Разбитое сердце богини - Валерия Вербинина

– Ну ничего, не бойтесь, – ободрила его я. – В случае чего зовите меня на подмогу.

В голубых глазах Калиновского мелькнули искорки восхищения. Он не смог сдержать улыбки и покачал головой:

– Ну и зараза же вы, Танюша!

– Стараемся, стараемся, – весело сказала я, приглаживая на себе костюм.

Капитан кивнул мне напоследок и отошел.

Охрана тучами клубилась вдоль стен. Владислав с женой, одетой в простенькое с виду черное платье и такие же простенькие бриллианты, встали возле гроба. Отворились двери, и началось.

В это утро передо мною прошла вся Москва: банкирская, финансовая, подхалимская, чиновничья. Мужчины и женщины черными бабочками слетались к трупу засвидетельствовать свое уважение, выразить свое почтение, поклясться в верности наследникам и заодно попытаться подкопаться под своих конкурентов. Владислава и его супругу брали за локоть, шептали на ушко, им жали руки, кланялись и соболезновали без конца. Безбрежным потоком лились цветы и венки – самые дорогие, самые помпезные. С рукавов мужчин подмигивали баснословно дорогие запонки, гроздья бриллиантов громоздились в ушах и на шеях женщин. Я переминалась с ноги на ногу и проклинала туфли, которые не успела разносить и которые теперь невыносимо жали ноги. Уже несколько раз меня принимали за родственницу Шарлаховых и совались с сочувствием и пониманием, без чего я бы охотно обошлась. Охотник стоял в нескольких шагах от меня, и я видела его невозмутимый профиль. К нам подошел Калиновский.

– Ну, как дела, Танюша?

– Умираю, хочу в туалет, – шепотом пожаловалась я.

Капитан насмешливо прищурился.

– А вас же предупреждали.

– Никто меня не предупреждал, – рассердилась я.

Он удивился.

– Разве Марина Анатольевна не сказала вам? – Он смерил меня испытующим взглядом. – Ну да, конечно, не сказала. Вы его не видели?

– Кого? – уже теряя терпение, спросила я.

– Нашего друга.

– Нет. Его здесь нет.

– Уверены в этом?

– На все сто, многоуважаемый Данила Викторович! Могу я, наконец, пойти в туалет?

Но Калиновский ничего не ответил на этот страстный (не побоюсь этого слова) призыв, потому что в то же самое мгновение в дверях заволновались, стали оглядываться и привставать на цыпочки. Возник водоворот, и через мгновение из этого водоворота выкатился колобок с добродушным лицом, глазами с хитринкой и совершенно лысым черепом необычной вытянутой формы. Весьма возможно, что если бы Шерлок Холмс увидел такую голову, то признал бы, что у ее обладателя очень много мозгов.

– Ах, какое несчастье! – нараспев проговорил человечек и с объятьями наперевес ринулся к Владиславу.

Я все еще не могла опомниться от изумления. Неужели это и есть тот самый столп, титан, миллиардер и… Но не успела я додумать свою мысль, как колобок присосался к моей руке.

– Сочувствую, сударыня, весьма сочувствую, – говорил он, меж тем как его глаза изучили меня сверху донизу, до самых ажурных колготок, раздели, обшарили, ощупали и взвесили на невидимых банкирских весах. – Вы, наверное, Лариса, его двоюродная племянница?

– Нет, это Татьяна, – поспешно промолвил Владислав.

– Ах да, Татьяна. – И колобок отлип от меня, подхватил Владислава за руку и уволок его в сторону – без сомнения, обсуждать, разорить ли подчистую какого-нибудь несчастного нефтяного короля или оставить ему горсть долларов и нефтяную лужицу в придачу.

Воспользовавшись тем, что меня наконец-то оставили в покое, я сходила в туалет, после чего заняла свое место наискосок от гроба. Я никак не могла понять, что я тут забыла, но раз все остальные считали, что все в порядке, значит, все и впрямь так было.

Под конец появилась какая-то высокая, очень прямая женщина в черном, с лицом, покрытым густой вуалью. Владислав приветствовал ее весьма сдержанно.

– Кто это? – шепотом осведомилась я у Охотника.

– Мать Алексея, – ответил он тоже шепотом.

– То есть?

– У Владислава и Алексея, – пояснил Охотник, – разные матери. Они единокровные братья, Владислав – старший, а Алексей – младший. Мать Владислава умерла много лет назад – попала под машину. Это случилось, когда Ипполит Сергеевич еще работал инженером, если я не ошибаюсь. А с матерью Алексея они развелись несколько лет назад.

Прощание с покойным подходило к концу. Пора было ехать на кладбище.

Глава 24

Кое-что о вреде курения

Вопреки опасениям Владислава Шарлахова, и на кладбище ничего не произошло, – если, конечно, не считать инцидента с невесть откуда взявшимися настырными телевизионщиками. У них отняли камеру, а журналисту разгневанный Владислав лично пообещал, что вскорости сместит руководство его канала. На что журналист (очевидно, не робкого десятка) ответил, что надеется до этого увидеть всю мафию Шарлаховых в гробу. После таких слов вмешалась уже полиция, караулившая все подступы к кладбищу. Журналисту, оператору и их шоферу заломили руки и запихали в полицейский фургон.

– И зачем люди на неприятности нарываются, – вздохнул Калиновский.

Я ничего не ответила и только плотнее закуталась в черное пальто.

С неба сыпал похожий на крупу мелкий дождик. День выдался промозглый и хмурый, в ветвях деревьев надрывно каркали вороны, которых не смущали ни охрана, ни напряженные лица прощавшихся с «дорогим другом, незабываемым Ипполитом Сергеевичем, мир его праху». Мне уже ничего не хотелось – хотелось только, чтобы все это поскорее кончилось. Никого, даже отдаленно похожего на Ангела Смерти, я в толпе не заметила.

Однако оставались еще поминки, и кортеж машин потянулся с кладбища обратно к особняку. Кое-кто нашел в себе силы уклониться от этого. Несколько чиновников сразу же вспомнило, что их ждут неотложные дела, и откланялось. Уехала и жена Шарлахова, даже не попрощавшись с пасынком. Я вполне ее понимала – она потеряла сначала сына, потом бывшего мужа, и на обмен любезностями у нее просто не оставалось сил.

В наше отсутствие столы были накрыты, и надо сказать, что выставленные в изобилии поминальные яства поражали воображение. Чего тут только не было! Особенно мне запомнились фигурно нарезанные арбузы, полосатые, как зеленые тигры, и размякшие омары с растопыренными клешнями. При виде снеди гости малость приободрились. Лица расцвели румянцем, кто-то даже позволил себе пошутить. Марина скользила между столами кошачьей походкой, для каждого из оставшихся находя нужное слово, и бриллианты трепетно мерцали на ее шее и в ушах.

Челюсти энергично двигались, перемалывая пищу. Нежно, печально, надломленно звенели бокалы. Ко мне подошел Калиновский. В черном, безукоризненно сшитом костюме он выглядел почти по-человечески.