Сталкер-югенд - Федорцов Владимирович

  Паха замахнулся её ударить. Влепить так, голова оторвется. Сдержался.

  − Пасечник человек? Пасечник? Да?

  Он вырвал лук из захвата Чили, отскочил в сторону. Девушка подумал, стрелять и, заслонила собой жертву расправы. Паха не стрелял. Пинком опрокинул стоявшую в сторонке кожаную котомку. Котомка опрокинулась, выплеснув кровь. Из растянувшейся горловины выскользнуло человеческое предплечье.

  − Сюда посмотри! Сюда! - хрипел Паха. От ярости и гнева у него срывался голос. - Думаешь, их пасечниками зовут, они пчел разводят? Они людей караулят. Пасут. Они как белоглазые. Хуже! Хуже их!

  Паха вновь изготовился стрелять, продолжая зло говорить.

  − Ты иди, там в своих сталкеров играйся. Очки зарабатывай. Бонусы. А я здесь сам разберусь. С этим гадьем! Сам!

  Стрела жикнула рядом с ногой девушки. Чили не успела испугаться. Её взгляд прикован к перевернутой котомке. По мере того как вытекала кровь, содержимое котомки выскальзывало наружу. Куски рубленного мяса. Когда показалась кисть с отсеченными пальцами, она закрыла глаза ладонями. Страшно! Она отчетливо услышала, как скрипит лук и Паха снова натягивает тетиву.

  Пасечник стонал и хныкал.

  − Легко не подохнешь! Не подохнешь, пока не ответишь! - чинил Паха расправу, подтаскивая раненого к костру.

  − Двое нас! Двое!

  − Откуда? - Паха наступил на грудь раненого, не позволяя отползти от огня.

  − Из-за Хребта.

  − Давно?

  − Неделю идем.

  − Что кроты?

  − Нет там никого больше. Белоглазые... Белоглазые...всех..... Аааааааа!

  Несчастный всхлипнул и затих. Завоняло горелым мясом. Чили вырвало. Тягучая слюна с желчью прилипла к подбородку. Девушка отплевывалась, размазывала рвоту по лицу.

  Паха обернулся за понягой и быстро повыдергивал стрелы. Сполоснул водой. Остатки во фляжке протянул попить Чили. Та замотала головой. Нет-нет-нет!

  − Сматываемся.

  − Я не могу..., − боролась Чили с не отпускающими позывами рвоты. От запаха выворачивало. Мысль о человеческом мясе убивала.

  Паха встряхнул её, так что слетела панама.

  − Ну!

  − Не могу...

  − Можешь. Человек все может. Даже жрать себе подобных.

  Он потащил её ,,на буксиреˮ. Чили не упиралась. Но и глаза не открывала. Не открывала до той поры, пока несколько раз не споткнулась о корень.

  Руку отпустили. Паха сидел, скорчившись, и пытался достать из кармана лекарство. Лямка поняги лежала поверх одежды и мешала. Не справился. Чили достала горошину, сунула Пахе в рот. Тот хряснул зубами, дробя пилюлю. Подала воды. Запил. Жадно глыкая и проливая на грудь.

  Минута тишины и пустоты. Тишины вокруг, пустоты внутри. Там где должно стучать сердце ничего нет. Чили всхлипнула.

  − Руку что ли дай, − попросил Паха оклемавшись.

  Она протянула, но увидев следы крови на его пальцах, отдернула.

  − Ладно, я сам.

  Паха с трудом встал. Оглядел себя и Чили.

  − Надо привести себя в порядок.

  Дальнейший путь она не помнила. Шла как сомнамбула. Из памяти не выветривалась картина расправы на поляне. Расправы? И тут же видение перевернутой котомки. У Чили затряслись губы. Её плохо. Ей очень плохо. Очень-очень...

  Лес редел. Большие залитые солнцем поляны, молоденькие рощицы осинок, острова бузины...

  Сделали привал. Чили села поближе к Пахе, почти под локоть. Он не отодвинулся. Все понял.

  − Они, правда, людей едят? - спросила девушка, сама не зная зачем. Ведь видела собственными глазами. Но это же дикость!

  ˮДикость!ˮ - бунтовала её человеческая сущность. - ˮТакое не может быть, разве что привидится!ˮ

  − Правда.

  − А белоглазые? Они кто?

  Она заглянуло Пахе в лицо. Ей очень важно его видеть. Чтобы принять. Не понять, но принять, есть на свете вещи, которые она не знает и с удовольствием не знала бы, но приходиться. Спросила и пожалела. Гнев исказил черты, а взгляд стал бешенным. Еще хуже, стократ хуже, чем на поляне! Чили уткнулась лбом в колени. Самое время пореветь. Но не ревелось. Этот Мир не любит плакс и слабых, это первое что до нее дошло. Второе − не любит и не щадит.

  Ночь без сна и без дум. Чили смотрела на звезды. На луну. На темную стену леса. Слушала скрипы, цвирканье и вдыхала запах трав. Её словно не было тут. А где? Где ты девочка? Дома? В новой квартире? В Armpit? Где? Где можно спрятаться от себя? Нет такого места. Нигде нет. И хочешь не хочешь, возьмешь в багаж памяти то, что совсем не хочется брать. Совсем. И жить с этим багажом тоже придется. Как-то придется.

  Пахе тоже не спалось. Он ворочался, крутился с бока на бок. Устав вертеться, тихо произнес.

  − В следующий раз, не лезь в свару. Они не всегда поддаются.

  Поддаются, не поддаются − важно ли это? Кто ты сам Паха? Обо что ожегся, если так реагируешь на обстоятельства.

  − Ты не ответил мне про белоглазых. Кто они?

  Как рассказать? О чем? Сколько? Паха тянул с ответом...

  ... Далеко, на границе видимости, в тоннеле крохотный огонек поста. Отвлечешься или моргнешь, пропадет, не отыщется.

  Он и Варуша в секрете. Рядом, и выше, у перевернутого вагона, со свода шлепает в лужицы вода. Кап! Кап-кап! Кап-кап-кап! Убаюкивающая музыка. По рельсу еле слышно цокотят коготки. Крыса? Сквозняк качает проросшие в пустоту, свисающие тонкие корни. Спутанные плети легонько шуршат.

  Рука Варуши ложиться Пахе на плечо. Условный знак. Паха осторожно втягивает носом окружающий запах. К сырости, мазутной вони, затхлости воды примешивается едва заметный уксусно-яблочный тон. Белоглазый?! Двигается бесшумно. Не споткнется в неосторожности, не заденет торчащей проволоки, не ворохнет щебня под ногами. Легок что туман над лугом. В такой темнотище, только по запаху и угадаешь его близкое присутствие.

  Резко щелкает фонарь Варуши. Ослепляющий удар галогена. В запасе доли секунды, не больше. Паха успевает различить мутно-белую фигуру, почти человеческое лицо. Тух-тух-тух! Грохочет автомат короткой очередью. Пули равномерно, как в тире в мишень, дырявят голову подкарауленной твари.

  Уже после Паха рассмотрел первого поверженного противника. Прозвание белоглазый оправдано. Большие глаза затянуты молочной пленкой.

  − Говорят, есть и другие. Совсем от человека не отличишь, − говорил Варуша, примеряясь отсечь голову, в лагере показать....

  ...Нет, этим он с Чили делиться не станет. Хватит сегодняшних впечатлений. Но и оставлять вопрос без ответа негоже.

  − Одни толкуют, люди таковыми обернулись. Выродились в подземке без солнца. Другие спорят нелюдями они всегда и были. Старики бают из-за военных все. Опыты ставили. Правды теперь не дознаться. Не у кого. А по ситуации и не зачем. Разные мы.

  − В подземке? Это в метро что ли? - оживляется Чили. Когда говоришь, становится легче. Беспокойство уходит, отступает. − Я читала. Раньше транспорт называли, по тоннелям ездил. Там население городов пряталось. От радиации. От всего...

  − Кроты. Их кротами зовут. А после белоглазые объявились. На кротов охотятся. Или ловят и разводят.

  − Как разводят?

  − Как свиней.

  − Для чего? - но ответа ей не потребовалась. Сама догадалась.

  Утром она помогла Пахе с готовкой. В четыре руки получилось быстрее. Опять же невеселых дум меньше.

  Кусочек луга, что картинка в калейдоскопе, шаг и поменялась. Такой красоты Чили не видела и на старых фотографиях в сети. Глаза разбегались не наглядеться. А пахнут! Медом, ветром, росой! Дыши и дыши. На этот раз Чили ни одного цветка не тронула.

  − Почти прибыли! - объявил Паха.

  Берег скатывался к воде длинным песчаным откосом. Прибыли??? Чили онемела от ужаса. Естественное желание бежать без оглядки! Весь берег усеян десятками... сотнями гребенчатых крокодилов.

  Паха стал спускаться. Повернулся.

  − Ты чего? Это же кроки. Не боись, не тронут.

  Чили не верила. Как такому верить? Ну, как? Но Паха продолжил спуск. Побеспокоенные животные расступались, ленивых он перешагивал, что цапля кочки на болоте. Кроки разевали зубатые пасти, тянулись мордами к человеку.

  − Улыбаются, − смеялся Паха, хлопая по шершавым носам.

  Самая милая улыбка самого малюсенького крока в три десятка острых огромных клыков. Сперва Чили шла, зажмурив глаза. Неудобно. Потом поглядывая вполглаза. Потом уже глядела. Они же специально под ноги лезли!

  Действительно, Паха шел без особых помех. А ей кроки только и делали, что подставляли спины и хвосты отдавить.

  − Паха! - захныкала Чили, отставая.

  − Ну чего? Иди! Они тебя не видят.

  − Как не видят? - канючила Чили. - Все они видят!

  − Так. Не видят. Днем не видят.

  − Паха!

  Тому пришлось вернулся, распинать живое препятствие.

  − Пошли! Пошли прочь!

  Кроки похрюкивали, мотали мордами и неохотно отползали.