барабаны и литавры, распустив знамена,  воздев прапоры, конница Сапеги вышла из стана между Москвою рекой и Всходней, взяв направление на Дмитровскую дорогу, чтобы оттуда повернуть на Сергиеву обитель. Рядом с Сапегой ехал налет пан Лисовский. Царь и царица провожали воинство, выйдя на крыльцо царской избы. Пан Лисовский взглянул на Марину и пробурчал:

 — Не платочком помахивала бы наша царица, снабдила бы нас кулевринами.

Сапега ответил:

 — Не на Хотинскую крепость идем и не на Кременец. От одного вида польского рыцарства стены этого монастыря обрушатся.

 — Ой, не говори, ваша милость! Укрепилось гнездо этих грайворонов не в пример другим городам. Ты эту крепость увидишь снаружи, а я за ее стенами побывал.

 — Как схизматики допустили тебя с твоим мешком грехов?

 — Мешок с грехами мне нигде не помеха. Я вырядился мужиком лапотником. Прошел будто бы богомолец. Стены этого гнездовища прочные. В бойницах торчат пушечные жерла. Монастырские ратники стерегут их и днем и ночью.

 — Да много ли ратников?

 — А нужно ли множество, ежели  готовы со своим песнопениями  и в рай и в ад?

 — Ратники тогда ратники, когда в боях пытаны. Давно ли им стрелять приходилось?

 — Того я не разведал, а тебе скажу, если сразу не войдем, мне с моими молодцами долго стоять возле каменного гроба, не в прибыток!

Книга  вторая

Обитель святого Сергия

Глава первая

Теплая осень не спеша брела к холодам солнечными, прозрачными днями и ночными туманами по северной лесной стороне. Волнами проплывала над пажитью невесомая паутина, разнося своих паучков на зимовье, оседала на льдине, что надвигал лес на пашню.

В бездонной тишине колыхнулся колокольный звон и потек над лесом и полями, набирая звучную силу. Запел большой колокол со звонницы храма святой Троицы, ему тут же ответил колокол со звонницы собора Успения Богородицы. Егорка Шапкин опустил с замаха цеп на ржаной сноп и распрямился, прислушиваясь.

На гумне, в трех верстах от монастыря Святой Троицы, монастырские крестьяне молотили рожь, с ними и новый монастырский слуга Егор Шапкин.

 — Никак пожар! — крикнул монастырский крестьянин Данило Селявин, знаменитый в округе своей медвежьей силой и тугодумством.

Егорка живо вскарабкался на скирд и крикнул сверху:

 — Пожара нет! Должно воры идут на монастырь?

 — Бежать надо! — опять  высунулся Селявин.

Егорка , как старший на обмолоте, урезонил его:

 — Бежать надобно погодить. Обмолот в мешки и на телеги! Что в скирдах осталось — сжечь!

Непривычен крестьянин жечь хлеб. Кто-то возразил Егорке:

 — А если звон попусту?

 — То набат! — оборвал его Егорка. — И не умолкает!

С набатом в монастыре поспешили. То и добро. Все кто работал в полях и в лесу, успели вовремя к монастырским воротам.

Настороже жили давно. С той поры, как Рожинский со своим воинством и Вор встали на Всходне в Тушино. Настороженность не дала Лисовскому и его шайке обманом ворваться в ворота. Ныне иное. Едва Сапега вышел из тушинского стана, доброхоты монастырю уже знали куда он направился. Тут же дали знать на монастырское подворье в Кремле келарю монастыря Авраамию Палицыну. В тот же час  гонцы побежали в Троицкую обитель, известить архимандрита.

Монастырь готовили к обороне. Как только поляки появились под Москвой, Шуйский послал туда воеводами князя Григория Долгорукого — Рощу и Алексея Голохвастова. И хотя монастырь имел  своих ратных, Шуйский для усиления его обороны послал стрельцов и суздальских служилых, что томились в Москве. Изо всех городов в монастырь приходили люди поклониться усыпальнице святого Сергия, а те, кто мог держать в руках оружие, оставались защитить святыню, коли на нее покусится враг.

Известие о выходе польского войска на монастырь архимандрит Иосиф принял спокойно. Он говорил братии и защитникам монастыря:

— Господь не попопустит врагам, и святой Сергий нам защита и оборона крепчайшая. Со дня Куликовской победы монастырь не побывал во вражьих руках. Ныне Господь в наказание дерзновенным отнял разум у польских находников.

Воеводы были между собой во всем несогласными. Тут же и сказалось несогласие, скорее из желания говорить поперек друг другу. Долгорукий обеспокоился, что в монастырь набилось слишком много лишнего люда, а Голохвастов убеждал, что всяк, даже женщины, будут помогать отбить приступы врага. Архимандрит погасил спор.

 — Сергиева обитель издавна обитель всех страждущих. Господь повелел не оставлять их без защиты. Они с нами, и Господь с нами. Всякий ищущий, да обрящет. Идут? Пусть идут. Скликайте людей, вооружайте всякого, кто удержит в руках оружие.

В Москве то же озаботились обороной монастыря. Келарь монастыря Авраамий Палицын, пребывавший в Троицком подворье в Кремле, пришел к Шуйскому вместе с патриархом Гермогеном. Палицын говорил царю :

— Государь, с первых дней, как стоит Сергиева обитель, она всегда была опорой московских государей, их колыбелью. Не дай погибнуть обители от безбожных ляхов.

Шуйскому страшно отдать хотя бы одного ратника на сторону, дрожал он за Москву, ибо понимал, что сдав Москву, тут же потеряет престол. Но и не ссориться же в сей час с церковью. Пожалел царь,что отправил своего племянника Михаила Скопина в Новгород на переговоры со шведами и оберегать город, потому, как был неугоден рядом, а тут дело с Троицей, как раз ему по руке. Кому же ныне доверить войско? Не увели бы его к тушинскому Вору. На брата Дмитрия надежи нет. Не любили его в войске. Поставил над ратными, что должны были защитить Троицкий монастырь младшего брата Ивана.

Сапега вел свое войско на Троицу в обход Москвы. Иван Шуйский повел московские полки прямой дорогой. В двадцати верстах от монастыря на Ярославской дороге Сапеге донесли, что следом за ним идет московское войско. Он повернул свои хоругви и казачьи полки и двинулся навстречу. Польские хоругви поставил в резерв, первыми в бой послал казаков и гультящих.

Передовой полк московского войска вступил в битву под началом Григория Ромадоновского. Казаки, особенно запорожские, во встречном бою не стойки, а гультящие побежали сразу. Сапега и не надеялся на их стойкость. Ему надо было разгорячить московитов, втянуть их в преследование казаков и гультящих. Едва они  оторвались от своих главных сил, Сапега послал против них гусарские хоругви. Они рассекли и опрокинули передовой полк Григория Ромадановского, разгром довершили драгуны. Между тем, гусары, пронизав насквозь бегущиех русских, не теряя строя, выставив свои гибельные копья, пугая коней Большого полка развевающимися перьями на крыльях, вонзились в его строй.