Веревка из песка - Анатолий Яковлевич Степанов

последних рядах партера в тени балкона и смотрела, как выходят на поклон артисты. Сияющий Захар Захарович. Занюханный интеллектуальный (в очках и бороде) графоман-автор. Ксюшка в халатике. Пожилая пара (он и она) театральных знаменитостей. И Димка в легких джинсах и свитерочке в обтяжку. Кланялись артисты. Радостно кланялись.

Ольга дождалась третьего выхода и в полном одиночестве медленно пошла к двустворчатым дверям. Вон из театра.

Опять мелкий теплый дождь орошал Москву. Ольга подняла лицо к небу, и капли потекли по ее щекам. Водяные брызги? Слезы? Она раскрыла зонтик и медленно побрела вверх по Петровскому бульвару.

…В мужскую гримерную, где в бездействии сидел у зеркала одинокий Дима, заглянула окончательно упакованная Ксюшка и сообщила Диминой спине. С подначкой и участием:

— Твоя подкрученная и вчера была на спектакле, и сегодня. Видел ее?

— Ну.

— Не нукай, а то Захар тебе башку отвинтит. Поссорились, что ли?

— Ну, — упрямо повторил Дима.

— Так помирись! Первым. Ты же мужик и должен прощать все наши бабские закидоны.

— Закидоны простил бы.

— А что не простил?

— Предательство, Ксюха.

— Может, это и не предательство вовсе, а просто новый закидон, в котором ты не разобрался. Вся наша жизнь — сплошные закидоны.

— Мать, ты что, свахой заделалась?

— Так ты действительно на ней жениться собираешься?

— Все, Ксения, прекрати. Я устал.

— За чем же дело стало? Давай расслабимся с устатку. Тем более повод есть: ты сегодня сыграл скульптуру в последний раз.

— Я хочу побыть один. Хоть это ты понимаешь?

— Ну и сиди здесь пень пнем! — слегка обиделась Ксюшка. — А я гордо удаляюсь.

Она ушла, но и он сидел пнем недолго: натянул куртку, состроил себе рожу в зеркале и покинул гримерную.

Теплый летний дождь орошал Москву. Он поднял голову, и капли потекли по его лицу. Водяные брызги? Слезы? Поднялся по Петровскому бульвару, свернул на Петровку направо и пошел знакомым путем. Садовое, Тверская-Ямская, кондоминиум, церковь, дырка-вход в подземный метродворец. Поднялся на эскалаторе и вышел к павильону станции «Белорусская-кольцевая». И вот он, родной до слез магазин, с которого все и началось. Он открыл дверь.

Вездесущая Ксюшка выскочила на середину зала и исполнила то, что когда-то, очень давно и совсем недавно исполняла Наталья:

— К нам приехал, к нам приехал, Дмитрий Дмитрич дорогой! — с цыганскими фиоритурами и задорной дрожью плечами.

— У Наташки лучше получается, — решил Дима и спохватился. — Ты откуда здесь?

— Откуда и ты, — резонно ответила Ксения. — А здесь — потому что надо было предупредить Леху с Натальей о твоем предстоящем визите.

— Психолог, — пробурчал Дима. Леха отвлек его внимание:

— Димон, алле! — и швырнул ему бутылку «Гжелки».

— Ап! — ловя одной рукой бутылку, ответствовал Дима.

— Молотки! — похвалила их Ксюшка. — Два брата акробата. Ну что ж, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Сдавай, Димон.

Отвинчивая пробку, Дима заметил:

— Бутылку шампузеи я бы одной рукой не поймал. Придется тебе водочки откушать. — Он уже разливал по пластмассовым стаканчикам, заботливо выставленным на витрину-прилавок Натальей. — За что пьем?

— За удачное завершение твоего театрального дебюта, — негромко предложила Наталья.

— Завершение… — повторил за ней Дима, болтая водочку в стакане. — Точно, завершение. Только вот удачное ли?

— Ты кончай нести свою хохлому, — пригрозил Алексей. — Дети в твою честь собрались на бутылочку наехать, а ты ноешь. Молчи, груздь, молчи! Все запупок! Нормальный ход поршня! Жизнь прекрасна и удивительна!

— Так за жизнь или за меня? — поинтересовался Дима.

— За твою жизнь, — пояснила Наталья.

Как-то незаметно появился в магазине хорошо одетый пожилой господин. Видимо, решил здесь дождь переждать. Заметили его перед самым приемом и выжидательно замерли со стаканами в руках. Первой опомнилась Наталья. Поставила свой стаканчик за кассу и переместилась поближе к господину.

— Слушаю вас. Что бы вы хотели?

Господин брезгливо равнодушным взглядом окинул стандартный ассортимент и перевел взор на компашку. Улыбнулся.

— Вы не отвлекайтесь, ребятки. Сказано — сделано. — И повторил за Лешей: — Нормальный ход поршня!

— А вы вполне конкретный папик! — восхитилась Ксюша. — Гляжу, подмокли слегка под дождем. Пятьдесят граммов антизнобина вместе с нами, чтобы не простудиться, а?

Господин весело глянул на бойкую девушку и согласился.

— Заметьте, я не напрашивался. Сдавайте. — И протянул Наталье сотню: — Бутылку «Гжелки», пожалуйста.

— Распивочно или навынос? — лукаво осведомилась Наталья.

— Это как у нас с вами карта ляжет.

Господин поставил непочатую рядом с початой и взял протянутый ему стаканчик.

— Скажи-ка, дядя, ведь недаром? — лермонтовским вопросом потребовал тоста от господина образованный Леша.

— Почему же дяде не сказать? Дядя скажет, — согласился господин, поднял стаканчик, в подробностях рассмотрел окружавшие его молодые лица. — Вы собрались здесь, чтобы отметить какое-то событие. Приятное, малоприятное, совсем неприятное — не знаю. Но вы собрались, вы вместе, и это замечательно. Не заранее обдуманное и обстоятельно обставленное чинное торжество, а одномоментный душевный порыв, и вы рядом друг с другом, плечом к плечу. Мне выпала случайная удача с умильной старческой слезой видеть ваше молодое счастье. — Господин заглянул в Димины глаза: — Да, парень, счастье. Тебе, как я догадываюсь, сегодня скверно, но поверь мне, пройдет время, и ты будешь вспоминать эту ночь в магазинчике как счастье. Счастье быть среди друзей, счастье понимания, счастье неунывающего сочувствия, счастье неразрывной общности, которую, дай вам это Бог, должны сохранить на всю оставшуюся жизнь. За вас, мои молодые и прекрасные человеки!

Все молча выпили и закусили непонятными стружками бледно-серого цвета.

— Что это? — недовольно спросил надкусивший стружку господин.

— Кальмар, — испуганно призналась Наталья.

— Предупреждать надо! — отчитал ее господин. — Чуть любимую искусственную челюсть об этого морского гада не сломал.

— Как вас зовут? — спросил Дима.

— Олег Всеволодович, — ответил господин и отвлекся на стеклянную стену. — Гляди ты! Дождь кончился! Я пойду, ребятки. Всего вам самого лучшего. — И направился к выходу. Леша остановил его последним криком:

— Кто вы, Олег Всеволодович?

Стоя в раздвинувшихся уже дверях, Олег Всеволодович улыбнулся им в последний раз.

— Так и не догадались? Летний Дед Мороз!

* * *

Ольга шла к своей Остоженке арбатским переулком. Дождь утих, но в мокрых тротуарах отражался свет фонарей, слабый и размытый. Вдруг яркое полотнище света преградило ей дорогу. Ольга подняла голову. За сплошным стеклянным окном существовало уютное кафе. Несколько парочек за кабинными столиками, человек на высоком стульчике у стойки по-домашнему беседовал с барменом. Покой, отрешенность, бездумное времяпрепровождение. Ольга было взялась за ручку двери привлекательного заведения, но тут человек за стойкой, говоря что-то отошедшему бармену, слегка повернул голову, и Ольга увидела Сырцова. Она не вошла в кафе, она пошла дальше. Опять посыпал дождь.

* * *

Сырцов глянул на свои