Дрожь в основании ада - Дэвид Вебер

на самом деле не были уничтожены. Есть несколько отрывков, которые, по-видимому, содержат ссылки, по крайней мере, на частичные воспоминания о Старой Земле. Я подозреваю, — Нарман снова посмотрел на Сандарию, — что эти ссылки являются одной из причин, по которой сестры интерпретировали его более поздние комментарии как указание на то, что души колонистов были где-то в другом месте, прежде чем они пробудились здесь, на Сейфхолде. Во всяком случае, они описывают мир, очень, очень отличающийся от Сейфхолда. Например, есть один на девяностой странице, который, безусловно, кажется воспоминанием о видеозвонке. На самом деле он никогда не называет это коммуникатором или коммом — он использует термин кейтей, который, по-видимому, является словом, которое орден Чихиро использовал, когда выдавал коммы недавно созданным сейджинам, — но Сова и я согласны, что это должно быть то, о чем он говорил. Его память просто не была достаточно ясной, чтобы описать это полностью.

— Я помню отрывок, о котором вы говорите, — сказала Сандария. — Вы имеете в виду то, где он пишет о призраке своей жены, не так ли?

— Вот именно, — кивнул Нарман. — Из того, как он описывает, что видел ее «как будто в зеркале, которое жило и говорило», очевидно, что он не разговаривал с ней лицом к лицу, и единственное, что мы могли придумать, чтобы объяснить это, была своего рода видеосвязь. Мы также проверили первоначальные списки пассажиров и обнаружили, что Коди Кортасар и его жена Сандра числятся колонистами в анклаве Зион. Однако, согласно документам Шан-вей, Сандра была убита менее чем через три года после пробуждения колонистов.

— Убита? Как? — спросила голограмма Нимуэ.

— Ящером-резаком, но Коди, по-видимому, не помнил никаких подробностей ее смерти. На самом деле, есть несколько мест, где он комментирует пробелы в своих собственных воспоминаниях о Сейфхолде, и у него не было личных воспоминаний о событиях, непосредственно связанных с ударом по Александрии.

— Вы думаете, что эти воспоминания были намеренно подавлены? — спросил Доминик Стейнейр.

— Нет. — Нарман пожал плечами. — Полагаю, что это возможно, но не вижу никаких причин для того, чтобы они сделали это нарочно. Думаю — и Сова согласен, — что это, вероятно, был непреднамеренный побочный эффект их попытки выборочно отменить часть подавления памяти, которую они сделали, когда превратили его в Адама.

— Я заметил его ранние упоминания о том, как легко он научился управлять «хикоусеном», которым они его снабдили, — сказал Мерлин, — но не помню ни одного места, где он действительно называл это «аэромобилем».

Нарман фыркнул, поскольку Мерлин (или любой другой ПИКА) — как и Ниниан Рихтейр — обладал идеальной памятью.

— Вы не помните этого, потому что он этого не делал, — сказал пухлый маленький эмерэлдец. — Он всегда называл его либо хикоусен, либо просто «мой сосуд». Вы правы насчет того, как быстро он научился с ним обращаться, и то же самое можно было сказать о многих небольших высокотехнологичных предметах, которые ему поставляли «архангелы». Например, аптечка, коммуникатор, прибор ночного видения при слабом освещении и многое другое. Нам кажется, что командный состав решил, что было бы проще и быстрее — и, вероятно, более впечатляюще «чудесно» — чтобы их сейджины просто «обладали» любыми необходимыми навыками без необходимости обучения. Могло быть несколько способов сделать это — у всех Адамов и Ев все еще были их широкополосные импланты для скоростного обмена информацией — но, похоже, тот, который они выбрали, состоял в том, чтобы вернуться к воспоминаниям своих кандидатов в сейджины и… активировать эти навыки без каких-либо сознательных воспоминаний о том, откуда они пришли или как они впервые были приобретены.

— Что ж, это было высокомерно с их стороны, — пробормотала Нимуэ. Все взгляды обратились к ней, и она пожала плечами и посмотрела через стол на Мерлина. — Помнишь, что сказала тетя Аэронвен о намеренно подавленных воспоминаниях?

Мерлин на мгновение нахмурился, затем кивнул.

— Ты имеешь в виду, когда они с папой ввязались в эту затяжную драку из-за моральности подавления травмирующих воспоминаний?

— Да. — Нимуэ вернула свое внимание к остальным. — Тетя Аэронвен была моей… нашей, я полагаю, — ее губы изогнулись в улыбке, — старшей сестрой отца. Она была психиатром, и, как и многие психиатры, большую часть своей практики имела дело с пациентами, страдающими от посттравматического шока и сокрушительного депрессивного эффекта от того, насколько плохо шла война. Технология, которую операция «Ковчег» использовала для подавления воспоминаний колонистов о Старой Земле, опиралась в основном на методы лечения, доступные практикующим психиатрам, и я помню, что тетя Аэронвен была очень непреклонна в том, что правильным глаголом было «подавлять», а не «стирать», когда они с папой поссорились. Папа считал аморальным красть чьи-то воспоминания, даже если сами пациенты просили об этом. Тетя Аэронвен думала, что он был полон дерьма, но в ходе… обсуждения указала, что по-настоящему стереть память невозможно. Все, что она могла сделать, это подавить ее и, в особо серьезных случаях, заменить другим, менее травмирующим воспоминанием.

— Она была готова признать, что вытеснение может привести к злоупотреблениям, но она была непреклонна в том, что само подавление было полностью моральным, если врач считал, что это будет наиболее эффективным способом справиться с травмой, и если пациент согласился на процедуру после ее тщательного объяснения. И она также указала, что первоначальная память всегда была где-то там. Терапевт мог бы извлечь ее, если бы была какая-то причина сделать это позже, так что, по ее мнению, это вряд ли можно было назвать «воровством». Если уж на то пошло, для большинства психиатров было стандартной практикой составлять полную запись личности, которую можно было постоянно хранить и вызывать при необходимости так же легко, как загружать воспоминания о переживаниях ПИКА в его органический оригинал.

— Однако сейчас я думаю о том, как она указала, что одной из причин замены подавленных воспоминаний искусственными было то, чтобы помешать пациенту нащупать «пустое место» в его воспоминаниях.