Ливонская война: Забытые победы Ивана Грозного 1558–1561 гг. - Виталий Викторович Пенской

разбегались «по неблагоприятности счастия и недостатка в деньгах». Все это было очень некстати, ибо теперь ответный ход был за русскими, и они не преминули его сделать.

Мне отмщение и аз воздам…

К концу 1559 года стало ясно, что расчеты Ивана Грозного на то, что умеренностью и уступками можно не допустить разрастания конфликта в Ливонии и ограничить его рамками сугубо русско-ливонских отношений, не оправдались. Магистр Ливонского ордена Готхард Кеттлер вместе с рижским архиепископом Вильгельмом Гогенцоллерном, рассчитывая на поддержку своего могущественного соседа – великого князя литовского и короля польского Сигизмунда II, снова, как и год назад, показали зубы: нарушили перемирие и напали на центр русских владений в Лифляндии Юрьев-Дерпт. Атака не задалась. Не удалась и попытка отыграться на небольшом замке Лаис. А вот московского медведя эта вспышка магистровой активности изрядно разозлила. Орден надлежало подвергнуть публичной порке – порке показательной, чтобы и Кеттлеру, и рижскому архиепископу стало совершенно ясно: не тот у них вес, чтобы тягаться с московским царем. С другой стороны, наказание, которое обрушилось бы на непонятливых «ифлянских» немцев должно было продемонстрировать Сигизмунду, что ему не стоит вмешиваться в русско-ливонские разборки: двое дерутся, третий не мешай. Одним словом, новый большой зимний поход русской рати в Ливонию был неизбежен.

«Столп царства» в поход собрался

Во всеподданнейших записках немецкого авантюриста Альберта Шлихтинга, представленных на рассмотрение Сигизмунда II (кстати, за полонное терпение в варварской Московии его королевская милость изволили пожаловать Шлихтинга поместьицем, селом Приалковым в Вешвенской волости в Жемайтии, с которого оный служебник пана Остафия Воловича должен был «службу земъскую военъную конно служити и заступаповати по тому, яко и иные земяне наши, щляхта земли Жомоитское, воину намъ служать»), есть любопытный пассаж, касающийся одного из виднейших московских бояр. По словам Шлихтинга, Иван Грозный «держит в своей милости князя Бельского и графа Мстиславского (…) И если кто обвиняет пред тираном этих двух лиц, Бельского и Мстиславского, или намеревается клеветать на них, то тиран тотчас велит такому человеку замолчать и не произносить против них ни одного слова, говоря так: «Я и эти двое составляем три Московские столпа. На нас трех стоит вся держава».

Именно боярину И.Ф. Мстиславскому, «столпу царства», было поручено руководство зимним походом 1560 года на непонятливых ливонцев. Назначение столь именитого боярина главой рати говорит о том значении, которое Иван Грозный придавал экспедиции: третье лицо в военной иерархии Русского государства в обычный набег не отправят, для того есть воеводы попроще.

Иван Грозный отпускает воеводу князя Мстиславского с полками на ливонцев зимой 1560 года. Миниатюра из Лицевого летописного свода

Сбор войска начался еще до окончания осенней кампании 1559 года. Еще шли бои под Юрьевом и Лаисом, а уже ратные люди – дети боярские со своими послужильцами, «конно, людно и оружно», стрельцы, казаки (и те, и другие для скорости передвигались на конях или санях) и пушкари с помощниками, и, само собой, посошные люди – начали стягиваться в Псков. По устоявшейся традиции, здесь собирались полки для походов на ливонцев, а заодно и на литовцев. Видимо, сбор рати был назначен – опять же, по старой доброй традиции – на Николин день осенний, то есть 6 декабря по старому стилю. Кстати, сбор войска должен был столкнуться с определенными проблемами: по словам летописца, в конце ноября – начале декабря 1559 года «по грехом пришла груда великая и беспута кроме обычая».

Видимо, этим и объясняется тот факт, что лишь 2 января 1560 года «в Немцы государь отпустил за их измену рать и воевод своих»: нужно было, чтобы проклятая «беспута» закончилась, стали морозы, снег покрыл землю, и рати смогли бы беспрепятственно перемещаться на дорогам. На своей-то территории усилиями посошных людей дороги и мосты были приведены более или менее в порядок (стандартная практика для московских военных властей – всякая кампания начиналась с подготовки инфраструктуры на землях, прилегающих к будущему театру военных действий), а уж за границей…

О составе и численности русской рати косвенно свидетельствует разрядная роспись: «В большом полку боярин и воеводы князь Иван Федорович Мстисловской, да боярин князь Василей Семеновичь Серебряной, да воевода князь Иван Иванович Кашин Сухой. Да в большом же полку со князь Иваном же Федоровичем Мстисловским у наряду воевода боярин Михайло Яковлевич Морозов да Григорей Иванов сын Нагова. Да в большом же полку со князь Иваном же Федоровичем Мстисловским царевичь астраханской Ибак, а с ним Григорей Микитин сын Сукин».

Герцог Курляндии Готхард Кеттлер и его супруга Анна

Роспись других полков выглядела следующим образом: «В правой руке бояре и воеводы князь Петр Иванович Шуйской да Микита Васильевич Шереметев; да с новокрещеными тотары и с казанскими князи голова Богдан Посников сын Губин. В передовом полку боярин и воеводы Иван Петрович Хирон Яковлев да Иван Меньшой Васильевич Шереметев, да с служивыми тотары голова Олексей Григорьев сын Давыдов. В сторожевом полку воеводы князь Ондрей Иванович Нохтев Суздальской да окольничей и воевода Микита Романович Юрьев. А в левой руке боярин князь Михайло Петровичь Репнин да дмитровской дворецкой Петр Петровичь Головин».

Обращает на себя внимание упоминание среди воевод боярина М.Я. Морозова, стоявшего во главе «наряда» – приданного царской волей воинству Мстиславского артиллерийского парка с прислугой, обозом и прочим. Боярин Морозов слыл за эксперта в артиллерийском деле. В 1552 году он руководил действиями «наряда» во время знаменитой третьей осады Казани, завершившейся взятием города и падением татарского «царства» на Волге. «Наряд» при царском войске, кстати, по ливонским меркам был весьма и весьма внушительным. По сообщению ливонского хрониста Иоганна Реннера, только тяжелая осадная артиллерия при русской рати состояла из семи kartouwen (картаун), пяти halve kartouwen (полукартаун), двух scharpe metzen (шарфмец), четырех slangen (подобие кулеврины), шести fuirmorsers (огнеметательных мортир) и пяти grote steinbussen (больших камнеметов).

Под полковыми воеводами «ходили» 44 сотенных головы: 14 в Большом полку, девять – в полку Передовом, столько же в полку Правой руки и по шесть в полках Левой руки и Сторожевом, а еще десять голов были при «наряде». Вместе с приданными войску татарами и «новокрещенами» под началом Мстиславского было до 15 тыс. «сабель» и «пищалей», не считая обозной прислуги и посошных людей. Любопытный факт: Реннер упоминал о неких Engelsche schutten – «английских стрелках», которые якобы находились в рати Мстиславского. Кем были эти «стрелки», неизвестно.