Женщины, которые любили Есенина - Борис Грибанов

Это предощущение Есенин подтвердил, уже вернувшись из Америки в Россию. В очерке «Железный Миргород», опубликованном в августе — сентябре в газете «Известия», он писал:

«Я объездил все государства Европы и почти все штаты Северной Америки. Зрение мое переломилось, особенно после Америки. Перед Америкой мне Европа показалась старинной усадьбой».

Более всего на Сергея Есенина произвели впечатление американские масштабы. На лайнере «Париж» он был прежде всего потрясен размерами корабельного ресторана, который «площадью немного побольше нашего Большого театра… Я шел через громадные залы специальных библиотек, шел через комнаты для отдыха, где играют в карты, прошел через танцевальный зал, и минут через пять, через огромнейший коридор, спутник подвел меня к нашей кабине. Я осмотрел коридор, где разложили наш большой багаж, приблизительно в 20 чемоданов, осмотрел столовую, свою комнату, две ванные комнаты и, сев на софу, громко расхохотался. Мне страшно показался смешным и нелепым тот мир, в котором я жил раньше».

А дальше в очерке «Железный Миргород» следует абзац, который наши квасные «патриоты» старательно избегают цитировать: «Вспомнил, — пишет Есенин, — про «дым Отечества», про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами, вспомнил после германских и бельгийских дорог наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за «Русь», как за грязь и вшивость. С этого момента я разлюбил нищую Россию».

Плавание через Атлантику заняло шесть дней, и 1 октября 1922 года пароход миновал статую Свободы и вошел в гавань Нью-Йорка.

«Моим глазам, — писал Есенин, — предстал Нью-Йорк.

Мать честная! До чего бездарны поэмы Маяковского об Америке! Разве можно выразить эту железную и гранитную мощь словами? Это поэма без слов… Здания, заслонявшие горизонт, почти упираются в небо. Над этим всем проходят громадные железобетонные арки. Небо в свинце от дымящихся фабричных труб. Дым навевает что-то таинственное, кажется, что за этими зданиями происходит что-то такое великое и громадное, что дух захватывает».

Так случилось, что Америка встретила русского поэта Есенина, впервые ступающего на американскую землю, и великую танцовщицу Айседору Дункан, родившуюся в этой стране, совсем не радушно.

Иммиграционные власти, подозревая, что Дункан и Есенин прибыли в Соединенные Штаты в качестве большевистских агентов и пропагандистов, не разрешили им сойти на берег в нью-йоркской гавани. Такая настороженность была понятна в свете антикоммунистической истерии, охватившей Америку в те годы.

Супружеская чета вынуждена была провести ночь на борту «Парижа», где вечером их атаковали журналисты. Айседора Дункан зачитала им заготовленное заранее заявление:

«Мы являемся представителями молодой России. Мы не замешаны ни в какие политические дела. Мы трудимся только на ниве искусства. Мы верим в то, что душа России и душа Америки поймут друг друга».

Газета «Нью-Йорк таймс» отмечала: «Мисс Дункан была явно раздражена позицией иммиграционного инспектора и откровенно заявила об этом репортерам в своей роскошной каюте на прогулочной палубе лайнера «Париж». Она полулежала на софе, изящно обняв левой рукой за шею своего мужа, светлые волосы которого были сильно напудрены».

Несмотря на гнев Айседоры по поводу задержания, отмечала «Нью-Йорк геральд», «ее муж Сергей Есенин, молодой русский поэт со светлыми волосами, явно был склонен рассматривать этот инцидент как довольно банальный и подлежащий быстрому урегулированию… Гибкий, атлетически сложенный, с широкими плечами и тонкой талией, он разговаривал с Дункан главным образом через ее секретаря. Есенин выглядит моложе своих 27 лет. В простом сером твидовом костюме он ничем не отличается от заурядного американского бизнесмена. Хотя он не говорит по-английски, он склонился над своей супругой и с улыбкой одобрял все, что она говорила репортерам. Оба они выглядели искренне влюбленными и не старались скрывать это.

…Изадора заявила, что считает своего мужа величайшим из живущих русских поэтов, который входит в группу имажинистов. Она показала журналистам томик его стихов, переведенных на французский язык.

…Молодой русский поражен панорамой небоскребов Манхеттена и сказал, что будет писать о них. Он говорит, что предпочитает сочинять стихи «о бродягах и попрошайках», но он не похож на них. Он сказал также, что его обожают бандиты и попрошайки, собаки, коровы и другие домашние животные. В прессе его называли меланхоличным, но он, похоже, самый веселый большевик, который когда-либо пересекал Атлантику».

Во время интервью Дункан не преминула рассказать, как она встретила Есенина:

«Это было единение душ, и началось оно во сне, когда ее душа воспарила и встретила его душу».

На следующий день их привезли на Эллис-Айленд, где американские власти держат иммигрантов до принятия решения, впустить их в страну или отправить обратно… На пути туда они проплыли мимо статуи Свободы, Есенин помахал ей рукой и сказал по-русски (по словам его пресс-агента): «Я обожаю тебя, старуха, хотя обстоятельства сейчас не позволяют мне прокричать тебе это».

Допрос Дункан и Есенина на Эллис-Айленде продолжался два часа, после чего им разрешили высадиться на американский берег.

А демократическая Америка уже выражала свой протест.

Подруга Айседоры певица Анна Фицью опубликовала письмо главному редактору «Нью-Йорк таймс», в котором писала:

«Уважаемый сэр! Изадора Дункан на Эллис–Айленде! Боги могут смеяться! Изадора Дункан, которой школа классического танца обязана своим возникновением, причислена к рангу опасных иммигрантов!.. Все, кто знает мисс Дункан, знают, что она художник, весьма мало интересующийся социальными и экономическими проблемами, ее муж такой же художник, как и она».

Вся эта история с иммиграционными властями и допросом на острове Эллис имела для Дункан и Есенина свою положительную сторону — они получили большую рекламу. Газета «Нью-Йорк трибюн» именно так прокомментировала это обстоятельство:

«У Америки есть привычка выставлять себя наихудшим образом, когда иностранец или даже ее гражданин приплывает к ее берегам.

…Вашингтон не знает, почему она и ее крепенький славянский муж задержаны на острове Эллис. По–видимому, этого не знают и иммиграционные власти.

Хотя это был печальный опыт лично для мисс Дункан или, правильнее сказать, миссис Есенин, вряд ли он вызвал слезы на глазах ее пресс-агента.

Дело в том, что эти неблагоприятные события повлекли за собой появление этих самоварников на первых полосах газет, без чего их приезд вообще не был бы замечен».