Две половинки - Татьяна Алюшина

Если он придет к ней – то навсегда!

Придет, чтобы не расставаться!

И это вызывало чувства, схожие с теми, когда стоишь на краю бездны – страшно до жути и до жути хочется испытать этот полет!! И только чувство самосохранения останавливает от последнего шага…

И это пугало его до смерти – что никак по-другому у них не получится!

Доктора Больших пугало и останавливало от того самого последнего шага невозможность компромисса и привычной необремененности чувствами.

Все он понимал и имел смелость признаваться себе без поблажек, стоя у темного окна, а также то, что вариантов-то всего два – либо он с ней, весь, с потрохами и всерьез и навсегда, либо без нее, и тоже навсегда. И это как-то очень фатально.

Мужик в тридцать девять лет – это не мальчишка в двадцать три, и не юноша в тридцать!

Это мужчина, создавший, устроивший свой мир – удобный, комфортный, уютный и оттого безопасный – таким образом, который его устраивает больше всего, и ломать, внедряться в этот обустроенный мир он не позволит никому!

Но и жить без Стаськи теперь не получается!

Как-то исподволь и незаметно эта обыденная, каждодневная жизнь превратилась в серое, утратившее краски и радость бытие. И только воспоминания раскрашивали эту серость в цвета, заставляя мгновенно реагировать тело, когда перед глазами вставало, как у них все было, как она смотрела на него и кричала под ним от счастья!

Вот и выбирай!

Но он пока не выбрал.

Дав себе малоприятные характеристики, честно оценив свою трусость, все сказав себе мысленно – он так и не выбрал!

За него выбрало уставшее подсознание. Само.

А достал потому что!

А может, ангел какой помог…

Степан отвез родителей, сидевших с Дениской, пока Анька была в больнице у мужа, домой, посидел с ними, попил чайку, поговорил. Дела семьи, родных Больших неизменно держал на контроле всегда – помогал, устраивал, решал, созванивался каждый день, если не находился в дальней командировке.

Посещение и уход за Юрой в больнице родственники распределили между собой, согласовав график – его родители, Юрины и Анна. Степана в распорядок не внесли как участвующего в ином непростом рабочем графике. Он и так заезжал при любой возможности в больницу, проверял, как идет процесс восстановления, и развозил всех по домам.

Родители по обыкновению уговаривали остаться переночевать, но он отказался.

Услышав по «Авторадио» об ожидающей его впереди пробке, Степан свернул в объезд и, занятый своими мыслями, автоматически вел машину.

Когда Больших осознал и увидел, КУДА он приехал, холод пробежал у него по позвоночнику – не отдавая себе отчета, не думая о дороге, он оказался у Стаськиного подъезда!

Все возможные места парковки были заняты, в том числе и ее «фордиком». Стиснув зубы, Степан крутанул руль, вскарабкался на тротуар, остановил машину прямехонько под подъездом, выключил двигатель и остался сидеть на месте.

«И что дальше?»

Он пожалел, что не курит. Достал бы сигарету, прикурил, подумал, оправдывая бездействие: «Вот сейчас докурю!»

Ни причин, ни отговорок не находилось, хоть наизнанку вывернись!

«Что ты сидишь?! Делай что-нибудь!! – крикнул он себе. – Заведи машину и уезжай, если боишься до усеру! Или уже выйди и иди к ней!»

Препротивно пропищав, открылась железная подъездная дверь, выпуская на улицу женщину с детской коляской.

Одним движением Степан выскочил из машины, хлопнув на ходу громко дверцей, подлетел к женщине, придержал тяжелую дверь, пока она выкатывала коляску.

– Спасибо, – поблагодарила юная мать.

– Пожалуйста, – ответил автоматически Степан, вытянул руку вперед, нажимая кнопку сигнализации на брелке. Джип отозвался писком, оповестившим о включении охраны от разнообразных посягательств.

Больших шагнул в подъезд, дверь за его спиной медленно и плавно затворилась. Постоял, прикрыл ладонью глаза.

«Стаська…» – подумал он.

И вдруг сорвался с места и понесся, проигнорировав лифт, по лестнице, перемахивая по три ступеньки, не останавливаясь, не раздумывая больше, нажал кнопку звонка в ее квартиру и не отпускал!

Стаська переводила особо замороченный абзац любовной саги из французской жизни. Получалось не очень. Это и по-французски звучало, как графоманская белиберда с ярко выраженным эротическим уклоном, а по-русски все ей какие-то «ланиты» в комплекте с «устами» лезли в голову, и от раздражения тянуло присовокупить «взор горящий со спертым дыханием»!

Господи, какая чушь!

Стаська хлопнула по клавиатуре ладонью, окончательно разозлившись.

– Сразу видно «большой умственности человек» писал! – крутанулась она на стуле и попеняла себе: – Ты имя родины высокое несешь, Игнатова? Вот и неси, переводи, чтобы было высокохудожественно!

Поворчала на себя, на писательницу притюкнутую, в день рождения которой, по всей видимости, природа с музой отдыхали, хоть и француженка!

Оттолкнулась ногами от пола, откатилась на стуле от компьютерного стола, встала и пошла в кухню, кофе сварить.

Стася включила чайник, достала турку, кофе с полки, взяла чашку из посудной сушилки и…

И не донесла до столешницы, чашка выскользнула из пальцев, громко хлопнулась об пол, разлетевшись на мелкие кусочки!

А у Стаськи почему-то сильно бухнуло сердце.

– Да что за ерунда! – возмутилась она.

Раздраженно достала совок, веник, смела осколки и не высыпала, а вышвырнула в ведро.

Сердце бухало, бухало, бухало, не успокаиваясь!

Стаська остановилась, замерев и холодея от испуга, приложив ладошку к груди, где стучало набатом, вытворяющее черт-те что ее заполошное сердце, и почему-то подумала:

«Что-то со Степаном!»

И в этот момент раздался звонок в дверь – длинный, непрерывный, требовательный!

Вздрогнув всем телом, она сорвалась с места, побежала в прихожую и остановилась, не решаясь открыть – звонок заливался, отдаваясь в мозгу, она стояла застыв и не могла открыть, точно зная, кто там…

Опомнилась, испугалась, что он сейчас передумает и уйдет:

«Что я делаю?!»

Открыла замок дрожащими неуклюжими руками, распахнула дверь…

– Ничего не говори!! – потребовал Больших и сделал шаг через порог.

Она отступила на шаг назад, не отрывая от него неверящего потрясенного взгляда.

«Я не говорю! По-моему я забыла, как это делается!» – отстраненно, как со стороны и о ком-то другом подумала Стаська.

– Ты потом мне скажешь, можешь даже стукнуть! – тоном, больше похожим на приказ, разрешил Степан.

Он сделал еще один большой шаг навстречу – она отступила.

«Что скажу? Я не хочу ничего говорить! Разговаривают в другом мире, где пустоту заполняют словами!» – снова о ком-то другом подумала она.