Сказки и легенды Систана - Народные сказки

Ушли они и оттуда. И наконец достигли Шираза. Когда они пришли в Шираз, Наджма увидел, что отец его вовсе не болен, здоровее, чем раньше был. А мать — и того лучше. Увидел это Наджма и от любви к девушке лишился чувств.

Пусть себе Наджма лежит без чувств, а ты послушай теперь о девушке.

Девушка забросила школу, ушла из дому и поселилась в замке на дороге, что ведет из Лара в Шираз. Каждое утро она берет в руки подзорную трубу и смотрит: не появится-ли какой-нибудь путник на ширазской дороге, чтобы расспросить его о Наджме. И ни о чем другом она думать не может.

Теперь это оставь, а послушай о том, что у девушки был двоюродный брат, звали его Фалишт-ага. Фалишт-ara был давно влюблен в свою двоюродную сестру, но знал, что она любит Наджму.

И он провозгласил:

— Если найдется кто нибудь, кто сможет заставить девушку забыть о Наджме, я дам ему столько золота, сколько он сам весит.

Нашлась одна старуха, она пришла к нему и сказала:

— Дай мне бегового верблюда, быстрого, как ветер, и я сделаю так, что девушка разлюбит Наджму.

Ну, этот проклятый Фалишт-ага нашел старухе такого верблюда. Вечером старуха села на верблюда и поехала по ширазской дороге. Ехала так до утренней зари, а наутро повернула обратно и поехала в Лар.

А девушка там, у себя в замке, встала утром рано, совершила утренний намаз, взяла подзорную трубу и стала смотреть на дорогу.

Видит: бежит по дороге верблюд, на нем всадник. Увидела она это и говорит служанке:

— Служанка, пойди посмотри туда, там едет всадник на верблюде. Пусть он остановит здесь своего верблюда и привяжет его возле дома. А потом пусть приходит ко мне, у меня есть к нему дело.

Ну и вот, служанка пошла, села возле дороги и сидела, пока не подъехала старуха. Служанка сказала ей:

— Мир тебе!

И старуха ей ответила:

— И тебе мир!

И тогда служанка говорит:

— Матушка, послушай меня!

— Ну что тебе? — отвечает старуха.

— Бабушка, — говорит, — царская дочь просит тебя на часок пожаловать к ней.

Та отвечает:

— Внученька, я устала, измучилась, лучше бы мне ехать дальше, чтобы скорей добраться до дому.

Служанка в ответ на это говорит:

— Хоть ты и устала, хоть и проголодалась, а все же она царская дочь, и лучше бы тебе зайти к ней.

— Ну уж эта царская дочь! — говорит старуха. — Житья от нее нет!

Слезла старуха на землю, крепко привязала верблюда и, опершись на посох хитрости, пошла к царской дочери. Когда она вошла, девушка курила кальян. Увидев старуху, поздоровалась с ней, услышала от нее ответ и говорит:

— Матушка!

— Ну что? — откликается та.

— Откуда ты идешь?

— Я возвращаюсь из хаджа.

— Очень хорошо, — говорит девушка, — значит, ты идешь из Мекки. А по какой дороге ты приехала?

— Я приехала по ширазской дороге.

— А в самом Ширазе ты была?

— Да, — говорит старуха. — Одну ночь я провела в Ширазе.

— Ну и что ты слышала в Ширазе, какие там новости?

— Внученька, — отвечает старуха, — никаких таких новостей там нет. А вот только есть там, говорят, один человек по имени Наджма, так ему якобы чин старосты пожаловали, он решил жениться, ну и по этому поводу праздник, весь город освещен и украшен.

И как только она это сказала, девушка уронила кальян, что был у нее в руке, и сложила такие стихи:

В миг, когда о кознях милого узнала,Выскользнул кальян, что я в руках держала.Сам кальян — хрустальный, а чубук жемчужный.Желтым, как янтарь, стал мой румянец алый.

И еще девушка сказала:

— Матушка, старушка, да буду я жертвой языка твоего, что говорит такие приятные вести! Высунь-ка язык свой, чтоб я могла его поцеловать!

Ну и старуха, предвкушая удовольствие, высунула язык; а у девушки в рукаве была бритва, она вынула бритву, отрезала старухе бритвой язык у самого корня и отшвырнула в сторону. И говорит:

Я старухам отрезаю языки,Я болтуньям отрезаю языки,Превратится пусть твоя могила в прах,Не копайся ты в чужих делах!

А потом сказала служанкам:

— Ну чего вы стоите, возьмите эту потаскуху и вышвырните ее вон!

Две служанки взяли старуху за руки, две другие — за ноги и вышвырнули из замка. Так шмякнули об землю, что живого места у ней не осталось.

И девушка сложила тут такие стихи:

По заслугам в беду ты попала, старуха,Длань господня тебя покарала, старуха,Вот слова, что тебе скажет всякий влюбленный:Чтобы в ад кувырком ты упала, старуха!

А проклятый Фалишт-ага смотрит на это и видит: ну и ну, старуху вышвырнули из замка.

Подумал: «Ну, это они зря пролили кровь».

И вот наступил вечер, и в ту же ночь велел он унести оттуда труп старухи, и сам ушел оттуда. Не удалось ему оклеветать Наджму.

Ну а девушка так же, как и раньше, ждала на ширазской дороге, все смотрела: не идет ли кто из Шираза, чтобы спросить его, как там Наджма.

Ну, теперь это оставь и послушай о том, что услышала девушка. А девушка услышала о том, что некий купец собирается из Лара поехать в Шираз торговать.

Девушка послала свою служанку к купцу: мол, скажи ему, чтобы он пришел ко мне.

Служанка пошла к купцу, сковала ему:

— Мир тебе!

Тот ей ответил, а потом спросил:

— Чего ты хочешь, служанка?

— Моя госпожа потребовала тебя к себе: дескать, мне надо с ним поговорить, — отвечает служанка.

Ну, и после этого купец отправился к царской дочери. А царская дочь протянула занавеску, сама сидит за занавеской, купец сидит по эту сторону занавески на стуле — и так они беседуют.

Девушка спрашивает:

— Эй, таджир-баши! Вот ты поедешь в Шираз, какую ты от своей поездки получишь прибыль?

Он отвечает:

— Госпожа, прибыль моя будет, ну, тысяча туманов.

Девушка говорит:

— Эту тысячу туманов — прибыль твою — я тебе возмещу, а ты с собой товар не бери. Я дам тебе еще сто, или двести, или триста туманов, и ты открой там, в Ширазе, приют для странников. А вокруг этого дома обведи арык, пусть в этом арыке всегда будет вода. И на пол в приюте брызгай водой, чтобы он был всегда влажным. Есть там в Ширазе один человек, его зовут Наджма. Три у него есть приметы, по которым ты его можешь узнать. Во-первых, если в арыке будет даже совсем немного воды, он, когда будет переступать через арык, замочит себе одну ногу, а другая у него останется сухой. Во-вторых, если пол будет хоть немного влажным, он на него не сядет, а обязательно сначала под себя что-нибудь подложит. Это две его приметы, а третья — та, что он никогда не ест еду горячей, всегда дает ей сначала остыть. Если ты увидишь, что у кого-нибудь из странников есть эти приметы, подложи ему в пищу этот перстень — а дальше уж не твоя забота.

— Очень хорошо, — ответил купец. Положил себе в хурджин тысячу триста туманов и пошел к себе домой. Тысячу туманов отложил, а триста оставил в хурджине.

А у него был очень хороший конь. Он сел верхом на этого коня, повернулся спиной к городу, лицом к белому свету и поехал, распевая песни.

Ехал так, ехал, пока не достиг Шираза. В Ширазе сошел с коня, нанял четверых-пятерых рабочих, велел выкопать арык, обвести его вокруг того места, где он расположился, пустил в него воду. Потом велел построить стены, сложить очаг. Нашел поваров, купил мяса, риса; повара сварили плов, и он принялся всех угощать во имя господа, всех, кто ни пожелает, и так с раннего утра и до позднего вечера[32]. Но человек с теми приметами, что говорила девушка, так и не появился. На следующий день он опять угощал всех с утра до вечера — но опять Наджма не пришел. На третий день он подумал: «Ну, сегодня опять буду кормить пловом всех, кто пожелает. Ну а уж если сегодня ничего не выйдет — тогда уйду отсюда». А на третий день мать Наджмы пришла к нему и сказала:

— Наджма, сынок! Вот уже три дня, как здесь один человек раздает бесплатно пищу во имя господа, пойди, поешь немного его богоугодного угощения; может быть, господь снизойдет к твоему горю, и ты избавишься от своей скорби.

Наджма на это говорит:

— Матушка, у меня и сил нет, мне не дойти туда.

— Возьми посох и ступай себе потихоньку, опираясь на посох, — отвечает мать.

Ну что делать! Взял Наджма посох, накинул на плечи плащ и потихоньку, полегоньку идет себе к тому приюту для странников.

А купец сидит там на стуле и смотрит, кто приходит, кто уходит, чтобы не пропустить Наджму.

Видит: идет юноша бледный, с увядшим лицом, едва ногами переступает.

Думает: «Ну, если богу не угодно будет, чтобы я ошибся, — это, наверно, Наджма».