Подавляй и властвуй. Как люди теряют человечность? - Стэнли Милгрэм

видеть все это и не чувствовать того, как они страдают?» Но в те дни я уже не мог посмотреть на ситуацию ее глазами. Именно в этот момент я и осознал, что исследование трансформировало меня из ученого в начальника тюрьмы. Тогда я сказал: «Ты права, необходимо остановить эксперимент».

По стечению обстоятельств вскоре после этого была осуществлена попытка бегства заключенных из тюрьмы Сан-Квентин. 21 августа был убит Джордж Джэксон из Партии черных пантер. Потом еще один тюремный бунт в Аттике. Внезапно это стало одной из самых горячих тем: Вашингтон создает специальные комитеты расследования, и меня вызывают с докладом о природе тюремной жизни. Так я получил известность авансом, и мне предстояло еще очень долго работать, чтобы ее оправдать. Я создал программу, по которой стэнфордские студенты могли вести образовательные курсы в тюрьмах. На протяжении многих лет я вел переписку с двадцатью заключенными.

Это не был формальный эксперимент — чего, возможно, так и не поняли многие мои коллеги. В результате этого исследования я на самом деле стал больше осознавать роль власти в жизни человека. Я стал лучше понимать, какой властью сам обладаю как учитель, стал последовательно стараться уменьшать негативные последствия этой власти в классе. Мне хотелось бы, чтобы студенты это тоже понимали.

Я думаю, что стал более критичен к себе, благодаря этому исследованию я стал гораздо более открыт — я верю, что этот эксперимент сделал меня лучше.

Кристина Маслах, социальный психолог, профессор университета в Беркли, жена Филиппа Зимбардо

В то время я только что защитила кандидатскую и собиралась уходить из Стэнфорда. Мы уже начали встречаться с Филиппом и, конечно, я знала о предстоящем тюремном эксперименте, но совершенно не собиралась принимать в нем никакого участия. В первые дни Филипп немного рассказывал мне о том, как там идут дела, но без особых деталей. Единственное, что было ясно — что это пространство быстро превратилось в настоящую тюрьму, в которой никто не слонялся просто так по коридорам. Но я все еще не понимала, что это могло означать на самом деле.

Я не замечала в Филиппе никаких перемен до той поры, пока сама не спустилась в тюремный подвал. Мне попался на пути один надзиратель, он показался приятным и даже немного обаятельным, но когда я увидела его через несколько минут во дворе, я не могла поверить своим глазам. Передо мной шла колонна марширующих заключенных, от вида которой мне стало физически дурно. Я выбежала из подвала и сказала, что больше не могу на это смотреть. Мне показалось странным, что все остальные наблюдатели этой сцены были так спокойны.

Филипп догнал меня и спросил, что случилось. Как он мог сам не замечать, в какой кошмар превратился его эксперимент? Мне казалось, что между нами теперь разрастается огромная трещина. Если бы мы не были влюблены в друг друга, если бы это был просто какой-то сотрудник факультета, я могла бы сказать: «Извини, да, это не мое дело» — и уйти. Но я уже чувствовала себя связанной с этим человеком, и мне надо было проговорить все, что я думала. Мы никогда больше так не ссорились, как в тот вечер.

Я боялась, что если он продолжит эксперимент, то станет мне совсем чужим, что я перестану его любить и даже уважать. Интересный вопрос: что бы я делала, если бы Филипп тогда не остановился?

Тюремный эксперимент поставил очень серьезные вопросы о том, как люди могут справиться с тяжелыми эмоциональными ситуациями, с которыми они сталкиваются в рамках их профессии. Я начала интервьюировать надзирателей в настоящих тюрьмах, спрашивала их о том, как они понимают свою работу. Поначалу я не понимала, чего ищу, я просто старалась слушать.

Я много интервьюировала врачей скорой помощи и вскоре обнаружила, что почти все они описывают одну и ту же ситуацию, которую можно назвать прогоранием — burnout. Почти все последующее время я занималась изучением этого феномена и способов, которыми можно помочь преодолеть его. Корнями эта работа тоже уходит в мой опыт, связанный с тюремным экспериментом.

Бывает, на научных конференциях ко мне подходят люди и говорят: «О Господи, вы же настоящий герой!» Меня не перестает это удивлять, потому что я ни сейчас, ни тогда не чувствовала себя героически. Правда, после тюремного эксперимента я смогла по-новому посмотреть на то, что такое героизм. Для меня гораздо важнее возможность помочь другому человеку увидеть его ситуацию со стороны, чем бравый эгоцентризм, которым так часто наделены герои.

Дэйв Эшелман, самый жестокий надзиратель Стэнфордской тюрьмы, сегодня владеет ипотечным бизнесом в Сараготе

В то время я просто искал какую-то подработку на лето. Выбор был не велик: или пиццу развозить, или участвовать в этом эксперименте. Я подумал, что эксперимент все-таки интереснее. Единственный человек, которого я знал из всех участников, был Джон Марк, и по жребию он тоже был надзирателем. Если бы кто-то из моих знакомых был заключенным, я бы никогда не устроил всего того, что я там наделал.

Хотя то, что случилось, конечно, не было случайностью. У меня сформировался план в голове, что нужно обязательно устроить здесь какой-то экшн, чтобы у исследователей было о чем потом статьи писать. Ведь правда, что интересного в двадцати парнях, которые сидят на лавочках, будто в деревенском клубе? Так что я осознанно становился грубым. Мне было несложно перевоплощаться, у меня был богатый актерский опыт в театральной студии. Можно сказать, что я проводил в те дни свой параллельный эксперимент: «Много ли будет мне позволено до того, как они примут решение прекратить всю эту канитель?» Но ни один из других надзирателей не останавливал меня в жестокости, никто не говорил мне: «Все, теперь — хватит».

Сейчас я сожалею о том, что мог так плохо обращаться со всеми этими людьми без каких-либо на то оснований. Когда произошел скандал в Абу-Грейбе, мне были очень понятны мотивы этих людей. Я мог самым ясным образом представить себя среди них. Когда над вами нет почти никакого контроля, жестокость только обостряется. В таких условиях каждый день вы думаете только о том, как можно сделать что-то еще более вызывающее, чем вчера.

Иногда люди, которые знают о тюремном эксперименте, встречают меня со страхом, думая, что я псих. Конечно, всем моим знакомым просто смешно от этого.

Джон Марк, один из надзирателей, изучал антропологию в Стэнфорде, работал шифровальщиком в медицинской компании

На втором курсе я уехал учиться во Францию и незадолго до эксперимента как раз вернулся