Темное солнце - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Она доблестно одолела мерзость разложения и теперь, наряженная, напомаженная и удалая, была готова к воскресению.

Тибор велел жрецу оставить нас и схватил меня за руку:

– Уходи немедленно. Маску не снимай. Снимешь ее, только когда отойдешь подальше.

Я пал перед ним на колени, не имея возможности его обнять. Он покачнулся.

– Я люблю тебя, Ноам. Люблю как сына. Но я очень надеюсь умереть и больше никогда с тобой не встречаться. Прощай.

С болью в сердце я покинул его. Куда податься? Где сегодня преклонить голову?

Я плелся по пустыне, освещенной серпиком луны. Пробыв долгое время в Доме Вечности, я ощущал себя хрупким, и не только из-за раны. Меня измучило тесное общение с трупами и встреча с Тибором. Что-то во мне надломилось, я уже не смог бы балагурить с Пакеном, вернуться в комнату, отведенную мне его сестрой Мерет.

На подходе к Мемфису я почти бессознательно свернул в сторону, прошел вдоль пустынного кладбища и направился к зыбкому львиному силуэту, притаившемуся на горизонте. Подойдя, я сразу рухнул между передних лап Сфинкса и забылся сном.

* * *

Сквозь сон я услышал тоненький жалобный всхлип.

Я очнулся, но мне почудилось, что сон продолжается: на самом песке ко мне приткнулось щуплое тельце, его тепло согревало мне живот, его дыхание ласкало мне ухо.

В моих объятиях дремала девочка.

Я удивился, что разбудивший меня звук мог слететь с этих тонких гранатовых губ; я поморгал, дабы убедиться в реальности происходящего, и прокашлялся. Девочка открыла глаза, зеленые с ореховыми прожилками, и улыбнулась, как давнишнему знакомцу. Ее полная невозмутимость убедила меня, что она притулилась ко мне по своей воле.

– Здравствуй, – сказала она хрустальным голоском.

– Здравствуй.

Она высвободилась, встала, живо вспрыгнула на одну из гигантских Сфинксовых лап и уселась на ней – махонькая, крошечная, не больше блохи на медвежьем когте. Она потянулась, глянула в молочно-белое небо, на котором лениво подымалось солнце, потом прижала ладони к животу. В ней была странность и несомненность привидения, но я призвал себя к здравомыслию.

– Ты потерялась? – спросил я.

Она мотнула головой.

– Где твои родители?

Она подняла брови, разочарованная банальностью моих вопросов. Раздался короткий пронзительный вопль, но слетел он не с губ девчушки, а вырвался из ее живота: она умирала от голода.

– Что ты здесь делаешь?

Она рассмеялась, будто я сморозил глупость.

– Пришла, чтобы с тобой поговорить, – разве непонятно?

– Со мной?

– Да.

– Зачем?

– Я здесь, чтобы раскрыть тебе твое будущее.

Я успокоился. Она из тех сирот, имя им легион, которые предоставлены себе и поодиночке или шайками с невинным видом выдумывают уловки ради куска хлеба, одни хитроумнее других.

Я машинально ощупал свой кошелек, проверяя, не обокрала ли меня малышка.

Она скривила губы:

– Какая дикость!

– Простая осторожность.

– Как угодно, Ноам.

Удивительно.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Я знаю гораздо больше, чем твое имя.

Я онемел. Наш разговор был весьма странным, странность эта и занимала меня, и пугала. Я был уже не в состоянии рассуждать. Может, Сфинкс опутал нас сетями своих тайн? Странная малышка по-прежнему меня смущала, и мне приходилось бороться с этим чувством. Ее живот снова несколько раз глухо булькнул, и она переменила позу, чтобы его унять.

– Куда ты идешь?

Она сидела, подперев подбородок ладошками и упершись локтями в колени; внимательно глядя на меня, теперь разговор вела она.

– Иду в Фивы, чтобы увидеть Дуамутефа.

Этот господин, соперник фараона, был у меня на подозрении третьим и последним: несомненно, Дерек скрывался под его личиной.

– Это не он, – заявила девочка.

– Что?

– Дуамутеф – не тот, кого ты ищешь.

– О ком ты говоришь?

– Ты и сам прекрасно знаешь.

– С чего ты взяла, что это не он?

– У Дуамутефа кожа черная. Ты не знал?

Мы помолчали. Она смотрела на меня едва ли не с сожалением; я был сконфужен ее способностью читать мои мысли.

– Кто ты такая?

Очередной мой вопрос опять разочаровал ее, она поморщилась. Я уронил голову. Прошло время. В животе у девочки снова жалобно заурчало. Она размеренно произнесла:

– Тот, кого ты ищешь, находится здесь, в Мемфисе. И в Мемфисе ты соединишься с той, которую полюбишь.

– С Нурой?

Ее взгляд затуманился, она вздрогнула, посмотрела вдаль, вопрошая невидимое, наконец сочла себя вправе ответить:

– С той, которую ты полюбишь, а не с той, которую любишь. С другой женщиной. С новой женщиной. Ты ее уже видел.

– Не с Нурой?

– Не с Нурой.

Она притулилась к Сфинксовой лапе, стала похожа на обычную девочку и сказала обычным голосом:

– Оставайся в Мемфисе, Ноам. Все случится в Мемфисе.

Она внезапно соскочила с огромной лапы.

– Я принесла тебе подарок.

Из кармашка платья она извлекла клубок и положила передо мной.

– Береги ее, и она тебя убережет.

Я наклонился. Клубок лебединого пуха стремительно покатился – снежный комок на буром песке, – встряхнулся и превратился в кошечку с золотыми глазами; она встала на свои крошечные лапки, взглянула на меня и мяукнула.

– Ее зовут Тии.

Я осторожно поднял этот почти невесомый клочок шерсти; на ощупь он оказался теплым и восхитительным. Это чудо заурчало.

А загадочное легконогое дитя было уже далеко.

Часть третья. Нильский тростник

Интермеццо

«Смерть – это болезнь, начинающаяся с рождением». Эта напечатанная заглавными буквами броская фраза занимала всю первую страницу брошюры, которую нервно перелистывал Ноам. Сидя в ярко освещенной приемной, он испытывал нетерпение.

Несмотря на пятнадцатичасовой перелет в Сан-Франциско и еще час езды до Силиконовой долины, спать ему совершенно не хотелось, он почти не чувствовал усталости. Задача спасти Бритту обостряла его бдительность.

– Не желаете чаю?

Перед ним возникла менеджер, типичная мексиканка, ее ослепительно-белые зубы сияли, так же как иссиня-черные волосы.

– Детокс, против старения или антистресс?

– Мы больше не утоляем жажду, а потребляем питье, – ни к кому не обращаясь, пробормотал Ноам. И наугад ответил: – Детокс.

– Чудесно, одну минуточку.

Глядя, как она буквально бросается к бойлеру, можно было подумать, что эта работа доставляет ей удовольствие. С самого утра Ноам был очарован североамериканской любезностью: каждый служащий, с приставшей к губам улыбкой и сияющими глазами, стремится удовлетворить клиента. Это приятно отличается от обычаев некоторых европейских стран, где все боятся потревожить человека, чья работа, впрочем, заключается в том, чтобы встретить и принять клиента, – Ноаму тотчас вспомнились хамоватые гарсоны парижских кафе.

– А вот и ваш чай-детокс, заваренный при семидесяти градусах, – идеально для расщепления молекул.

Она не дает мне напиться, размышлял Ноам, она обо мне заботится. Он поблагодарил и возвратился к