Две половинки - Татьяна Алюшина

Он сделал еще один большой шаг навстречу – она отступила.

«Что скажу? Я не хочу ничего говорить! Разговаривают в другом мире, где пустоту заполняют словами!» – снова о ком-то другом подумала она.

– Я уже все сам себе сказал! У меня не хватало духу вот так все решить!

«Я знаю! – вернулась к осознанию Стаська. – У меня тоже не хватало духу! Иначе давно бы тебя нашла и как следует потрясла, чтобы наши общие мозги встали на место!»

– Стаська! – позвал он и протянул к ней руки.

Она отступила еще на шаг и призналась:

– Я боюсь!

«Что ты снова исчезнешь, как только я поверю, и тогда уж мое сердце не выдержит!»

Он услышал невысказанное ею вслух.

– А я уже нет! – сказал и не дал ей больше отступать.

Шагнул, заграбастал, оторвал от пола и прижал к себе. Сильно.

И не мог отпустить!

Ученые утверждают, что способность к вербальному общению сделала из человека прямоходящего, человека разумного. Но что-то там природа не досмотрела, и эта самая способность к разумной речи и составлению слов сделала из человека патологического лжеца, труса и манипулятора.

Но случается – очень редко и если сказочно повезет! – встречаются двое, которым слова не нужны! Они слышат, чувствуют и понимают друг друга по-иному, без слов, в иных измерениях!

Он прижимал ее к себе и ходил по всей квартире – из комнаты в комнату, по коридору, в кухню и обратно и снова в комнату, покачивал Стаську, целовал в волосы и ничего не говорил.

А ей и не надо было.

Она прижималась к нему, вздыхала куда-то в его ключицу – жаловалась!

«Я знаю, я знаю!» – отвечал нутром Степан, разговаривая с ней.

Ему стало жарко и, на мгновение выпустив Стаську, поставив на пол, он скинул куртку и ботинки и торопливо прижал девушку снова к себе, продолжая ходить, держа ее в руках.

Но скоро ему стало совершенно невозможно ходить, двигаться – совершенно невозможно, и Степан заторопился.

– Я не могу больше, маленькая!

Уложил Стаську на ближайшую горизонтальную поверхность, оказавшуюся диваном в гостиной, попытался раздеть их обоих, не справился – бросил! Стянул стратегически необходимое, подгоняемый Стаськиными поцелуями, и соединил их истосковавшиеся тела одним мощным движением!

Все! Дома! Оба!

Никаких слов мешающих, никаких показательных телесных выступлений, ни ласк продуманных, ни мишуры – только вперед! Вдвоем!

Больших ревел, словно разрывал цепи кандальные из последних сил – бог его знает, может, так оно и было!

А Стаська вторила ему, неслась навстречу телом, сердцем душой – всем, что имела, поверив окончательно в то, что он с ней!

Здесь! Сейчас!

А остальное не имело значения!

Немного успокоив дыхание, плавно спускаясь из их мира на двоих, пусть не на землю, но в нечто реальное, на разгромленный диван с вывороченной диванной подушкой, Стаська вдруг тихо рассмеялась.

– Что? – не двигаясь и не отрывая вспотевшего лба от подлокотника дивана, спросил Степан.

– Мы отражаемся в зеркале, и картина открывается, хочу тебе сказать, впечатляющей красоты! Великий доктор Больших со спущенными штанами и красивым голым задом! А я в порядке, меня не видно!

– Красивым? – переспросил, улыбаясь в гобеленовую ткань подлокотника Степан.

– О-о-очень! – уверила воодушевленно Стаська.

– Перебираемся на кровать! – распорядился Больших.

– А что, предполагается сон? – уточнила план мероприятий Стаська.

Она теперь могла шутить, язвить, смеяться – она теперь все могла!

– Даже не надейся! – поднимаясь и подхватывая ее на руки, отверг предположение Степан.

Теперь, не боясь ничего, не спеша и имея все время в мире, он медленно раздевал ее, уложив на кровать, шептал что-то на ушко, гладил, переворачивал, целовал, и Стаськин счастливый звонкий смех наполнил всю квартиру, зиявшую до этого пустотой обреченности.

Спустя продолжительное время, плотно заполненное действиями, они ели, устроив пикник на полу возле дивана, набросав подушек, притащив вкусностей из кухни, усевшись напротив телевизора, который забыли включить за ненадобностью, и разговаривали.

– Расскажи мне о себе, маленькая, я ведь не знаю о тебе деталей, только основное.

– Детали – это моя жизнь?

– Да. Основное – ты сама, а детали – то, как ты жила. Ты была замужем?

– Нет. Но у меня был продолжительный роман! – как ребенок, о чем-то важном заявила Стаська, скорчив дурашливую рожицу.

– Продолжительный?

– Да. Целых полгода!

– Сро-ок! – засмеялся Степан, наклонился и поцеловал ее в губы. – И что за роман? Мне надо волноваться?

– Ну, поволнуйся! – разрешила Стаська.

«Роман» случился, когда Стаська работала в представительстве американской фирмы и, как водится, с коллегой.

Александр работал менеджером и, как он всегда подчеркивал, представляясь: «высшего звена», с ближайшей перспективой стать топ-менеджером.

На свидания ходить не пришлось, сближение и узнавание происходило на многочисленных корпоративных мероприятиях и в непосредственном общении на работе.

Но он ухаживал. Красиво.

Цветы, конфеты, билеты на самые дорогие и престижные концерты, выставки и театральные постановки. Посещение ночных клубов – престижных-престижных – все в разрезе заявки на ожидаемое топ-менеджерство и подготовки к нему.

Красиво. Но недолго.

Как только они побывали в постели пару раз, быстро-быстро манера общения и взаимоотношений изменилась, направляемая Александром в определенное русло.

Стаське думалось, что она влюблена, и пока ей это казалось, и она активно себя в этом убеждала, то и не замечала явных перемен в поведении возлюбленного.

Их звали в клуб на какого-то английского певца, он говорил:

– Давай лучше останемся дома. Ты что-нибудь вкусное приготовишь, побудем вдвоем.

– Давай! – радовалась предстоящему интиму Стаська.

Княгинюшка сделала царский подарок: два билета на Хворостовского, невозможных к приобретению по причине дороговизны и дефицита, Александр поморщился:

– Не люблю я оперу!

«Странно, – прозвучал первый робкий звонок в Стаськином сознании, – а говорил, что любишь и разбираешься!»

– И чувствую себя неважно, голова болит. Давай дома останемся.

Дома кавалер остался один, Стаська, выклянчив у него разрешение, пошла на концерт с княгинюшкой. А на следующий день она случайно услышала на работе, как он говорил начальнику:

– Вчера со Станиславой ходили на Хворостовского – это что-то! Он гений! Потрясающе!

«Ладно, – подумала Стаська, – что я знаю про карьерные заходцы, может, так надо!»

Александр жил отдельно от родителей, в однокомнатной квартире, но у черта на рогах – на «Братиславской», в новом доме. Добираться до работы – не ближний свет, да и пробки, и он старался остаться у Стаськи, в центре.