Моя жизнь хикикомори. Том 3: После перемен - Отшельник Извращённый

Я замер, удивлённый её ответом.

— Необходимости?

Она посмотрела прямо мне в глаза, голос всё ещё был ровным, но теперь с уловимой остротой.

— Вы всегда могли выбирать, Казума-сама. Зачем вам подкатывать к кому-то сложному, если у вас всегда было внимание?

Я почувствовал, как уголки моих губ дёрнулись в улыбке.

— Хм, так ты считаешь, что я не привык прикладывать усилия?

— Я считаю, что вы привыкли получать то, чего хотите, — ответила она, не моргнув глазом.

— Значит, намекаешь, что я избалован вниманием…

— Намекаю, Казума-сама, — её взгляд блеснул холодной уверенностью, — что некоторые вершины требуют особых усилий для покорения.

Это было тонко.

Я кивнул, одобряя её попытку контратаки. Теперь мой ход.

Шагнул к ней, сокращая дистанцию до опасного минимума. Кана не отступила, но её дыхание стало глубже, выдавая внутреннее напряжение.

— Значит, — мой голос упал до шёпота, — говоришь, что я привык получать то, что хочу.

Тишина. А какое напряжение. Я медленно поднял руку и коснулся лацкана её пиджака — лёгкое, едва весомое прикосновение.

— А что, если то, чего я хочу сейчас… — я чуть потянул за ткань, притягивая её ближе, — это ты?

Её глаза расширились, в них мелькнуло смятение. Время растянулось. Каждый удар сердца в ушах, как вечность.

— Знаю, ты сейчас думаешь, это шутка, игра, — продолжил я, глядя ей в глаза, — если скажешь «нет», я не буду настаивать. Но знай — я хочу, чтобы ты сама захотела сказать «да».

Я отпустил её пиджак, и воздух между нами снова стал прохладным.

— Казума-сама… — в её голосе прозвучала нота неуверенности, которую я никогда раньше не слышал.

— Не отвечай сейчас, — я сделал шаг назад. — Просто подумай об этом.

И, развернувшись, направился к дому, чувствуя, как её взгляд прожигает спину.

— Сладких снов, железная леди, — бросил я через плечо.

Кана ничего не сказала. Но по её взгляду было всё понятно и без слов…

Глава 13

Вечерний свет падал косыми лучами сквозь окно спальни, создавая ту ещё атмосферу. Я стоял перед зеркалом, наблюдая, как Харуно ловко поправляет воротник моего костюма. Вокруг витал уловимый аромат лаванды — любимые её благовония, я был не против.

— Осталось совсем немного, Казума-сама, — голос Харуно мягкий, почти успокаивающий.

Я смотрел в зеркало, но видел не своё отражение, а бесконечную вереницу вопросов, на которые никто не спешил давать ответы. Мать. Почему одно это слово вызывает внутри странную пустоту? Точно кто-то вырезал важную часть моей души, оставив лишь фантомную боль.

В этом огромном доме, где каждый шаг был по протоколу, все, казалось, знали какую-то мрачную сказку. Сказку обо мне, о моей матери, о том, что случилось когда-то. Но никто не решался её рассказать. Что все скрывают? Почему никто не говорит прямо о моём прошлом?

Память играла со мной в жестокую игру: вспышки чужих улыбок, обрывки разговоров, силуэт женской фигуры в дверном проёме, встречавшей меня. Всё такое близкое и одновременно бесконечно далёкое. Куски воспоминаний беспорядочно всплывали в голове, но без ясности.

Пальцы инстинктивно дёрнулись, наверное, хотели схватить что-то, что невозможно удержать.

— Казума-сама? — голос Харуно вернул в реальность.

Она стояла рядом, окружённая мягким светом заката, взгляд полон особой заботы, которая отличает преданных слуг дома Кобаяси.

— Вы полностью готовы, — отступила она на шаг, поклонившись.

В зеркале отражался молодой человек в идеальном костюме — точь актёр, готовый выйти на сцену. Вот только роль свою он не помнил.

Напряжение, неприятно сковавшее плечи, требовало выхода. И тогда я решил сделать то, что помогало в последние дни моей новой жизни — спрятаться за маской пошлого шутника.

— Харуно, — протянул я задумчиво, — кажется, я чувствую некоторое напряжение внизу.

Её глаза от такой неожиданности расширились, на щеках появился лёгкий румянец, но, отдаю ей должное, быстро взяла себя в руки. Привыкает?

— Боюсь, господин, — её голос оставался удивительно ровным, — сейчас не самое подходящее время для… расслабления.

Я притворно вздохнул, глядя на неё с лёгким сожалением.

— Как тяжело быть наследником, — и покачал головой. — Всё сам, да сам.

После чего потянулся к ремню.

Харуно замерла, глаза округлились, а румянец на щеках стал ярче.

— Казума-сама… — начала она, но замолчала, не веря, что я действительно собираюсь сделать ЭТО прямо перед ней.

Судя по всему, её мысли улетели в НУЖНУЮ сторону, хе-хе. Мне же стоило титанических усилий, дабы сдержать улыбку.

Я просто ослабил ремень на одно деление и сделал глубокий вдох:

— Вот теперь гораздо лучше.

Лицо Харуно стало абсолютно нейтральным, но могу поклясться, она мысленно прокручивала список всех своих карьерных решений, которые привели её к этому моменту.

— Ну что, пойдём? — сказал я, направляясь к двери.

Когда выходил из комнаты, бросил взгляд на зеркало и заметил, как уголки губ дрогнули в ухмылке.

Вот это было весело. Интересно, сколько времени подобное будет продолжаться? Хороший вопрос.

…

Вечерний сад встретил нас прохладными объятиями. Фонари разливали мягкий свет, превращая дорожки в речушки из золота, а цветущие кусты — в молчаливых, но нарядных стражей. Всё было идеально. Слишком.

— Харуно, — произнёс я, не оборачиваясь, — ты веришь в чудеса?

Она выдержала паузу, и в этой заминке читалось больше, чем в любом ответе:

— В доме Кобаяси, Казума-сама, каждое чудо тщательно спланировано.

Я взглянул на неё. Как искренне прозвучали эти слова.

Мы подошли к просторной деревянной террасе, в центре сада. На столе из тёмного дерева, покрытом белоснежной льняной скатертью, стояли блюда, оформленные на уровне конкурсов по кулинарному искусству. Рядом мягко трепетали огоньки нескольких свечей, добавляя каплю уюта.

Каору стояла у стола, как призрак из прошлого, который я не мог вспомнить, даже после той партии в шахматы. В шёлковой юкате цвета лунного света она казалась воплощением традиционной красоты, что воспевали древние поэты.

— Добрый вечер, мама, — произнёс я, чувствуя, как странно звучит это слово на губах.

Она повернулась, и на мгновение в её чёрных глазах промелькнуло что-то — боль? Тоска? Кто знает. Но тут же исчезло за идеальной маской светской дамы.

— Казума, — её голос прозвучал мягко, как шёлк её юкаты, но всё же отдавал чем-то холодным. — Ты выглядишь… лучше.

Пауза перед последним словом была почти незаметной, но