Сейчас и больше никогда - Анастасия Соловьева

Молодой человек понимающе улыбнулся, отпивая на весу кофе. И неожиданно крепко обнял ее за талию.

– Эй?! – Саша инстинктивно пихнула его, и он облился кофе. Большое зеленоватое пятно дымилось на его свитере и капало на мокрые джинсы.

Саша испугалась. Она вскочила, схватила с вешалки дубленку и выбежала на улицу, даже забыв расплатиться за кофе с печеньем.

Неправдоподобно легко отталкиваясь от земли, Саша пролетела несколько кварталов и на углу оглянулась. Молодой человек за ней не гнался.

– Так тебе и надо – мало шоколада! – сказала она громко.

Припомнившаяся детская присказка казалась уморительно потешной. Саша засмеялась. Прохожие, глядя на нее, тоже смеялись. Действительно, ведь смешно: мало шоколада!

«Однако со мной происходит что-то неладное», – мелькнуло у нее в голове. Но тут впереди она увидела узенькую улочку, всю освещенную волшебным розовым светом. «Вот здорово! – Саша двинулась на этот свет. – Надо Диму сюда привести. Погуляем тут вместе!» Она вынула Димину записку и сосредоточенно ее перечитала: «…Твой Димон».

– Димон! – засмеялась Саша. – Мой Димон!

Смех ее русалочно переливался где-то вверху, у таблички с названием улицы: «Улица красных фонарей». Легко запомнить!

При входе на чудесную улицу стоял памятник обнимающимся мужчине и женщине. Все радовало вокруг, веселило и смешило Сашу. И этот памятник… Она остановилась, внимательно рассматривая его.

– А у нас тоже есть такой же, – улыбнулась она лукаво. – Только «Рабочий и колхозница»! – И захохотала от всей души.

Саша обошла памятник, осматривая его кругом, вступила на улицу, в ее сказочно неправдоподобный свет… И удивленно развела руками…

С двух сторон тянулись витрины, а в них, подсвеченные розовыми неоновыми лампами, – азиатки, мулатки, европейки, негритянки всех возрастов. И еще кто-то. На них белое эротическое белье, искрящееся под ультрафиолетом. Женщины в витринах манят пальцем прохожих, улыбаются, движением тела обещая сладкие утехи.

Саша невольно остановилась перед одной из витрин. Там худая высокая блондинка в одних трусиках-бикини призывно облизывалась. И тут же на Сашу надвинулся громадный укутанный негр. Наклонившись к ней, он, игриво вращая белками, нежно зашептал на ухо:

– Кока-кока-экстази!.. Кока-кока…

Саша отпрянула и пошла дальше. Негр отстал. Улица круто изогнулась направо. Здесь было тесно, и встречной толпой Сашу вжало в витрину, за которой мулатка неопределенного возраста, с морщинистым лицом и отвислым животом, совершала энергичные движения, точно пытаясь стянуть с себя трусы. К ней постучался мужчина в низко надвинутой шапке и в желтой дутой куртке. Мулатка приоткрыла стеклянную дверь и назвала цену:

– Сорок пять долларов.

– Это за десять-то минут?! – возмутился клиент на ломаном английском.

Они принялись громко, на всю улицу, торговаться и сошлись на тридцати. Он прошел в витрину, шторка опустилась.

Саша подалась в боковую улочку, но и тут тянулись такие же витрины, где, словно в аквариумах, извивались, куражились, гримасничали женщины. Некоторые, правда, смирно сидели перед телевизором или говорили по телефону.

Улицы красных фонарей занимали целый квартал. Саша вышла на какой-то канал и направилась, как ей казалось, к гостинице – впереди виднелся шпиль знакомой кирки Вестеркерк.

Но кирка оказалась совсем не Вестер – Саша заблудилась. Угол, на котором она стояла, назывался Rembrandtplein – площадь Рембрандта. Название успокоило ее. Саше опять стало легко и радостно. Она огляделась – здесь было много крохотных, точно домашних, театриков. В одном из них начинался спектакль.

«Никогда не бывала в камерном театре, – подумала Саша. – Приеду, напишу о нем в «Bête noire».

Саша вошла в вестибюль и купила билет.

Зал был всего в несколько рядов. Впереди нее сидели одинаковые молодцы в черной коже, с бородами и хвостами. Опять у нее промелькнула мысль: что-то со мной творится нехорошее. Но свет потух – действо началось.

На сцене открылись декорации: кухня-столовая. На кухне суетился мужчина в одном фартуке. Время от времени он подбегал к шипящей плите, являя залу свой голый зад. За сценой зазвенел колокольчик. Мужчина кинулся открывать, и вскоре в столовой появился другой мужчина. Выставив на стол бутылку вина, он быстро разделся догола. По залу прошелестел возглас одобрения.

«Гомики! – тягостно подумала Саша. – Тут одни геи».

Ей захотелось подняться и выйти, но слабость разлилась по всему телу, точно гвоздями прибили к креслу.

Рядом с Сашей кто-то осторожно сел. Она мельком глянула и раскрыла рот от удивления. Это был тот молодой человек в очочках, которого она облила утром горячим кофе. Хищно улыбнувшись, молодой человек обнял ее и полез целоваться. Это дало ей силы. Она резко встала и, давя ноги геев, торопливо направилась к выходу.

На сцене хозяин подавал на стол уже без фартука. У выхода Саша обернулась: молодой человек сидел на своем месте, недоуменно глядя ей вслед. Саша потащилась к гостинице. От легкого веселого настроения не осталось и следа. Навалилась дикая усталость, вымотанность.

У самых дверей гостиницы силы окончательно покинули Сашу, и она тяжело опустилась, кажется, на урну.

– Все равно. – Она безразлично махнула рукой.

Сердце тяжко билось, словно она весь день таскала кирпичи. Саша опять видела мусорный город и отсыревшие, грязные дома на той стороне канала. Вдруг перед ней возник радостный Дмитрий.

– Санька, что с тобой? – Он озабоченно всмотрелся в ее глаза.

– Сама не знаю, – призналась Саша. – Ходила, смотрела Амстердам. Такое тут видела… Потом расскажу. Сейчас не могу – устала очень.

Дмитрий помог ей подняться, они двинулись в номер.

– Ты не курила чего-нибудь такого? А что ела и пила?.. – Он внимательно посмотрел на ее зрачки.

– Нет. – Саша мотнула головой. – Ничего. Пила только кофе с печеньем… Так нехорошо получилось: я одного студента облила горячим кофе.

– Где? – тревожно спросил Дмитрий.

– В какой-то безымянной кафешке.

– Все ясно. Ты, наверное, была в cofeeshop, где абсолютно легально продается марихуана. А во все – и в кофе, и в печенье – добавляется индийская конопля. Ты много выпила и съела?

Они вошли в номер. Саша с облегчением повалилась в кресло. Дмитрий присел рядом, на подлокотник.

– А я-то дура, – грустно улыбнулась Саша, – еще подумала, какое вкусное печенье. Надо бы взять с собой, Олю угостить.

– Нет, Санек, милый мой Санек, – Дмитрий погладил ее по волосам, – это я дурак, что не предупредил тебя. Эти кафе-шопы открылись здесь еще в начале семидесятых годов. Первый назывался почему-то «Россия».

– Потому что в России о «всех ушедших грезит конопляник с широким месяцем над голубым прудом»…