Разбитое сердце богини - Валерия Вербинина

– Капитан Калиновский считает, что ты должна пойти.

– С какой стати?

– С такой, – отозвался Охотник, – что там может оказаться убийца, а ты узнаешь его. Если он будет, ну, к примеру, переодет и всякое такое. Ходят слухи, что Ангел мастер менять свою внешность, так что…

Я остолбенела.

– Ты что, шутишь?

– Нет.

– Кретин этот Калиновский, – в сердцах сказала я. – Сколько времени прошло, а до сих пор ничего сделать не может.

– Это ты зря, – спокойно отозвался Охотник. – Данила его нашел.

– В самом деле? – недоверчиво спросила я. – Ну и где же он?

– Калиновский уже знает, кто это, – терпеливо пояснил Охотник. – Понимаешь? Он нашел киллера. Но тот скрылся прежде, чем наши его достали.

– Я же говорю, кретин, – подытожила я, прикладывая к себе изумительно скроенный черный костюмчик от очень известного лейбла (не скажу какого, не дождетесь. Пусть уж лейбл сначала заплатит мне за рекламу). Надо сказать, что некоторые женщины согласились бы носить траур всю жизнь, чтобы только облачиться в столь роскошные тряпки.

– И кто же оказался этот Ангел Смерти? – спросила я через минуту, чтобы поддержать разговор.

– Бывший спецназовец. Отличный стрелок, коротко знаком со взрывчаткой, по слухам, способен изготовить бомбу даже из куска мыла.

– А ларчик-то просто открывался, – хмыкнула я. – Выйди, мне одеться надо. Кажется, юбка мне чуть широковата, придется ушивать.

Охотник дошел до самых дверей и на пороге обернулся.

– Не придется, – сказал он. – Ты и в этом будешь хорошо смотреться.

– Надо же, – рассмеялась я, – а ты, оказывается, умеешь и комплименты говорить!

– Я вообще много чего умею, Таня.

И с этими загадочными словами Охотник удалился.

Я примерила костюм и констатировала, что оказалась права насчет юбки, но стоило мне попросить у горничной (той, что в переднике) иголку и катушку тонких ниток черного цвета, на меня посмотрели как на сумасшедшую.

– Вы хотите сами ушить? – недоверчиво спросила эта молодая женщина, которую все в доме называли Эллой.

– Да.

– Но зачем же вам утруждаться… Позвольте, я помогу…

– Послушайте, – разозлилась я, – я не безрукая и не привыкла, чтобы со мной носились как с писаной торбой. Дайте мне иголку и нитки, о большем я вас и не прошу.

Элла принесла требуемое и вышла за дверь с таким видом, будто я нанесла ей смертельное оскорбление, отказавшись от ее услуг.

Я ушила юбку, надела ее вместе с жакетом и повертелась перед зеркалом.

– Недурственно, – пробормотала я наконец себе под нос, – очень даже недурственно… А на ноги я что надену?

Пришлось вернуть Эллу обратно. Она высказалась за черные колготки и туфли на высоком каблуке.

– Нет уж, – заявила я, – колготки ажурные, но не слишком вызывающие, в мелкую сетку, ты знаешь? А высоких каблуков я не ношу, пусть будет обычный, сантиметров пять.

Элла спросила мой размер ноги и через четверть часа вошла, неся три обувные коробки и стопку пакетиков с колготками.

– Выбирайте, Татьяна Александровна.

Я выбрала туфли на отличном устойчивом каблуке и колготки с легким намеком на фривольность, в мелкую сетку. В конце концов, Ипполит Сергеевич вовсе не был мне родственником, и я не обязана соблюдать совсем уж строгий траур. Тут мне в голову пришла другая мысль.

– Послушайте, Элла, мы же поедем на кладбище, а на улице двенадцать градусов. Что же мне надеть поверх костюма?

– Не извольте беспокоиться, – ответила сообразительная Элла. Она исчезла и вскоре вернулась с черным приталенным пальто, которое пришлось мне как раз впору, и таким образом и эта проблема была снята с повестки дня.

Отослав Эллу, я некоторое время побродила перед зеркалом. То, что я в нем видела, мне нравилось, и, если бы зеркало обладало языком и могло бы внятно сказать мне об этом, я бы успокоилась. Потому что женщины – слабые и неуверенные в себе существа, постоянно нуждающиеся в одобрении.

Я подумала, что из всего дома Охотник был как раз тем человеком, от которого я бы с радостью услышала нечто подобное, и отправилась на его поиски. Пройдя мимо картин Сезанна (синие квадратные яблоки) и Дали (желто-лиловый бред), я спустилась по ступенькам и, проходя мимо зала с розовым роялем, услышала доносящиеся оттуда звуки. Человек, сидящий за инструментом, переходил от одной медленной мелодии к другой, которые складывались в какое-то меланхолическое попурри. Мне стало любопытно, кто это упражняется; я осторожно приоткрыла дверь и вошла.

Крышка инструмента была поднята, а на стуле перед ним сидел Охотник в белой рубашке с закатанными рукавами выше локтей. Сбоку стояла Марина, покачивая в пальцах бокал, и смотрела на сидящего. Бывают разные взгляды, но по тому, который был обращен на человека за роялем, я незамедлительно пришла к выводу, что жена Владислава Шарлахова имеет на моего телохранителя кое-какие виды. Следующая мысль, промелькнувшая в моей голове, формально не имела ничего общего с предыдущей. Интересно, подумала я, а Марина тоже входит в список Белозерова? Третья мысль, на сей раз логично вытекавшая из второй, оказалась довольно-таки кровожадной. Было бы очень хорошо, помыслила я, если бы Ангел и впрямь ее прикончил.

– Сыграйте еще раз, – попросила Охотника Марина, и меня поразил тон ее голоса. Не требовательный, как можно было бы ожидать, а попросту умоляющий.

Охотник надавил на клавишу верхней октавы. Звук долго дрожал и плыл в воздухе, пока наконец не растаял в нем, как тает в морской дали белоснежный корабль.

– Не хочу, – коротко ответил он.

Очевидно, врач, извлекавший пулю, поработал над ним как следует – левую руку он держал почти свободно, несмотря на то, что после ранения прошло совсем немного времени. Мускулы бугрились под кожей, но это не выглядело некрасиво, скорее наоборот.

Марина обратила стрелы своих тщательно загнутых ресниц в его лицо, но он упорно не поднимал глаз от клавиш, оскаленных, как рот мертвеца.

– Может, будем на «ты»? – предложила она.

Но это предложение равнялось приказанию, потому что она тотчас же спросила:

– Вообще мне кажется несправедливым, что он тебя отодвинул. Я имею в виду, этот сморчок… капитан.

Я расплылась в улыбке. Надо признать, что Марина весьма точно охарактеризовала Данилу Калиновского, так что в то же мгновение она была помилована и вычеркнута из ангельского списка.

– Ты ведь такой известный специалист, – продолжала Марина, придвигаясь ближе к своему собеседнику. – Я столько о тебе слышала. Правда-правда.

– Неужели? – довольно вяло спросил Охотник, нажимая на другую клавишу. – Это все ничего не значит. Думаю, Калиновский в состоянии справиться с делом и без меня… и уж меня он точно к расследованию не подпустит.