В шаге от рубежа - Ксен Крас

побегом общих дел с Цомом у карающей длани короля более не имелось, и любая лишняя встреча могла поставить под угрозу весь замысел. Крестьянин оказался неплохим собеседником, он напоминал давно отправившегося на восток брата в его юные годы, и палач успел к нему привязаться. Скорее всего, после гибели отпрыска в мужчине остались лишние чувства, жаждущие выхода. Он предложил Цому место помощника, однако юнец не очень обрадовался этому.

Для отдачи распоряжений регент поочерёдно отправлял нескольких доверенных лиц, но самого палача больше не приглашали в замок на дружескую беседу. Кайрус не возражал – он считал утомительными некоторые действия лорда Клейса Фореста, особенно когда это мешало работе. За мнимый побег регент пожурил стражу, пару человек громко отругал и наказал, и всё успокоилось.

Всего с цикл Кайрус работал, как и положено, не выполнял ничьи личные просьбы, проводил время с семьёй, а в свой заслуженный выходной, отправился по поручению Онсы за тканями и заодно прихватить средство от бессонницы у хорошего травника, который проживал во внешнем городе. Жизнь не успела вернуться в привычный ритм, а удача вновь отвернулась от карающей длани правителя, столкнув с Ивтадом, бастардом лорда Голдрэта.

Разумеется, палач боялся смерти, пусть и не рыдал, умоляя пожалеть его и отпустить. Кайрус был обычным человеком, живым, с чувствами и желаниями, и понимал, что с ним могут сделать душевнобольные культисты. Умирать он совершенно не хотел и ещё меньше желал подвергаться пыткам. Быть может, именно потому, что он сам нередко выбивал информацию, палач понимал, что может не выдержать измывательств, тем более, когда мучители желают скорее мести, чем данных о чём-либо. Мужчина осознавал, что может сломаться, лишиться воли, предать регента и будущего короля, он даже предполагал, что на деле он куда слабее, чем думал о себе всё время.

Однако Культ Первых выглядел не столь воинственно и совершенно не собирался незамедлительно бросаться истязать врага.

Бастард Голдрэта удерживал палача, общался с ним, или, правильнее было бы сказать, заставлял слушать монологи безумца, и постоянно повторял, что желает донести свои слова до регента. Он обещал, что не причинит вреда палачу и предназначал того скорее к роли посланника или гонца. Глава культистов обвинял карающую королевскую длань в том, что случилось с Риссом, оправдывая своё поведение обидой за вероломство. Почему Ивтад решил, что его предали походом к регенту, весьма ожидаемым, разумеется, – он не уточнял.

Поначалу мастер верёвки и топора обрадовался, что его в скором времени отпустят, не зря бастард Голдрэта повторял раз за разом о том, что именно хочет поведать регенту и желает оставить о себе память. Быть может, в этом ранее и состоял план Ивтада, но к концу разговора что-то изменилось.

Культ Первых решил забрать Кайруса с собой.

Мужчину не унижали по пути, не избивали, не истязали, его достойно кормили, за ним приглядывали в меру сил, и когда город остался позади в трёх днях пути верхом, перестали связывать по рукам и ногам. Да, верёвки никуда не делись, но теперь палач мог двигать конечностями, менять своё положение и даже ехать на лошади самостоятельно, в одиночку, без обязательного соседствования с культистом.

Возможно, Кайрус мог попробовать сбежать, но разве из этого вышло бы что-то хорошее? Маловероятно. Палач не желал сражаться со злом, не собирался жертвовать своей жизнью ради попытки побега, которая может и не увенчаться успехом. Да и если он сбежит, то каким образом сумеет добраться до Санфелла быстрее культистов? Как он будет выживать без денег, слабо ориентируясь на местности, без оружия и припасов? Да и становиться героем, пронзив ночью украденным оружием главу Культа, тем самым обрекая себя и, скорее всего, семью на мучительную смерть, он не желал. Ещё немало верных бастарду Голдрэту и его делу осталось в столице.

Оставалось только одно – ждать. Только время могло расставить всё по местам. И тогда Кайрус либо будет вынужден пытаться сбежать от своих потенциальных убийц, либо по счастливой случайности похитителей убьют отряды Его Величества или лордов, которым принадлежат земли, либо, если Ивтад не лгал, Кайрусу продемонстрируют свои силы или что там ещё собирался сделать лишившийся ума, дадут лошадь, пропитание и отпустят с миром. От этих людей можно было ожидать чего угодно.

Палач сбился со счёта, но так и не смог понять, сколько дней длился поход. Его похитители останавливались днём, иногда ночью, порой они больше половины суток сидели на одном месте и чего-то ждали и дважды съезжали с троп в леса, где, казалось, бездумно плутали. Ивтад продолжал вести людей за собой с решительным видом, и те, как послушное стадо, плелись через грязь, бурелом, сбивали ноги о камни, перебирались через ручьи и послушно сидели у костра часами, восторженно слушая речи о светлом будущем. Несколько раз королевский слуга и сам замечал, что начинает слушать. Из бастарда вышел бы хороший глашатай, умеющий при помощи голоса делать верные акценты и привлекать внимание к своей персоне.

Если бы Кайруса спросили, что он запомнил из всего похода, то он тут же припомнил бы, как его лошадь, непривычная, как ему показалось, как и он сам, к подобным перемещениям, подвернула ногу и сбросила ездока в неглубокий овраг. С грацией мешка с зерном мужчина скатился в яму, изрядно оцарапался и намочил то ли в небольшом ручейке, то ли в большой луже всё, что только мог. Он не знал, какие силы должен был благодарить, что его нервная кобылка не упала на него сверху, уж больно подозрительно она покачивалась на краю и периодически припадала на передние ноги, стараясь выбраться из липкой и скользкой грязи.

Палач испытал некоторую благодарность к похитителям, когда они, после короткого приказа Ивтада, спустились за пленником, помогли ему забраться наверх, поделились сухой одеждой, а мокрую, по просьбе палача, согласились оставить и просушить на ближайшем привале, у костра. Онса потратила не один день, чтобы расшить сюртук, а дочери – чтобы сшить рубаху, и эти вещи были дороги мужчине.

– Тебе нужен лекарь? – поинтересовался бастард Голдрэта, когда верный подданный короля немного пришёл в себя.

На всех лошадей не хватало, и Кайрусу сообщили, что он поедет на одной лошади с долговязым, сероволосым и очень болтливым культистом. Тот не говорил только тогда, когда ел. Его кошели, сумки и, казалось, вся одежда, включая растянутые и погрызенные кем-то сапоги, были набиты разными сушёными ягодами, орехами и грибами. Культист брал по одной штуке, складывал себе в рот, громко причмокивал, чавкал, глотал столь отчётливо, что хотелось заткнуть уши, а после брался за следующий кусок.

Сероволосый отлично управлялся с лошадью и без рук, намного лучше