Полная история регги: от истоков до наших дней - Дэвид Кац

случайный приятель вдруг пристально посмотрел на меня и говорит: “А ты, парень, коричневого замеса”. А какого же еще? Даже если не принимать во внимание цвет кожи, я был тем еще бродягой: штаны все порваны, рубашка без рукавов, обувь с дыркой в подошве и каблук сточенный. Он дал мне лист бумаги, карандаш и сказал: “Напиши двадцать пунктов, кем бы ты хотел быть в своей жизни”. Я написал: механик, электрик, плотник, маляр, пастор, певец… ну, и еще что-то. Отдал ему лист, и он велел сократить список до двух пунктов. Я думал-думал, и все свелось к проповеднику и певцу. Он говорит: “А теперь я хочу, чтобы ты выбрал одно что-нибудь”, – и я выбрал певца. Тогда он сказал: “Отныне ты певец. Не позволяй никому называть себя иначе – только певцом”. Я ушел от него с этой мыслью, а затем начал работать с Кеном Лаком, разносил его пластинки по магазинам. Кен услышал, как я пою, и говорит: “Эй, давай попробуем”. Первая песня, которую я спел, была A Rainbow, и она попала в чарты на второе место. Я стал петь с двумя другими ребятами – Ллойдом Шекспиром, братом [басиста] Робби Шекспира, и Кеннетом Найтом – мы назвали свою группу The Emotions. Через некоторое время в группе пошли разногласия. Я решил поработать самостоятельно, и тогда я познакомился с Банни Ли. В то время он работал учетным клерком в гараже. Он еще не был в музыкальном бизнесе, но… он был с самим Дюком Рейдом, относил его записи на радиостанцию, следил за тем, чтобы их проигрывали. Дюк дал ему немного студийного времени, мы с Кеном Лаком скинулись, чтобы купить бобины для записи. Томми Маккук и The Supersonics сыграли, и получился хит. Это была песня Music Field Роя Ширли, и она стала отправной точкой для Банни “Страйкера” Ли. Он сделал еще Get On The Ball с Роем Ширли. Вообще, много песен было записано, и это положило начало эпохи великолепного Банни Ли. Я был рядом, но я не пел, потому что мне еще нужно было найти себе имя».

Вскоре, благодаря его решительным ухаживаниям за одной из местных девушек, Максвелл Ливингстон Смит заработал себе имя Макс Ромео, и его дебютный хит как соло-певца вышел после того, как Ли попросил его написать как можно более грубую песню на оригинал Деррика Моргана Hold You Jack, – а оригинал сам по себе полон скабрезных намеков, включая название.

«Я стал работать с Банни – и появилась Wet Dream[30], первая грязная песня Макса Ромео».

Когда Максвелл написал подходящий текст, обнаружилось, что и Слим Смит, и Рой Ширли, и Джон Холт, и Деррик Морган петь это отказываются, уступая честь автору. Ну, Макс и спел ее на сессии в Studio One. В результате песня, выпущенная потом на Unity, пробыла в британских чартах целых полгода, несмотря на запрет передавать ее по радио, и вывезла Ромео в Британию с концертной программой.

Вдохновленные успехом Ромео, братья Палмер откроют свой музыкальный магазин в Кингстоне. «Банни Ли сказал нам, что мы должны открыть филиал Pama Records на Ямайке, что мы и сделали, арендовав помещение на Оранж-стрит, 118, – говорит Гарри Палмер. – Мы продержались там нескольких лет, но затем Банни взял все в свои руки, сменив вывеску на Bunny Lee Records».

В том же 1968-м, перед гастролями Ромео в Великобритании, агентство Commercial Entertainment, которым управляли бывшие рок-музыканты Брюс Уайт и Тони Казинс (он же Энтони Баутиста) привезли в Великобританию The Ethiopians. Это был первый из туров ямайских артистов, организованных именно этой компанией, и пара Уайт – Казинс впоследствии сыграет немалую роль в продвижении музыки бывшей колонии.

«Train To Skaville была в британских чартах, и Брюс Уайт и Тони Казинс – которые вскоре станут Rhino Records — взяли меня в оборот, – вспоминает Леонард Диллон. – Мы играли по всей Англии три месяца в самом первом году, а потом по два месяца в год. Аудитория была смешанной. Я играл в нескольких местах в Кенте, и в аудитории видел только одного черного».

Другие популярные песни The Ethiopians выпустил Doctor Bird, лейбл, основанный Грэмом Гудоллом, после того как он иммигрировал в Британию.

«Грэм Гудолл был звукоинженером за записях The Whip, Stay Loose Mama и Cool It Amigo с Линфордом Андерсоном. В то время Lynn Taitt & The Jets были звездами в студии, а я всегда брал для сопровождения духовые, например Тромми [тромбонист Вин Гордон]. Doctor Bird Records был нашим единственным дистрибьютором», – говорит Диллон.

Вернувшись на Ямайку, The Ethiopians начали запись с Джи-Джи (J. J.), продюсером, который сумел извлечь из них лучшее.

«Когда я приехал из первого турне, я встретил Джи-Джи в его магазине пластинок на Оранж-стрит, 136, – продолжает Диллон. – Там всегда полно милых девушек, и ты должен хорошо с ними поладить, например, угостить их обедом. Когда к тебе приходят люди, чтобы купить записи, ты должен быть рядом и делать им приятное. Джи-Джи в этом отношении был великим человеком. Однажды он посмотрел на меня и сказал: “Напиши песню о том, что все рушится”. Мы пошли в студию WIRL и записали песню с группой Бобби Эйткена The Caribbeats. В то время вся Ямайка бастовала, все основные службы, – шли разборки с правительством по поводу оплаты труда. Моя политика – Африка, растафарианство, дальше я не углубляюсь. Но как музыкант я могу высказать свою позицию – написать обо всем этом песню».

Песня Everything Crash прокомментировала рост социальных волнений, отражавших растущее недовольство правящей партией. Ямайка была независимой уже более пяти лет, но для большинства ее граждан мало что улучшилось. Всеобщая забастовка стала одной из форм массовых протестов, охвативших нацию, и песня Дил-лона как нельзя лучше иллюстрировала разочарование народа.

Продюсировал Everything Crash Мелвин Рейд, он же поддержал последующие хиты, такие как Hong Kong Flu и Woman Capture Man. В этих песнях (и в Well Red) звучат ручные барабаны – свидетельство осведомленности Диллона о его африканском происхождении и закодированный им символ веры растафарианства.

«Я никогда не расстаюсь с барабаном-конгом, потому что про Африку мне рассказывали мои бабушка и дедушка. Они научили меня тому, что сам я – из племени ашанти и имя моего древнего африканского предка – Куао, это первый человек, достигший Ямайки», – говорит он.

Мудрость растафари повела Диллона за собой, когда он еще был жителем гетто. «Это врожденное, но было еще одно место в Уотерхаусе – Эфиопский реорганизационный центр, которым управляли старейшины Насер Кинг и Папа Кинг, и они нам хорошо