День поминовения - Кристи Агата

Инспектор Кемп заерзал на стуле и для чего-то заглянул в свою чашку.

– Если вы имеете в виду спортивную этику, – сказал он, – так у женщин ее нет. В крикет[73] они не играют.

– Вы ошибаетесь. Многие женщины как раз играют в крикет, – возразил Рейс с улыбкой. – Но я очень рад был уловить на вашем лице смущение.

Кемп вышел из затруднения, напустив на себя милостиво-покровительственный вид и обратившись к Энтони:

– Кстати, мистер Браун – я по-прежнему буду вас так называть, если вы ничего не имеете против, – я хочу поблагодарить вас за то, что вы проявили оперативность и сегодня же доставили мисс Марль. Ее показания чрезвычайно важны.

– Пришлось проявить оперативность, – отозвался Энтони, – иначе мне бы вообще не удалось ее доставить.

– А что, не хотела ехать? – спросил полковник Рейс.

– Бедная девочка насмерть перепугана, – сказал Энтони. – По-моему, вполне естественно.

– Да-да, вполне, – согласился инспектор Кемп и налил себе еще чашку чаю. Энтони тоже отпил глоток сладковатой жижи. – Ну что ж, – продолжал Кемп, – я думаю, что ей стало легче после того, как она все рассказала. Она отправилась домой успокоенная.

– Надеюсь, после похорон она хоть ненадолго уедет в Литл-Прайерс, – сказал Энтони. – Круглосуточная тишина и покой вместо безостановочной болтовни тетушки Люсиллы – что может быть лучше!

– Болтовня тетушки Люсиллы имеет свои положительные стороны, – заметил полковник Рейс.

– Нет уж, меня увольте, – сказал Кемп. – Хорошо еще, что я не велел стенографировать ее показания, а то бедняга стенографист угодил бы в больницу: ему бы свело от писанины пальцы.

– М-да, – произнес Энтони, – кажется, вы правы, инспектор, – судебное дело нам возбудить не удастся. Весьма неутешительный итог. При этом мы до сих пор не знаем, кто автор знаменитых анонимок. Мало сказать – не знаем, мы даже отдаленно не представляем, кто бы это мог быть.

Рейс спросил:

– Вы еще не отказываетесь от своей версии, Браун?

– От Рут Лессинг? Нет, я по-прежнему поддерживаю ее кандидатуру. Вы говорили с ее собственных слов, что она была влюблена в Джорджа Бартона. Розмэри, судя по всему, она терпеть не могла. Предположим, что ей неожиданно подвернулся случай без особого риска избавиться от Розмэри. И, поскольку она была уверена в том, что Джордж, овдовев, не замедлит предложить ей руку и сердце, она этим случаем воспользовалась.

– Все это действительно могло иметь место, – согласился полковник Рейс. – И я признаю, что Рут Лессинг, с ее трезвой расчетливостью и практичностью, способна замыслить и осуществить убийство. Допускаю также, что ее натуре чужда жалость – чувство, свойственное, как правило, людям с воображением. Так и быть, отдаю вам на откуп первое убийство. Что же касается второго, то здесь ваши доводы уже теряют силу. Неужели Рут Лессинг могла впасть в панику и отравить того самого человека, которого она любила и за которого мечтала выйти замуж? Нет, это в голове не укладывается. И есть еще одно обстоятельство, по-моему, несовместимое с ее причастностью к убийству: если она видела, как Айрис Марль выбросила обертку из-под яда, почему она об этом умолчала?

– Может быть, на самом деле она не видела? – неуверенно предположил Энтони.

– Видела, видела, – сказал Рейс. – Когда я задавал вопросы, у меня сложилось впечатление, что она чего-то недоговаривает. Да Айрис и сама считает, что Рут Лессинг все видела.

– Ну-с, полковник, теперь ваша очередь, – объявил Кемп. – Выкладывайте, кто там у нас на примете. Кто-нибудь ведь есть?

Рейс кивнул.

– Давайте-давайте. Игра должна быть честной. Наши версии вы выслушали и отвергли, мы хотим послушать вашу.

Рейс задумчиво перевел взгляд с Кемпа на Энтони. Тот удивленно поднял брови:

– Не хотите же вы сказать, что до сих пор считаете главным злодеем меня?!

Рейс так же задумчиво покачал головой:

– Причин для убийства Джорджа Бартона у вас не было. Мне кажется, я знаю, кто его убил – и его, и Розмэри Бартон.

– Кто же?

Рейс произнес с расстановкой:

– Любопытно, что наибольшее подозрение у нас вызывают женщины. Я тоже, как и вы, подозреваю женщину. – Он сделал паузу и спокойно закончил: – Я думаю, что убийца – Айрис Марль.

Энтони с грохотом отодвинул стул. Лицо его побагровело. Однако усилием воли он овладел собой; когда он заговорил, голос его слегка дрожал, но в нем слышалась привычная – на этот раз даже подчеркнутая – легкомысленно-насмешливая интонация.

– Мы жаждем обсудить вашу версию, – сказал он. – Почему ваш выбор пал на Айрис Марль? И если это она, то для чего ей понадобилось без всякого принуждения с моей стороны рассказать мне о том, что она выбросила обертку из-под яда?

– Очень просто, – отвечал Рейс. – Она поняла, что это заметила Рут Лессинг.

Энтони наклонил голову набок и задумался. Наконец он кивнул:

– Очко в вашу пользу. Поехали дальше. Отправной пункт вашей версии?

– Мотив, – ответил Рейс. – Ее сестре Розмэри было завещано огромное состояние – состояние, в котором не было доли Айрис. Откуда мы знаем – может быть, она много лет жила с ощущением, что с ней поступили несправедливо, что ее обделили. При этом она знала, что, если Розмэри умрет бездетной, все деньги достанутся ей, Айрис. И она видела, что Розмэри подавлена, несчастна, измотана гриппом, то есть находится как раз в том состоянии, когда версия о самоубийстве будет выглядеть наиболее правдоподобно.

– Валяйте-валяйте, делайте из девушки какого-то монстра! – сказал Энтони.

– Монстра? Лично я не считаю, что ее поступок должен рассматриваться как чудовищный или аморальный. И знаете почему? У Айрис Марль есть один родственник, который, как ни странно это прозвучит, укрепил меня в моих подозрениях. Это Виктор Дрейк.

– Виктор Дрейк? – спросил Энтони с изумлением.

– Вот именно. Видите ли, я не зря сидел и слушал болтовню Люсиллы Дрейк. Я теперь все знаю про семейство Марль и про порочные наклонности, которые у них в крови. Самый яркий пример – Виктор Дрейк, мерзейший и опаснейший тип. Его мамаша – особа с низким умственным развитием, с характерной неспособностью к концентрации внимания. Гектор Марль – слабохарактерный человек, предававшийся многим порокам, в том числе пьянству. Наконец, Розмэри с ее эмоциональной неустойчивостью. Довольно четкая картина, свидетельствующая о семейной предрасположенности к слабости, порокам, неуравновешенности. Отсюда все последствия.

Энтони зажег сигарету. Руки его дрожали.

– Вы не допускаете, что гнилое дерево может дать здоровый росток?

– Может, конечно. Но я не уверен, что Айрис Марль и есть этот здоровый росток.

– Ну да, – сказал Энтони с расстановкой, – а мои слова не должны приниматься во внимание, поскольку известно, что я в нее влюблен… Все правильно. Джордж показал ей письма, а она перепугалась и отравила его. Так?

– Думаю, что так. В ее случае паника как раз возможна.

– А каким образом ей удалось подсыпать яд в бокал Джорджа?

– Вот этого, признаюсь, я не знаю.

– Слава богу, что вы хоть чего-то не знаете. – Энтони качнулся на стуле. Его глаза блестели недобрым огнем. – Удивляюсь, как у вас хватает духу говорить такие вещи мне.

Рейс ответил ровным голосом:

– Я все понимаю. Но я решил, что сказать необходимо.

Кемп молча, но с интересом наблюдал за ними, рассеянно помешивая ложечкой чай.

– Ну хорошо. – Энтони выпрямился. – Хватит пустых разговоров. Хватит прохлаждаться за столом, пить гнусное пойло и предаваться умозрительным разглагольствованиям. Нужно действовать. Пора разрешить все загадки и добраться до истины. Я беру это на себя и обязуюсь довести дело до конца. Главное сейчас – разузнать то, чего мы еще не знаем. Если устранить все темные моменты, общая картина прояснится сама собой. Попробую сформулировать проблему заново. Кто мог знать о том, что Розмэри была убита? Кто сообщил об этом Джорджу? С какой целью? Далее: первое и второе убийство. Первое пока оставим. Прошло уже много времени, и что там фактически случилось, мы не знаем. Но второе убийство произошло на моих глазах. Я был его очевидцем! Стало быть, я должен знать, как оно произошло. Идеальная возможность подсыпать яд в бокал Джорджа имелась во время концерта, но использована она не была, поскольку, как только зажегся свет, он отпил из своего бокала – отпил опять-таки на моих глазах, – и ничего не случилось. После этого к его бокалу никто не прикасался. И несмотря на это, когда он поднял свой бокал в следующий раз, в нем уже был яд. Никто не мог отравить Джорджа Бартона – тем не менее он умирает, отравленный цианистым калием. В его бокале обнаруживают яд – хотя попасть туда он никоим образом не мог! Ну как, по-вашему, мы продвигаемся вперед?