Серебряная река - Шеннон А. Чакраборти

— Земля из твоих краев, — пробормотала она, беря в руку горсть почвы, собранной на дэвабадских холмах, и бросая ее в огонь. — Вода, очищенная именем творца.

Она взяла фиал, наполнила его водой, которую заранее взяла со своего огнепоклоннического алтаря. Когда вода коснулась огня, раздалось шипение пара, но капель было слишком мало, чтобы загасить костер.

— Нари, не смей уничтожать осколок! Открой эту чертову дверь!

«Ах, Мунтадир, иди остудись в озере». Она могла только представить себе, насколько велико его смущение в ситуации, когда собственная жена заперлась и не впускает его, и эта мысль доставила ей огромное удовольствие.

Но удовольствие нужно было отложить на потом, а сейчас ей требовалась сосредоточенность. Нари выдохнула, добавила дымку от костра воздуха из собственных легких. Держа в одной руке ирамский осколок, другой рукой взяла скальпель и энергично провела черту по своей ладони. Маленький белый камушек тут же утонул в потоке крови. Кровь Нахидов: убийственная для ифритов, способная расколдовать любую магию, одно из наиболее мощных веществ в мире.

Ирамский фрагмент взорвался.

Нари вскрикнула от боли и выругалась, но ее рука уже начала заживать. Она кинула горящие остатки осколка в огонь, а потом поднесла руку к груди.

— Больно? — охнула Деларам.

— Я в порядке, — ответила Нари и сжала зубы. Может быть, Низрин была права — ну, хоть немножко, — когда говорила ей, что не стоит заниматься колдовством, которого она не понимает. Здоровой рукой она подтянула Деларам поближе к огню. — Вдохни как можно больше дыма.

Что-то ударило в дверь с такой силой, что сотрясся весь лазарет. С потолка посыпалась штукатурка.

— БАНУ НАХИДА! — прогремел голос Гассана, и звук королевского бешенства заставил ее похолодеть. Некоторые из ее пациентов испуганно вскрикнули. — Немедленно перестань делать то, что ты делаешь!

Не дожидаясь ее ответа, кто-то снова ударил в дверь. Металл, который не позволял ей открыться, начал стонать и гнуться.

Но пока держался, а значит, шанс у нее оставался.

— Продолжай вдыхать дым, Деларам. Продолжай…

Деларам бросила на нее испуганный взгляд, но продолжила вдыхать едкий дымок, пока, не переполнившись им, не начала кашлять.

— Деларам!

Деларам упала на колени, и Нари опустилась на пол рядом с ней.

— Я в порядке, — прохрипела Деларам сквозь дым, поднимающийся вокруг ее лица. В воздухе посверкивали крошечные белые осколки. Она потерла горло. — Просто я… — Она не договорила, подняла руку.

Между пальцами ее пациентки плясали язычки пламени.

— Это… это я? — прошептала Деларам.

— Это ты. — Нари улыбнулась… и в этот момент дверь рухнула.

Но, увы, лазарет был переполнен. А вид у Гассана был такой устрашающий, что ее пациенты поспешили убраться подальше от него и его солдат, что, напротив, вызвало толкучку и замедлило движение по сравнению с тем, каким оно могло быть, если бы они остались на месте.

А это означало, что, когда король с непристойными проклятиями отдернул занавеску, Деларам уже ушла, а Нари сидела за своим столом и с усердием профессионального целителя читала записи о своих пациентах.

— Где он? — вскрикнул Гассан. — Богом клянусь, девочка, если ты хоть как-то повредила этот осколок…

Она невиннейшим взглядом, какой только ей удалось изобразить, посмотрела на короля.

— Какой осколок?

НАРИ УПАЛА НА КОЛЕНИ ПЕРЕД ДРЕВНИМ АЛТАРЕМ и, закрыв глаза, прижала друг к другу кончики пальцев. Она наклонила голову, потом с серебряного подноса со священными инструментами осторожно взяла кедровую ароматическую палочку. Она встала на цыпочки, поднесла палочку к огню, весело плясавшему в куполе алтаря, дождалась, когда палочка затлеет. После этого она принялась зажигать стеклянные лампадки, плававшие в гигантской серебряной лохани внизу.

Она зажгла последнюю и замерла, очарованная красотой огнепоклоннического алтаря перед ней. Алтарь, игравший основополагающую роль в вере дэвов, имел поразительный образ, остававшийся неизменным на протяжении столетий. В середине лохани, обычно серебряной и наполненной очищенной водой, было некое подобие возвышавшейся над водой жаровни, где горели кедровые палочки. Огонь гасили только в случае смерти огнепоклонника. Жаровню каждый день тщательно очищали от пепла, что знаменовало приход нового солнца. Стеклянные лампадки под лоханью постоянно поддерживали медленное кипение воды.

Нари еще несколько мгновений оставалась неподвижной. Хотя молилась она нечасто, но понимала, насколько важна ее роль в веровании дэвов, и научилась играть ее надлежащим образом. Когда она повернулась, нижняя часть ее лица была по-нахидски закрыта белым шелком, но глаза смотрели на массу людей внизу. Она подняла правую руку благословляющим жестом ладонью к толпе.

Четыре тысячи мужчин, женщин, детей — верующих, набивших помещение до отказа — сложили вместе ладони и уважительно наклонили головы.

Несколько лет, в течение которых Нари главенствовала в подобных церемониях, в Большом храме немного поубавили трепетность ее отношения к таким демонстрациям. Но при виде храма у нее обычно перехватывало дыхание. Сооруженный почти три тысячелетия назад этот массивный зиккурат был творением, не уступающим Великим пирамидам близ Каира. Главный молитвенный зал подражал архитектуре тронного зала во дворце, хотя убранство здесь было гораздо менее пышное. Два ряда колонн, украшенных дисками из песчаника разных цветов, поддерживали высоченный потолок, вдоль стен располагались надгробья самых знаменитых фигур в долгой истории их народа.

Нари отошла от алтаря. На платформе внизу стоял отделенный от остальных верующих ряд священников в алых рясах. Они уже провели с полдюжины служб, восхваляющих ее и ее большую семью, обратились к творцу с молитвой, прося о благоволении к ее труду. К счастью, Нари никогда не просили провести службу — она бы понятия не имела, что сказать. Более того, традиционно от Нахид не ожидалось ни общения с верующими в Большом храме, ни даже соизволения замечать их. Предполагалось, что они выше этого, что они для этого слишком величественные и бесстрастные фигуры, достойные почитания на расстоянии.

Но Нари всегда была против почитания величественности. Она спустилась на платформу внизу и направилась к верующим.

Священники расступились, пропуская ее. Начинающий священник с бритой головой, посыпанной пеплом, вышел из тени с деревянным табуретом в руках, а его коллеги принялись выстраивать толпу в подобие очереди. Никто из них не сопротивлялся, верующие спешили подчиниться в надежде обратиться к ней.

Она разглядывала толпу. Здесь были почти исключительно дэвы, если не считать изредка встречающихся тохаристанцев. Нари удивилась, узнав, что в торговых городах Тохаристана есть некоторое количество семей, которые, несмотря на войну с джиннами, втихомолку сохранили прежнюю веру. Если расовые различия этим исчерпывались, то прочие были довольно многочисленны. Аскеты в потрепанных мантиях стояли рядом со знатью в бриллиантах, а широкоглазые пилигримы с севера оттирали усталых дэвабадских эстетов. Неподалеку от переднего