Анимация от Алекса до Я, или Всё включено - Александр Новгородцев

Снова шестая глава

Неожиданный ход, правда? В какой ещё книге, вы такое встретите. Только в этой! Такого же мнения придерживаются и британские учёные.

Если просыпаешься в комнате с двумя сонями, то лучше оставлять их дрыхнуть дальше.

Что Мустафа, что Марио, утро предпочитали вовсе не встречать, не знать о его существовании, а начинать день сразу с полудня. Даже не предполагаю, сколько они протянули бы в армии, но то, что она бы их не исправила — это факт. Сам я в армии был проездом на месячных гастролях заместителем начальника медицинской службы, благодаря высшему образованию и военной кафедре при университете, но проблемы в том, чтобы услышать звонок будильника, через две секунды открыть глаза, потянуться и встать с кровати для меня не существовало. То есть, сонливость и заторможенность тела ещё присутствовала, но ритуал прохладного омовения лица все постэффекты дрёмного царства устранял.

Иначе дело обстояло у ребят. У Мустафы будильник был поставлен на телефоне. Когда он срабатывал, я клал трубку ему на ухо, это побуждало его шевелиться, но как только я отворачивался, телефон оказывался приглушённо голосящим из тумбочки. Приходилось расталкивать соседа вручную. Но Мусти очень долго поднимался. То есть, он сначала садился на кровать, тёр глаза, морщил лоб, спрашивая какой сейчас год, наверное, мечтая оказаться в постакопалиптическом будущем, где надобность работы за денежное вознаграждение уже отпала как рудиментарный пережиток прошлого. Но выяснив, что вредное тихоходное время совершило скачок всего лишь в один день, не изменив тем самым ничего в трудовом законодательстве, со стоном мученика заваливался обратно на подушко-одеяльное содружество. К тому времени, как я выходил из комнаты, он тащился в ванную, упираясь по пути в стены и кряхтел, подобно деду, замученному ревматическими атаками, простатитом, запором, подагрой, тромбоцитопенической пурпурой и ещё парой-тройкой неизлечимых заболеваний.

С побудкой Марио дела шли не лучше, мягко говоря. Тот вообще не реагировал ни на звуковые эффекты, ни на физическое воздействие, и вёл себя как сильно уставший труп. Зачем ему три будильника, один из которых явно принадлежал советской эпохе, контрабандно вывезенный из коммунистического союза, матово-зелёный на ножках, с подпрыгивающими шляпками-звоночками, мне было непонятно. Какого либо подъёмного действия на обладателя трели будильников не оказывали. Звонили они по установленной очерёдности. Сначала бойкое «динь-динь» — срабатывала первая сигнальная система, и кровь внутри Марио начинала двигаться по сосудам, оживало сердце. При залихватском звонке следующего — включались лёгкие, грудная клетка начинала дышать. С третьим, громко играющим марш победителей всего и всея, должен был оживать мозг, но этого не происходило.

Марио безучастно реагировал на тормошения, вопли о цунами, пожаре, распродаже коллекции «Дольч и Габанно» и голой Наоми Кэмбелл, пытающейся разделить с ним топчан. Я пробовал трубить из поморского рога Боромира в ухо, прикрытое бакенбардами, свистел туда же в течении тридцати секунд — ничего. Ноль. Кричал: «Марио, проснись! Мусти скурил твою траву!» Или: «Марио — нарконтроль в отеле! Ищут тебя. Беги!» — безрезультатно. Ноль. Подносил, закутав лицо футболкой на пинцете к носу курда носки Боба, почему то найденные на нашем балконе, не первой, между прочим, свежести, возможно даже с грибным бульоном внутри — простуженный человек с хроническим ринитом, гайморитом, полнейшей заложенностью буруна и невозможностью что-либо обонять — и тот упал бы в обморок или перешёл в коматозное состояние. А Марио продолжал анабиозить. Он отреагировал только однажды на льющуюся воду ему в лицо. Открыл глаза, обиженно сказал:

— Ээ, Алекс, ты что, дурак? Зачем так делаешь, эй? — и заснул снова.

С той поры я его не тревожил, и просыпался он уже в моём отсутствии каким-то своим, алхимическим способом. На завтраке Марио Засоныч не появлялся, но к утреннему собранию, если такое случалось, приходил исправно.

Утренние собрания или митинги, со слов Натали, должны были служить преддверием каждого рабочего дня. Обсуждение насущных вопросов развлечения, получение инструкций по работе с гостями, полемика по поводу эффективности анимационной политики, позитивное командообразование и уроки повышения коммуникабельности. Всё это сводилось к пятнадцати минутам неторопливого ёрзанья на стуле, перемежающегося сладким позёвыванием, изучением узора на обоях, ежеутренним подсчётом количества пальцев на руках, с выражением удивления по поводу срабатывания закона «постоянство анатомических величин в частности пальцев», и сравнением степени загара между русскими аниматорами.

В это время выпивалось до двух литров кофейного напитка на двоих турков, и пол заставлялся новыми партиями стаканчиков, которыми, ввиду их количества, уже можно было торговать.

Джан в это время крепко спал и имел на это право после ночной работы за диджейским пультом. Второй шеф тоже пребывал в объятиях Морфея, но изворотливость Боба не позволяла в этом признаться, поэтому он говорил, что присутствует на собрании у хозяина отеля. Правда, кто бы его принял за делегата от анимационной команды и пропустил в высший совет в таком мятом и неопределённом состоянии, в котором он появлялся пред наши очи уже после 11, я не знал. Каждое утро Марио и Мусти возмущались, какой смысл проводить организационное собрание без шефа, кляли и распекали барсука Кис Кисыча, который спит в уютной кровати немытым клубком, пока они тут, потея, вкалывают, приканчивая четвёртую чашку горячего кофе. Однажды утром выяснилось, что Боб не всегда так халатно относится к своим обязанностям руководителя. Награждённый шишкой на лбу от столкновения с дверью, он раздражённо йякал, что только подошёл, но мы, слышав отдалённое мяуканье в течении пяти минут, догадались, что шеф решил подслушать под дверью — всё ли спокойно в Багдаде, узнать настроение рабочих масс, а также какими прозвищами и за какие заслуги он награждён. В следующий раз мы решили ему в этом подыграть.

Марио как раз, привстав на стул, перегнулся через перегородку и подтвердил кивком, что с той стороны Боб. Он ещё потешно показал подслушивающую цаплю, оттопырив одно ухо, что Машка хихикнула.

— Боб — очень хорошо шеф, — начал я восхваление. — Да, Мусти?

— Эвет. Очинь работать. Работать, работать. Очинь харашо. Пипетс нет. Катастрофа нет. Харашо — да.

— Шоу тайм — супер. Факин пипл — лав хим, — перешёл я на простой английский. — Эври тайм, зей аск ми, где Боб, нэрде Боб — ви вант то сай санкью.

За дверью кто-то прослезился.

— Хи из вери найс мэн, — заметила Маша. — Мани гёлз сай ту ме — ви вант Боб.

За дверью кто-то глубоко задышал, и по-моему, капля слюны достигла пола.

— Один плоха, — сказал Мусти, — Боб джага-джага нехарашо. Работать плоха. Катастрофа джага джага. Капут. Как мой бабушка. Раз и фысё. Три, что это — секундочка. Два можна — Боб нет. Йоролдум — устал. Три девочка говорить мне это.

— Ээ, это значит, он часто играть с собой, — авторитетно заявил Марио. — Такое бывает, кто часто джага-джага с собой.

Послышался кашель, дверь распахнулась, ворвался раскрасневшийся Боб.

Мы сделали вид, что удивлены таким внезапным появлением.

— Что это, йя? — раскомандовался Боб, — Толька бла-бла-бла бурда. Катастрофа, йя. Май фрэндз, давай работать, йя. Алекс, гоу утро гимнастик. Маша — детски клаб. Мустафа — давай теннис-шменнис, Марио — дартс. Митинг фысё.

Но свои обязанности мы знали и без напоминаний, поэтому надобность в появлении шефа с утра и не возникала. Убедившись, что основные труженики тыла сыты, живы и полны желания сачковать и дальше, мы, с девизом: «Ну всё, пипетс, поехали», — расходились. Маша открывала детский клуб, я направлялся в кабину с музыкой, делать анонсы программ и собирать людей на первое активити. Марио и Мустафа тащились наружу, на солнечный простор, выпить ещё по стаканчику кофе из аппарата, что находился в барной локации.

Я заметил, что в роду у Маши были индейцы племени чероки или команчи. Но даже лучшие представители этих племён не могли бы вести себя более достойно и невозмутимо, будучи привязанными к столбу пыток, чем Маша в разговоре с раздражённым Бобом. Так случилось, что она не имела опыта работы в анимационной среде, как и я, поэтому что-то было ей иногда неясно, иногда в новинку. И периодически она спрашивала совета у Боба. Например, где взять материалы для лепки, под какие песни и как надо танцевать на детской дискотеке. С какого и до какого возраста принимать детей в мини-клуб. Боб ещё меньше в этом разбирался, но обнародовать этот факт вслух не мог, опасаясь подорвать и без того несуществующий авторитет шефа, поэтому громко выражал свои эмоции, носящие скорее негативный характер.