Перестройка - Игорь Борисович Гатин

бутылочку и две захватили с собой. Алиготе уже не казалось кислым и входило легко. По дороге на Красную площадь ещё на территории МГУ Женька опять настойчиво убеждал перенести месть на завтра и даже пытался физически препятствовать продвижению отряда, но Ромка с Гришкой со смехом уворачивались и убегали от него, как дети, играющие в салочки. А когда он их всё же настиг, также со смехом набросились с двух сторон, перевернули вверх ногами и головой засунули в сугроб. Им было очень весело, и проделка казалась чрезвычайно остроумной. Пока Женька выбирался из снега, они убежали.

На Университетском проспекте их задержал милицейский патруль и доставил в отделение милиции № 110. Перед входом в отделение они умудрились засунуть бутылки с вином в снег. Менты не заметили. А поскольку студенческие у них оказались с собой и они, хоть и были пьяные, но общественный порядок не нарушали, потому что не успели, то и предъявить им было нечего. Поэтому дежурный, установив личности, пожурил и погрозил для порядка, да и отпустил весёлых студентов восвояси. Это была большая ошибка.

Во-первых, они нашли бутылки в снегу. Во-вторых, одну немедленно откупорили, пальцем продавив пробку внутрь. В-третьих, охладившееся в снегу вино стало гораздо приятнее на вкус, и они его с удовольствием попивали по дороге в ДАС. Почему их целью вместо Красной площади стал Дом аспиранта и стажёра МГУ на улице Шверника, доподлинно неизвестно. Как неизвестно и то, почему в общаге с таким названием не было никаких аспирантов и стажёров, а жили студенты младших курсов преимущественно гуманитарных факультетов. Как бы там ни было, охлаждённое вино в сочетании с крепчающим в ночь морозцем на фоне ясного чёрного неба с россыпью ярких звёзд, которые в Москве увидишь нечасто, пошло так хорошо, что и вторая бутылка по дороге закончилась.

В ДАСе было тепло. И это было плохо. Потому что зашедших с мороза искателей приключений тут же развезло. И развезло их в очень нехорошую стадию, когда уже не можешь соображать, но ещё можешь двигаться. Неисповедимы пути Господни, и они привели Ромку с Гришкой в комнату первокурсниц экономфака. Девушки выпивали по случаю Татьянина дня и поначалу были не прочь видеть двух молодых людей нестрашной наружности. Но потом одной из девушек стало плохо, и она почему-то вознамерилась отдать содержимое желудка в открытое окно двенадцатого этажа. Поскольку подоконник был достаточно низким, а она через него перегнулась, то в комнате остались только её ноги и зад в несуразных синих трениках с начёсом. Гришка решил, что это предложение, и под предлогом подержать девушку, чтобы не вывалилась, крепко этот зад обнял. Пока девушка была занята безотлагательным и животрепещущим процессом, ей было ни до Гришки, ни до собственной задницы. А вот когда она сделала слабую попытку вернуть свою верхнюю половину в комнату, выяснилось, что Гришке довольно и нижней, где его руки уже вовсю хозяйничали, и он был абсолютно готов переходить к завершающей стадии знакомства, минуя представление, конфетно-букетный период, поцелуи при луне и прелюдию. Присутствие ещё четверых девушек в ярко освещённой комнате его в таком состоянии отнюдь не смущало. Потенциальная жертва высокой в прямом смысле слова страсти, будучи наполовину перевешенной в морозную темень за окном, не имела возможности в полном объёме изложить свою точку зрения по данной проблеме. А молчание – знак согласия, решил взволнованный Ромео и потянул треники книзу, обнажив белый, в красных точках прыщиков зад. Тут уже подруги несчастной, до того заворожённо наблюдавшие за процессом, принялись бурно не соглашаться с подобной постановкой вопроса, что выразилось, в частности, в расцарапывании Гришкиной физиономии. В итоге Ромка с Гришкой осознали себя выставленными за дверь. А как хорошо всё начиналось!

Надо было двигать дальше, но куда и зачем, они уже забыли. И тут Ромку переклинило. Он вдруг явственно увидел идущих по коридору фашистов в форме. Подал знак Гришке, и они спрятались за углом. Когда фашисты поравнялись с ними, Ромка выскочил и ловко задвинул одному прямо в глаз так, что чёрная эсэсовская фуражка с высокой тульей полетела в один угол, а её владелец в другой. Со вторым, который оказался значительно крупнее, пришлось вступить в спарринг. Большой фашист, пережив стадию внезапности, неплохо отбивался и пару раз не сильно достал Ромку прямым в голову. Гришка прыгал рядом и глупо спрашивал: «Помочь? Помочь?» Приходилось отвечать: «Я сам!» Хотя какого хера Гришка прыгает с дурацкими вопросами, вместо того чтобы убрать фашиста одним ударом, было непонятно. В итоге бой завершился победой Ромки по очкам, поскольку фашист, улучив момент, сбежал. Первый уполз ещё раньше. Одновременно удовлетворённый и раздосадованный, Ромка дал команду идти на улицу – почему-то он был уверен, что фашисты там. Так мажоры переквалифицировались в фашистов.

Едва выйдя из дверей общаги, друзья увидели негра, садящегося в такси. Оксюморон, да и только! Россия, ночь, мороз, всё белым-бело, и негр в такси! Ромка, движимый всё той же непоколебимой уверенностью, запрыгнул на заднее сиденье. Гришка за ним. Таксисту это не понравилось, и он не очень культурно попросил их покинуть машину. Тогда Ромка взял сзади шею таксиста в захват и потребовал объяснения ситуации, при которой аборигенам отказывают в услуге в пользу понаехавших. Гришка то же самое сделал с негром, который в отличие от таксиста, может, и рад был объясниться за что угодно, но в железных тисках не мог произнести ни слова. Гришка, расстроенный молчанием оппонента, сжимал объятия всё крепче, и ноги негра начали ёрзать по коврику чересчур часто и весьма хаотично. «Задушит! А ведь чёрных фашистов не бывает!» – понял Ромка и, оставив таксиста, принялся разжимать Гришкины руки. Таксист тем временем выехал на перекрёсток, где остановил машину, а сам выскочил, прихватив монтировку. Несмотря на позднее время, на перекрёстке оказалась ещё пара машин с шашечками. Таксисты – народ солидарный и тоже повыскакивали из машин не с пустыми руками. Вид взрослых, решительных мужиков с железом подействовал на Гришку отрезвляюще. Приятели покинули машину и, не прощаясь, мелкой рысцой направились во дворы. Их никто не преследовал.

Во дворах они повстречали ещё одного фашиста, прогуливавшегося с овчаркой, при ближайшем рассмотрении оказавшейся болонкой, что уберегло её вместе с хозяином от расправы. А вот дальше перед ними открылась широкая Профсоюзная улица, которая – Ромка не сомневался в этом ни секунды – простреливалась насквозь. А вдали ему виделась приближающаяся танковая колонна. Ни слова не говоря, он рухнул на пузо и пополз через улицу по-пластунски. Гришка недоумевал, но полз