Корпорация 'Божий промысел' - Андрей Николаевич Зенин

– Не в этом дело. Просто у меня мало зарядки.

– Слышь! Спортсмен! Давай трубу! – главарь резко, сильно ударил Гошу кулаком в лицо.

Гоша вытащил из кармана смартфон. На лавку высыпались деньги, заработанные в баре.

– Фига-се!

Гопники собрали деньги, проигнорировав выпавшую трубку. Электричка начала притормаживать перед очередной станцией. Компания направилась к выходу. Самый мелкий хулиган, казалось, ему нет и пятнадцати лет, бегом вернулся к Гоше:

– Трубку гони!

Гоше показалось, что уж со шкетом-то он должен справиться. Он решил дать отпор. Впервые в жизни.

Завязалась потасовка. Гопники вернулись, сгрудились вокруг, забравшись с ногами на сиденья. Подбадривали младшего собрата.

Гоше удалось прижать мелкого к окну несмотря на то, что он ритмично бил его куда-то под рёбра. Но телефон спасти не получилось. Нет, его не отобрали, он просто упал на пол и на него всем весом прыгнул один из хулиганов, превратив в груду осколков.

Поезд остановился. Компания побежала к выходу. Что двигало Гошей в этот момент, он так и смог себе объяснить, но он бросился за ними. Возможно, он просто хотел вернуть отобранные деньги.

Уже в открывшихся дверях вагона один из хулиганов резко развернулся и выставил ногу в грязном ботинке, в которую со всего маху животом ударился Гоша. Он сложился пополам, поскользнулся. Нога попала между площадкой тамбура с открытой на станции дверью и перроном. Он перекатился через неё, оказался на улице.

От дикой боли он мгновенно вспотел. Двери с шипением начали закрываться. Он с ужасом понял, что сейчас электричка начнёт отъезжать. Крича от боли, он ухватился под бедро двумя руками и буквально вытащил из промежутка сломанную ногу, как большого сома. Упал на спину. Вдруг накатила такая усталость, что он просто закрыл глаза и отключился.

Его нашли грибники, приехавшие на следующей электричке. Выходя из дверей, они спотыкались, проклинали молодёжь, не знающую меры в приёме алкоголя. Наконец, кто-то вызвал полицию.

Приехавшие на вызов ППС-ники увидели грязного, избитого Гошу, сумевшего отползти к периллам перрона.

– Поднимаемся, гражданин.

– Я не могу.

– Никто не может. Давай сам или в вытрезвитель поедем.

– Я не пьяный.

Старший присел рядом с ним на корточки.

– Вообще, не пахнет. Накурился что ли?

– Я не курю.

– Ладно, вставай, поехали, разберёмся.

Младший, закинув автомат за спину, взял Гошу подмышку, приподнял. Гоша заорал от боли, упал на сломанную ногу.

– Подвернул что ли?

– Я не знаю! Сломал, наверное.

– Вот, блин, возись теперь с тобой. Что случилось-то?

– В электричке ограбили.

– Что забрали?

– Деньги. И телефон разбили.

– Ну, телефон, это не кража, они же его не взяли. Денег много было?

– Пять тысяч.

– Знакомые?

– Нет, в первый раз вижу.

– Опознать сможешь?

Старший одёрнул молодого напарника:

– Тебе это надо? Это же висяк. Они, скорее всего, на дачных участках бухают.

– И что делать?

– Скорую вызывать, что ещё. Ты вниз сможешь пройти? – обратился он уже к Гоше.

– Вряд ли.

– А придётся. Машина сюда не подъедет. Давай, аккуратно.

Придерживая Гошу под руки, они помогли ему спуститься по каменным ступенькам вниз. При каждом шаге он отчётливо слышал хруст, похожий на тот, который издаёт первый снег под валенками мечтательно идущего в детский садик мальчика, держащего за руку самую лучшую, самую красивую, самую любимую маму.

Глава 30

Нормально собрать ногу не удалось. Спасибо терпеливому хирургу, который добросовестно оперировал его почти девять часов. Как рассказали соседи по палате, когда Гошу привезли на скорой, ногу хотели просто ампутировать. Меньше рисков, меньше возни. Но молодой интерн, недавно выпустившийся из института, взялся оперировать. Так как Гошу доставили грязного, избитого, без сознания и документов, главврач разрешил попрактиковаться.

В отключке под капельницами Гоша пролежал трое суток.

Когда пришёл в сознание, он, конечно, рассказал и как его зовут, и куда ехал. Позвонили маме. Она – Борису Аркадьевичу.

Они примчались через два часа. В реанимацию пустили только маму, как медработника. Она бросилась на кровать, рыдала, уткнувшись в пахнущее хлоркой казённое одеяло. Гоша вдруг увидел, что никакая она не властная, не деспотичная. Она очень слабая, уставшая, привыкшая всю жизнь брать ответственность на себя.

– Мам, прости, я ракетку сломал, – первое, что сказал ей Гоша, когда она, вытирая ладонями слёзы, попыталась обнять сына.

– Да бог с ней. Я все морги обзвонила. Там ребята в коридоре приехали. Им пока нельзя сюда, но вечером тебя в общую палату переведут.

***