Желтый саквояж - Николай Дмитриев

Так никого и не встретив, Дмитро дошёл до перекрёстка, свернул за угол и тут испуганно остановился. Чуть дальше на тротуаре группой стояли солдаты в незнакомой серо-зелёной форме и о чём-то возбуждённо толковали. Поняв, что это немцы, Дмитро на всякий случай хотел было вернуся назад, но тут увидел, как какие-то дядьки в вышиванках смело прошли мимо солдат, которые, ни на кого не обращая внимания, продолжали весело гоготать.

На всякий случай перейдя улицу, Дмитро тоже прошёл мимо солдат и, уже осмелев, увереннее зашагал дальше. Ближе к центру людей становилось всё больше, одна за другой проносились машины, и вдруг Дмитро увидел, как из двора выехала повозка, до отказа гружённая ящиками с сельтерской.

Это значило, что в городе началась обычная жизнь, и мысль о еде с новой силой вновь овладела Дмитром. Теперь он шёл, прикидывая, где бы можно было малость подкрепиться, но чем больше парень об этом думал, тем яснее понимал, что мечты эти несбыточны.

Денег у него никаких не было, обменять что-либо из одежды — пустое дело, и Дмитро шёл, куда глаза глядят, не зная, как быть дальше. Правда, в одном месте из проулка так густо потянуло вкусным запахом солдатской кухни, что Дмитро даже приостановился, но, увидев сновавших неподалеку немцев, только вздохнул и понуро зашагал дальше.

Внезапно откуда-то издалека донёсся звон церковного колокола. Дмитро прислушался, встрепенулся и, решив, что уж где-где, а на паперти он может хотя бы на что-то надеяться, заторопился в ту сторону, с удивлением заметив, что одновременно с ним туда же идёт довольно много людей.

Ноги привели Дмитра в Старый город. Колокол, на звук которого шёл Иванчук, перестал звонить, но народа кругом становилось всё больше, и парень, решив, что идёт правильно, несколько приободрился. По улице Кафедральной он дошёл до костёла, обогнул отдельно стоявшую звонницу и тут замер от удивления.

Вся площадь перед замком была заполнена горожанами. Правее воротной башни, рядом с одноэтажным зданием бывшей жилконторы, Дмитро углядел невысокую трибуну, увитую свежей зеленью. Стоявшие на ней несколько человек о чём-то совещались, и Дмитро заинтересованно начал осматриваться.

Дальше, чуть в стороне от здания жилконторы, над головами собравшихся высился дубовый крест с прибитой к нему табличкой. Что на ней написано, Дмитро разглядеть не мог и принялся было протискиваться ближе, но тут один из стоявших на трибуне сделал шаг вперёд и громко выкрикнул:

— Шановне товариство![182] Мы все свидетели преступления учинённого большевистскими палачами против украинцев! Тут, под этим крестом лежат замученные большевиками лучшие из лучших. Те, кто хотел свободы и счастья для своего народа!

В ответ на этот эмоциональный выкрик толпа загудела, и то тут, то там начало раздаваться:

— Проклятые палачи!.. За что людей убивали?..

— Всех постреляно!.. Матка Боска, всех!..

— За что убивать?!

Слыша всё это вокруг себя, Дмитро завертел головой и внезапно понял, что речь идёт о том расстреле в тюрьме, которого он сам чудом избежал. Одновременно парень разглядел за деревьями край той самой стены с ещё заметным проломом, и жаркая волна ударила ему в голову.

Ещё не понимая, зачем он это делает, Дмитро начал проталкиваться ближе к трибуне, а подойдя, вдруг узнал среди стоявших там людей бывшего с ним в одной камере пана. И сразу в голове парня возникала мысль, что именно к этому человеку он может обратиться за помощью.

Тем времена митинг шёл своим чередом, толпа волновалась, шумела, местами раздавался истеричный плач, но теперь внимание Дмитра было сконцентрировано только на одном, и когда, едва закончив выступления, верховоды сошли с трибуны, Дмитро стал пробираться к ним поближе.

Оказавшись рядом со ставшим таким важным сокамерником, Дмитро решился остановить его и севшим от волнения голосом попросил:

— Пане Голимбиевский, допоможить…[183]

Секунду тот недоумённо смотрел на Дмитра, но потом удивлённо воскликнул:

— Ты?.. Уцелел?

— Я, пане Голимбиевский, я… — Дмитро криво улыбнулся.

В ответ Голимбиевский тоже заулыбался.

— Ты как?.. Где?.. Помочь-то тебе чем?

— Мени б грошей трохи. Я потим виддам… — засмущался Дмитро. — Я ж тут в сарае весь час ховался[184]…

— А, так ты ж есть хочешь, — догадался Голимбиевский и решительно предложил: — Пошли накормлю…

Он потащил Дмитра в сторону от площади и завёл в явно недавно открытую харчевню, на стене которой красовалась надпись: «Вода содова».

Здесь Голимбиевский заказал Дмитру жареной домашней колбасы и, подождав, пока парень малость насытится, спросил:

— Что делать-то думаешь?

Дмитро жадно сглотнул очередной кусок и помотал головой.

— Не знаю, пане…

— Не знаешь… — Голимбиевский хитро посмотрел на парня. — Слушай, а в полицию служить пойдёшь?

— Куда? — от неожиданности Дмитро даже перестал жевать и неуверенно возразил: — А меня разве возьмут, я ж в КПЗУ был…

— Возьмут. Тюрьма, брат, лучшая прививка от большевизма, — и Голимбиевский подвинул тарелку ближе к Дмитру…

Лейтенант НКВД Игнат Соколов пробирался в город берегом небольшой речки. Здесь густо разросшиеся кусты подступали к самой воде, и в случае какой-либо опасности был шанс немедленно скрыться с глаз. Правда, дальше, уже по открытому месту, речушка текла прямо через город, но лейтенант не без основания надеялся, что немецких постов там нет.

Вообще-то Соколов знал, что рано или поздно встречи с патрулями не избежать, и на этот случай кое-какие документы у него имелись, но лучше, если это произойдёт позже, когда он более-менее сможет осмотреться, а пока его целью было по возможности незаметно выйти на нужный адрес.

По заданию, полученному буквально на днях, ему следовало надолго осесть в этом городе и постараться устроиться на работу. Конечно, паспорт с нужной пропиской у лейтенанта имелся, но пока что советский, и ему ещё предстояло обзавестись новыми документами.

Прикидывая на ходу, как ему лучше добраться к дому, где его должен был ждать свой человек, лейтенант обогнул очередной куст и остановился. Дальше у реки шли какие-то работы. Человек сорок, рассредоточившись вдоль берега, вбивали по урезу деревянные колья. Судя по тому, что в стороне от работающих торчал вахман[185], это была немецкая затея, и, похоже, дальше следовало идти с опаской.

Впрочем, по тропке с косогора мимо вахмана то и дело спокойно проходили люди, явно не имевшие к работам никакого отношения, и Игнат решил рискнуть. Поднявшись выше по косогору, он выбрался на тропинку и уже по ней пошёл дальше.