Уругуру - Алексей Санаев

Это и загадочное племя сахарских евреев, которые до наших дней донесли свое имя, но забыли и язык, и обычаи своих знаменитых предков. В небольших селениях, отделенных от стоянок туарегов, евреи занимаются самыми разными ремеслами, секреты которых нередко передаются только по женской линии и уж точно никогда – людям из других племен.

Но самыми многочисленными и самыми бесправными рабами туарегов являются белла, потомки чернокожих военнопленных, когда-то, в давние времена, захваченные туарегами во время набегов на оседлые племена с берегов Нигера. Белла говорят на языке, родственном чернокожим кочевникам фульбе, но нередко забывают и его, потому что редко общаются между собой. Они живут в семьях туарегов, убирают в их жилищах и готовят еду, и матери-белла рассказывают своим детям, что нет у них иной судьбы, кроме как прислуживать своим хозяевам. В Мали уже сто лет назад пришли европейцы, было отменено рабство, потом страна получила независимость и стала республикой, но шатры туарегов из потемневших шкур все так же стоят в Сахеле, и все так же за их верблюдами ухаживают добровольные рабы-белла.

Именно такой человек, старик из племени потомственных рабов, и встретил нас при въезде в селение Агуни, в десяти километрах от города, среди песчаных барханов. Это был уже четвертый, последний адрес из тех, что были в нашем списке, но туареги повсюду были, мягко говоря, неразговорчивы.

Али Абу аль-Зийани действительно скучал в старой библиотеке напротив глиняной мечети Санкорэ, похожей на ощетинившегося ежа со своими деревянными балками, торчавшими из ее глиняного остова в разные стороны. Али было далеко за восемьдесят, что здорово отразилось на рассудке библиотекаря. Он внимательно выслушал имевшуюся у нас рекомендацию от какого-то своего знакомого из Бамако, рассказ о теллемах, просьбу помочь, после чего закрыл глаза и начал долгий рассказ об истории Тимбукту от времен царя Гороха, причем его французский язык становился все более нечленораздельным.

– Пойду, погуляю, – в конце концов шепнул я Амани, которая быстрым почерком записывала ключевые тезисы рассказа аль-Зийани в блокнот. – Здесь мы ничего не добьемся.

И действительно, за полтора часа своего монолога библиотекарь не выдал никакой новой информации о догонах, хотя в его рассказе фигурировали и огромные мифические птицы, и тушканчик, и даже нигерский гиппопотам, которого туареги почему-то страшно боятся...

Юсуф Макале, бывший раб богатой семьи туарега, а ныне переписчик старых рукописей Тимбукту работающий в городском музее на деньги ЮНЕСКО, начал разговор с экскурсии по музею, куда, похоже, десятилетиями не ступала нога туриста. Запыленные манускрипты, которыми Тимбукту славился еще в Средние века, были разложены десятками на деревянных стеллажах в небольшой комнате. Здесь были представлены все образцы и разновидности арабской вязи.

– А можно где-нибудь купить такую рукопись? – осведомилась Амани, поделившаяся со мной желанием выучить когда-нибудь арабский язык.

– Можно, – немедленно и с самым благожелательным видом ответил Юсуф.

– А где же?

– Здесь.

– У вас есть рукописи на продажу?

– Есть, – подтвердил смотритель музея.

– Можно взглянуть?

– Пожалуйста, – он обвел руками комнату, в которой мы находились, – выбирайте...

Когда мы, оправившись от шока, перешли к нашим вопросам, Юсуф оставался столь же благожелателен. Да, он собирает фольклор и знает множества легенд народов Мали. Да, он слышал о гномах. Торговцы из Тимбукту иногда ездят в Страну догонов покупать зерно, змеиный яд и крокодиловую кожу, и встретить на пути гнома – доброе предзнаменование для купца. Где живут гномы? Ясно где, в древних пещерах на утесе.

– А как же теллемы? – спросил я.

– Не знаю никаких теллемов... Наверно, так догоны называют гномов, – удивился Юсуф.

Еще он знал, что гномы любят фрукты и очень боятся змей. Они вообще трусливы, но иногда нападают на человека со спины и знают множество способов навредить его здоровью. Однако на этом познания музейного служителя закончились, зато началось вымогательство денег. Юсуфу казалось, что он непременно должен получить за удовольствие побыть в его обществе не менее пяти тысяч франков КФА. Либо, предлагал он с доброй улыбкой, купите за четыреста долларов рукопись из музея! В конце концов мы расстались с ним за тысячу франков.

В дверь дома Абд-эль-Кебира мы безрезультатно стучались в течение десяти минут стоявшей рядом деревянной колотушкой. Наконец к нам вышел престарелый чернокожий слуга.

– Мы ищем Абд-эль-Кабира, не знаешь ли ты, где он, отец? – спросил я.

Старик внимательно осмотрел меня, фотокамеру у меня на плече и особенно подозрительно фигуру Амани, после чего, решив, очевидно, что на туристов мы не тянем и продать нам что-либо невозможно, изрек:

– Его нет здесь.

Я не зря наменял в харчевне мелких денег – после того как Амани пребольно толкнула меня в плечо, я спешно вынул из кармана тысячу франков КФА и вручил старику. Это возымело действие: кряхтя так, будто это был его последний день, он подошел к двери и толкнул ее. Дверь не была заперта.

– Его нет, – повторил белла, приглашая нас зайти в дом. – Он ушел с караваном, за солью.

– Когда вернется? – Я зашел в темную комнату с неровными стенами, пригнув голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. В комнате было неожиданно прохладно и даже влажно, хотя воздух на улице буквально дышал раскаленной Сахарой.

– Когда придет караван, – резонно ответил старик. – Через неделю, может, две...

Мы вышли обратно.

Но никогда не следует терять надежды! После того как мы, практически отчаявшись, отправились назад в отель и на следующее утро наняли внедорожник, чтобы добраться до деревни Агуни, пристанища нашей последней надежды – купца Ибн-Мухаммеда, удача улыбнулась нам.

– Ибн-Мухаммед? – весело переспросил наш водитель, представитель племени сонгаи в длиннющем балахоне ярко-синего цвета. – Да, Али знает его! Он сейчас в Агуни, только что вернулся из Мавритании! На прошлой неделе Али купил у него подушку для жены из верблюжьего пуха. Али довезет!

– Алексей, я не понимаю, зачем мы сели в его машину? Быть может, нам лучше обратиться к самому Али? – робко спросила меня Амани с заднего сиденья.

– Это он о себе говорит, – предположил я. – На Ближнем Востоке принято говорить о себе в третьем лице.

– Да-да, – удовлетворенно закивал сонгаи, не трогаясь с места. – Али всегда так говорит!

– В таком случае не мог бы Али завести свою машину и двинуться, а то он никаких денег не получит, – заметил я, и Али без звука повиновался.

Населенный пункт Агуни можно было назвать деревней только в припадке отчаянного добродушия. Здесь на песке были беспорядочно разбросаны большие и маленькие шатры туарегов из мешковины или серой верблюжьей кожи, укрепленной на кривых низких столбиках. Посредине стоял колодец, из которого с помощью длинной бечевки вытягивали ведро воды осел и человек из племени белла. В этом селении не было ни домов, ни улиц, ни общественных зданий. Человек возле колодца вытянул наконец ведро и подошел к нам, вытирая лицо руками:

– Добрый день. Чем я могу вам помочь?

– Здравствуйте, – вежливо ответил я. – Мы ищем человека по имени Ибн-Мухаммед.

– Сейчас он здесь, – кивнул белла, – могу проводить вас до его шатра.

– Будьте так любезны.

Мы прошли между палатками, делая фотографии селения и туарегов, бросавших на нас недобрые взгляды из-под своих намотанных на лица платков.

Ибн-Мухаммед, последняя надежда экспедиции, чинно восседал в своем шатре скрестив ноги и пил крепчайший и приторный зеленый чай из микроскопического стаканчика. Его лицо было открыто, на голове был намотан огромный белый тюрбан. И вовсе ему не было «столько лет, сколько баобабу», как утверждал рекомендовавший нам его Малик, – от силы лет шестьдесят.

– Садитесь, друзья мои, – тихо сказал он, едва взглянув на нас и доставая откуда-то из-за спины еще два стакана. – До меня уже дошли вести о том, что вы ищете меня...

После того как мы минут десять молча пили чай, по обычаю туарегов, маленькими глотками, я задал наш главный вопрос:

– Кто такие теллемы? Ибн-Мухаммед пожал плечами:

– Странный вопрос. Все знают, кто это. Маленькие люди, которые когда-то владели землей на плато за Большой рекой. Сейчас они прячутся от людей, потому что не умеют себя защищать.

– Вы видели их?

– Нет, видеть не видел. Но бывал там много раз. Знаю догонов и знаю их традиции. Однажды в пути я серьезно заболел, свалился со своего ишака прямо на плато. Мои спутники решили, что я умер... А догоны нашли меня, привезли в свою деревню и вылечили. Я жил с ними почти месяц, вот и наслушался. Белым они никогда ничего не доверят, а я для них почти свой, и мне много чего рассказывали. Старик, который ухаживал за мной, сейчас уже умер, но он знал все легенды о теллемах и умел говорить на их языке.