Нефильтрованный. Мое сумасшедшее десятилетие в «Формуле-1» - Гюнтер Штайнер

разрушительным не только из-за того, что мы не будем конкурентоспособны, когда снова начнем гоняться, но и потому, что это может отразиться на команде. Преждевременные выводы всегда вредны для спорта, но довольно тяжело принять тот факт, что вы неизбежно будете финишировать в гонках последними.

Как обычно, я не имел права высказываться публично, так как это могло бы привести к неприятностям. Кроме того, чем дольше продолжалась пандемия, тем меньше уверенности и энтузиазма было у Джина в отношении спорта (хотя мы вот-вот должны были начать гоняться снова), и меньше всего мне хотелось настраивать владельца команды против себя. В конце концов, это он приостановил работу в аэротрубе. Что, если команда была следующей на очереди?

Недавно я обсуждал эту тему с двумя приятелями, оба из которых переобулись в воздухе и выдали что-то вроде: «А разве он не мог просто продать команду?» Продать во время пандемии? В тот момент дела шли не так, как сейчас, когда команды «Формулы-1» стоят хренову тучу денег. Как бы то ни было, в дополнение к тому, что я принимал участие в подготовке спорта к возобновлению, я еще и потратил бо́льшую часть первой половины 2020-го на попытки убедить Джина не закрывать наш проект. Такое бремя тяжело давило на мои плечи, и это был тот случай, когда работа руководителем команды не давала мне спать по ночам.

Безусловно, самым опасным моментом в тот период стало подписание нового Договора согласия – контракта между «Формулой-1», FIA и командами, который должен был вступить в силу в 2021 году. Джин дал понять, что из-за нестабильной ситуации в спорте не горит желанием вкладывать больше денег. Так что просьба подписать соглашение, которое обеспечит будущее спорта, в конечном счете вынудила бы его действовать. Я знал, что нам конец, если он его не подпишет и захочет уйти, однако если подпишет… Что ж, по крайней мере команда продолжит свое существование.

В тот момент я был уверен в одном: даже если Джин все-таки решит подписать договор, при отсутствии каких-либо инвестиций или разработок мы не сможем конкурировать ни на одном из уровней как минимум в течение следующих двух сезонов, а по итогам 2021-го почти наверняка окажемся внизу таблицы. Можете себе представить, насколько деморализующей представлялась подобная перспектива? Она шла вразрез со всем, к чему я когда-либо стремился в автоспорте.

В конце концов Джин сказал, что подпишет Договор согласия, и это случилось в августе 2020-го. Мне нужно было найти достаточно спонсорских денег и сократить расходы, чтобы ему не пришлось вкладываться в 2021 году, иначе с коммерческой точки зрения ничего не сработало бы. Учитывая мой опыт работы со спонсорами, такой задаче я не обрадовался, но разве у меня был выбор? Кроме того, дальнейшее сокращение расходов в условиях, когда мы и так функционировали на пределе возможностей, сделало бы нашу жизнь совсем нелегкой.

Единственным вариантом существенной экономии, которой мы могли бы добиться в следующем сезоне, была смена гонщиков. Контракты Кевина и Романа истекали в конце 2020-го, и, обсудив этот момент с Джином, мы решились на перестановку – не только из-за экономии денег для команды, но и потому, что я был абсолютно уверен в нежелании Кевина и Романа ездить на слабой машине весь сезон, не говоря уже о двух. Я, конечно, не мог знать наверняка, что в 2020 году автомобиль получится настолько неконкурентоспособным, но в 2021-м он совершенно точно будет таковым. Несмотря на все это, а также на логику, согласно которой с пилотами нужно было попрощаться, я не горел желанием заводить этот разговор. Однако он был неизбежен.

Оба гонщика восприняли новость так, как и следовало ожидать, – без разногласий и повышенного тона. Они понимали, насколько деморализует выступление на неконкурентоспособных машинах и насколько разрушительным это может быть для их карьер. Зрелище не из приятных.

Должен отметить, что я мог рассказать так много о финансовых делах команды только гонщикам и коллективу. Я все еще был предан Джину как моему боссу и владельцу Haas. Кроме того, у каждой истории есть две стороны, и Джин вполне мог иметь причины для своих поступков. К счастью (если так можно сказать в отношении этой ситуации), почти все команды в то время испытывали те или иные финансовые проблемы, так что люди не задавали слишком много вопросов.

С точки зрения команды, финансовые возможности, которые открывались благодаря уходу Романа и Кевина, выходили за рамки простой экономии на двух самых больших окладах. У Ferrari был пилот академии по имени Мик Шумахер (сын Михаэля, конечно), которому в 2020-м предстояло гоняться в «Формуле-2». Его же итальянская команда в следующем сезоне хотела посадить за руль болида «Формулы-1», хотя и не в свой, по крайней мере пока. За аренду Мика «Скудерия» была готова заплатить команде определенную сумму, которая пошла бы на его зарплату.

Вторая возможность представилась после разговора с Чейзом Кэри. После ультиматума Джина он был одним из первых, с кем я проконсультировался. Когда я объяснил ему, в каком затруднительном положении нахожусь, он связал меня с несколькими организациями, которые, как он знал, хотели попасть в «Ф-1», включая весьма крупную российскую компанию под названием «Уралкалий». Не буду тянуть кота за яйца: сын владельца «Уралкалия» Дмитрия Мазепина Никита должен был гонять с Миком в «Ф-2». Таким образом, отец имел аналогичные амбиции в отношении Никиты, что и Ferrari в отношении Мика. Более того, сумма, которую Дмитрий готов был вложить в команду, позволила бы ей продолжить существовать. Что не менее важно, мы могли начать разработку новой и, как мы надеялись, конкурентоспособной машины в 2022 году. Это был идеальный выход из дерьмовой ситуации.

Необходимость сказать Роману и Кевину еще до начала сезона-2020, что их услуги на сезон-2021 не понадобятся, была сущей пыткой. Я лучше, чем кто-либо другой, знал, как им нравится быть частью нашей команды, и тот факт, что я не могу сохранить их и предоставить машину, которая соответствовала бы их талантам, задевал меня за живое. Это снова противоречило всему, ради чего я работал в индустрии, и единственная причина, по которой я продолжал это делать (помимо желания сохранить команду), заключалась в том, что ситуация сама по себе была беспрецедентной. Я понятия не имел, что может произойти в долгосрочной перспективе – этого никто не знал, – но что-то внутри меня хотело остаться и выяснить это.

Рестарт

В жизни не так много вещей, которые приносят большее удовлетворение, чем возможность