Алька. Технилище - Алек Владимирович Рейн

отоларингологу. Но увы, все предпринимаемые действия и прописываемые мне лекарства и процедуры не дали никаких положительных результатов. Как она только ни пыталась меня вылечить, даже проколола и промыла мне гайморовы пазухи, хотя никаких показаний, свидетельствующих о наличии у меня гайморита, не было.

Поняв тщетность своих потуг, она решила показать консультирующему профессору. В те годы в поликлиниках была такая практика – консультировали один-два раза в неделю доценты или профессора из профильных клиник. В один из дней в нашей же поликлинике я сидел напротив пожилого, лет шестидесяти, мужчины, который детально расспросил меня о том, как и когда у меня возникает насморк и каковы по виду мои выделения. Расспросив, он попросил мой носовой платок и долго изучал то, что попадает туда из моего носа. Надо сказать, это был единственный в моей жизни врач-отоларинголог, который заинтересовался содержанием моего носового платка, а врачей этих я повидал немало. После этого он просмотрел мою медицинскую карту, повернулся к моей врачихе и сказал: «Ну, рассказывай, как ты его лечила». Врачиха моя подробно перечислила все капли, пилюли и процедуры, которые я безропотно принимал, глотал и терпел. Выслушав всё это, профессор произнёс каким-то упавшим голосом: «Как же я тебя учил-то», – и принялся объяснять ей, что происходит с моим носом. Объяснив, стал меня врачевать, для чего затребовал, если мне не изменяет память, раствор какой-то кислоты, впрочем, здесь я могу и ошибаться. Получив склянку с требуемым, он взял из стоящей на столе баночки металлическую спицу, скрученную из двух проволочек, примотал на её конце малюсенький тампончик, чуть обмакнул его в кислоту, запрокинул мне голову, аккуратно засунул эту спицу мне в нос почти до половины и что-то там прижёг. Потом он повторил все эти действия со второй моей ноздрёй. Все свои действия он комментировал вслух для врачихи, чтобы она поняла суть и смысл происходящего. Проделав всё это, сказал мне: «Ну, приходи через неделю». Лечили меня он, а потом врачиха таким же образом, повторяя все эти действия, месяца полтора. После чего у меня не было насморка лет пятнадцать.

Уже в зрелом возрасте я пришёл в ту же районную поликлинику снова с той же проблемой. Врач, женщина моего возраста, выслушав меня, бойко стала выписывать препараты, которые не помогли мне полтора десятка лет назад. Я стал рассказывать, что имел сходный опыт лечения у её предшественницы, что это бесполезный труд, что-де профессор, который у вас тут консультировал, меня лечил, прижигая что-то в носу, но она отвергла все мои басни, заявив: в носу прижигать или мазать вообще нечего, никаких профессоров у нас сроду не было, моё дело – поменьше рассуждать и смиренно принимать всё, что врач назначил. Тогда я поинтересовался, как она может рекомендовать мне какое-то лечение, не заглянув в мой носовой платок. Последнее вызвало её неподдельное возмущение – что, я должна ещё Ваши сопли разглядывать?! Я встал и ушёл, не прощаясь, очень хотелось сказать ей: вы, голубушка, дура набитая, – да как-то не решился, подумал, что нехорошо доценту так себя вести с женщиной – её ведь тоже какой-то доцент учил, да не научил, а может быть, и тот самый седенький профессор.

Больше в нашу девяносто восьмую поликлинику я не ходил, нет смысла – нет врачей.

***

Летом сестра с Жорой, приехав в отпуск, арендовали первый этаж большого каменного дома в Купавне и пригласили Милку с Мишкой пожить с ними. Жили они там, как правило, впятером: мама Георгия Нина Григорьевна с моими племянниками Ольгой и Олежкой, родившимся в Японии в семьдесят первом году, и Людмила с Мишанькой. Жора с Катькой и я приезжали, как правило, по выходным. После работы по будням я кочумал у тёщи с тестем.

Возвращаясь в Японию, они оставили свою детвору на попечение – дочурку Ольгу – нам с мамой, а сына Олега – родителям Георгия. Эта пиратская тройка (сынок наш Мишаня вошёл туда весьма органично) творила полное беззаконие, когда объединялась у нас на квартирке, я любил, когда было время, с ними повозиться.

***

В начале осени в отдел пришло задание на проектирование межоперационных транспортёров для передачи длинномерных заготовок между позициями штамповки. Особенностью передаваемых заготовок было то, что при малом сечении они были изрядной длины, около трёх метров, а перемещать их от пресса к прессу надо было в направлении, перпендикулярном длине. Стандартный ленточный транспортёр не годился, заготовка крутилась бы на нём, было непонятно, как закладывать их в штампы при такой длине, необходимо было на каждой операции держать двух операторов.

Розен решил организовать мини-конкурс и дал задание мне и Славке Шабанову подготовить эскизные предложения. Славка стал лепить привычный ленточный транспортёр, мне эта идея никак не покатила, и я стал придумывать возможные варианты транспортёров, в которых лента заменяется тросом, цепью, другими несущими элементами, наваял рулон эскизов. В конце недели Розен с Миньковым, осмотрев то, что каждый из нас нарисовал, сняли Славку с забега, поручив заканчивать тему мне. После размышлений и прорисовок пришёл к выводу, что идеальным вариантом будет заменить ленту клиновыми ремнями, поставив их четыре по ширине, Гарри Моисеевич меня поддержал. Использование четырёх узких ремней в качестве транспортирующих элементов снимало проблему разворота детали при транспортировке, за счёт разной натяжки ремней можно было обеспечить поддержку заготовок в четырёх точках, проблема была только в варианте механизма скрепления концов ремня. Я нарисовал несколько вариантов и позвал Минькова обсудить их надёжность. Обсудив предложенное, мы выбрали самый, по нашему разумению, надёжный, но при этом Гарри Моисеевич предложил:

– А ты покопайся в номенклатуре выпускаемых ремней, может быть, подберёшь что-нибудь нужной длины и не придётся их разрезать.

Старик был прав – ремней этих выпускалось такое количество, что подобрать их на нужный размер не составило никакой проблемы. Надо сказать, что использование ремней этого типа для транспортёров весьма эффективно, ремни эти силовые, при использовании их для транспортировки груза они почти не нагружаются и могут служить без замены весь срок использования транспортёра, кроме того, это позволило встроить в транспортёр досылатель – устройство, позволяющее в момент, когда заготовка приходит в конец транспортёра, додвинуть её по специальным направляющим в рабочую зону штампа. Оператору оставалось только позиционировать её в штампе, необходимость во втором операторе у каждого пресса отпала.

Когда деталь проходила две трети транспортёра, срабатывал датчик, дающий команду на включение муфты привода досылателя, который догонял деталь и задвигал её в штамп, после чего возвращался в исходное положение и муфта отключалась.

Двигатель, да и