Однажды в замке - Элоиза Джеймс

– Я, по правде сказать… – начала Эди, наслаждаясь блеском его глаз.

Но закончить предложение не смогла, потому что сама не знала, что имеет в виду. Она любила его? Или он оскорбится, услышав, что он ей нравится? А он ей нравился. Похоже, он никогда не думал о себе, не оценивал себя. Но так или иначе, он хорош, хорош во всем.

– Я хочу тебя, – выдохнула она.

В глазах Гауэйна бушевало пламя. Он уложил жену на спину, провел ладонями по ее телу, изучая его так внимательно, что она видела только густые опущенные ресницы.

– Я хорошо выгляжу? – прошептала она.

– Я думаю, ты похожа на виолончель. Видишь изгибы здесь и там?

Он обвел ее груди, талию, красивые бедра.

– Я никогда об этом не думала, – удивилась Эди, чувствуя, что никогда еще не была так довольна своим телом.

– Ты занимаешься любовью с виолончелью, а я – с тобой.

Она все еще улыбалась этой фразе, когда его пальцы проникли между ее ног, и она поняла, что повлажнела и разбухла еще больше, чем с той минуты, когда касалась себя там сама. Но когда он касался ее, все было по-другому. Ее пальцы были мягкими и нерешительными. В то же время в его движениях не было ничего нерешительного. Его прикосновения были требовательными. Почти болезненными. Словно его вот-вот ошпарят кипятком.

Эди стала извиваться, когда ее тело превратилось в жидкий огонь.

– Это так хорошо, – ахнула она и снова выгнулась, пытаясь уловить мимолетное ощущение, от которого ослабели ноги.

– А будет еще лучше, – хрипло заверил Гауэйн, ложась на нее.

Увы, его предсказание не оправдалось.

К тому времени, как Гауэйн проник в нее, Эди оцепенела от шока. Опять было чертовски больно! Может, даже хуже, чем вчера, потому что она ощущала, что внутри – сплошная рана, словно…

Она не знала, с чем это сравнить. Поэтому уткнулась лицом в его плечо и прерывисто вздохнула, а потом и застонала, когда он вонзился в нее…

– Вот оно, Эди, – прошептал он тихо, неистово. – Не сдерживайся. Пусть это придет.

К тому времени, как она поняла, что он принял ее стон за знак удовольствия, было слишком поздно. Он двигался все быстрее, упорно входя и входя в нее…

– Ты можешь сделать это, Эди, – прошептал он. – Если нужно, я способен продолжать всю ночь.

Эди не сообразила, что это нечто вроде состязания. Хотя это неверное слово: состязаться было не с кем. Все же от нее ждали взрыва наслаждения, le petit mort. Но вероятность этого была так же реальна, как то, что на них в любую минуту могла обрушиться крыша гостиницы.

Все же Эди попыталась. Ей была противна сама мысль о том, чтобы разочаровать Гауэйна. Поэтому она попробовала согнуть колени. Выгнуть спину. Она посчитала, что если скользнет немного вниз, это немного ослабит давление, но правда заключалась в том, что плоть мужа в ней не помещалась.

Ее тело потеряло последнюю унцию сладостного жара, который она ощущала раньше. Мало того, ей хотелось разрыдаться, что было совсем уж плохо.

Дыхание Гауэйна становилось все более хриплым. Капля пота упала ей на руку. Эди сжалась.

Он ласкал ее грудь и иногда целовал, но все, что она испытывала – лихорадочную потребность сбросить Гауэйна. Все, что угодно, лишь бы прекратить эту боль и ужасное ощущение того, что ее душат. Когда он стал двигаться еще быстрее, с ее губ сорвался крик.

– Вот оно, – выдохнул Гауэйн, и это заставило его ощутить себя идиотом, который только что произнес свое первое слово и получил за это поздравление.

Больше Эди не выдержать. Даже минуты.

Если это состязание, она готова проиграть. Пусть Гауэйн останется победителем. Нужно сбросить его, сейчас, немедленно. В его глазах светится неукротимость, обещающая, что он будет продолжать всю ночь. Пока не ублажит ее.

Эди скорее умрет.

Лила сказала, что соитие может быть громким и шумным, но только не с ее стороны, разве что она начнет вопить во всю глотку.

– О! – вскричала она, но тон был далек от чувственного и, скорее, похож на озабоченный, словно у матроны, которая увидела на полу разбитую цветочную вазу.

Нужно сменить интонации.

– Ооо… – простонала Эди немного громче. Она в жизни не чувствовала себя так абсурдно.

Гауэйн опустил голову и целовал ее шею, так что она не могла сказать, поверил ли он ей. Его рука все еще сжимала ее грудь. Палец тер ее сосок, что было бы приятно… за исключением того, что ничего приятного Эди не чувствовала.

Его сердце колотилось так, что было ясно: он испытывает наслаждение, в отличие от нее. Это заставляло чувствовать себя немного лучше. Она снова выгнулась, потому что такая позиция действительно снимала давление, и становилось не так больно.

Наконец, она откинула голову в точности, как это делала Лила, и громко закричала.

Эди всегда считала, что у нее отсутствуют актерские способности. Но, очевидно, она сыграла достаточно хорошо.

Гауэйн пробормотал что-то вроде благодарственного проклятия, глубоко вздохнул и стал двигаться еще быстрее.

Прошел еще один век, и Эдит ощутила, как тело мужа сотрясла долгожданная дрожь. С губ сорвался стон и поток неразборчивых слов.

Ей эта часть понравилась больше всего.

Как замечательно, что такой сдержанный, сильный человек рассыпается в ее объятиях. Его лицо исказилось, с него исчезли всякие признаки цивилизованности. Она была единственной женщиной в мире, которая это видела.

Остальные видели только герцога, в то время как перед ней был первобытный человек, потерявшийся в ее теле. Да, он был все еще там. В ней.

И при мысли об этом лице внутренние мышцы Эди непроизвольно сжались. Боль на мгновение исчезла, и она испытала восхитительное чувство наполненности.

Гауэйн снова приподнялся на руках.

– Боже. Как это хорошо, Эди. Только дай мне минуту, – пропыхтел он.

Осознав его слова, Эди запаниковала. Она с таким трудом вытерпела эту пытку!

Она мягко оттолкнула его. Он откатился и лег на бок. И точно, его орудие уже было готово к бою.

Эдит нерешительно глянула вниз. Похоже, крови больше не было и уже это одно – чудо.

Гауэйн прижал ее к своему потному телу.

– Мне не нужно спрашивать, было ли хорошо тебе. Ты такая тесная и горячая…

– Мне по-прежнему немного больно, – прошептала она.

Гауэйн обтер ее. Так нежно, что она едва не заплакала снова.

Она ненавидела ложь. А так и не случившийся le petit mort был огромной ложью.

Эди сказала себе, что это только вопрос времени. Завтра будет новый день. И ей станет легче.

Гауэйн осторожно обтирал ее прохладной водой, снова вызывая этот пульсирующий жар.

– Довольно, – сказала она садясь, на случай если он примет за ободрение тот факт, что ее бедра судорожно дергаются под его прикосновениями.