Паровой дом (пер. В. Торпакова) - Жюль Верн

Мне еще не случалось видеть путешествующего раджу. Поэтому, как только мы стали лагерем примерно в четверти мили от караван-сарая, в прелестном местечке на берегу небольшой речушки, под защитой величественных панданусов, мы с капитаном Худом и Банксом направились к стоянке принца Гуру Сингха.

Сын раджи, путешествуя, передвигается отнюдь не один. Если есть люди, которым я не завидую, так это те, что не могут пошевелить ногой или сделать шага без того, чтобы тотчас же не привести в движение несколько сот человек. Лучше быть простым пешеходом с рюкзаком за спиной, посохом в руке и ружьем на плече, чем принцем, путешествующим по Индии со всем церемониалом, который предписывает его ранг.

— Это не человек идет от города к городу, — сказал мне Банкс, а целый город меняет свои географические координаты.

— Я предпочитаю Паровой дом, — ответил я, — и не поменялся бы с этим сыном раджи!

— Кто знает, — заметил капитан Худ, — может быть, принц предпочел бы наш дом на колесах своему громоздкому багажу?

— Ему стоит только слово сказать, — воскликнул Банкс, — и я сделаю ему паровой дворец, лишь бы он заплатил. Но, в ожидании его заказа, посмотрим лагерь, если на это стоит смотреть.

Свита принца насчитывала не менее 500 человек. Вне лагеря, под большими деревьями расположились 200 повозок в строгом порядке, как палатки военного лагеря. Для передвижения одних из них использовались зебу, для других — волы, не считая трех превосходных слонов, что несли на своей спине паланкины редкостной красоты, и двадцати верблюдов, пришедших из стран, находящихся на западе Индии, и запряженных по четыре в упряжку. В этом караване не было недостатка ни в музыкантах, услаждавших уши его высочества, ни в баядерках, чаровавших его взоры, ни в забавниках, оживлявших его досуг. 300 носильщиков и 200 воинов, вооруженных алебардами, дополняли эту армию слуг, содержание которой истощило бы любой кошелек, но отнюдь не тот, что имел независимый раджа Индии.

Музыканты, игравшие на тамбурине, цимбалах, тамтаме, принадлежали к той школе, которая предпочитает звукам шумы, но были и такие, кто щипал струны гитар и четырехструнных скрипок, которых никогда не касалась рука настройщика.

Среди забавников были «сапваллахи», или укротители змей, которые своими чарами привлекают рептилий; «нутуи», очень ловкие в упражнениях с саблей; акробаты, танцующие на слабо натянутой веревке, держащие на голове пирамиду из глиняных горшков, а на ногах бычьи рога, и, наконец, фокусники, владеющие даром по желанию зрителей превращать ядовитых «кобр» в старые змеиные шкуры и наоборот.

Что касается баядерок, то они относятся к классу тех красивых «нотчей», которых приглашают на вечера, где они исполняют роль одновременно певиц и танцовщиц. Одетые весьма прилично, одни в муслиновых тканях, расшитых золотом, другие в плиссированных юбках и шарфах, развевающихся во время танца, эти танцовщицы украшены богатыми безделушками, драгоценными браслетами на руках, золотыми кольцами на пальцах рук и ног, серебряными колокольчиками у лодыжек. Разодетые таким образом, они исполняют свой танец с грацией и ловкостью поистине необыкновенной, и я надеялся, что мне будет разрешено восхищаться ими по специальному приглашению раджи.

В персонал каравана были включены и другие мужчины, женщины и дети, выступавшие неизвестно в каком качестве. Мужчины были задрапированы в длинную полосу материи, которая называется «дхоти», или носили рубашку «ангарках» и длинное белое платье «джамах», что составляло чрезвычайно живописный костюм.

Женщины носили «чоли», нечто вроде жакета с короткими рукавами, и сари, некое подобие мужского дхоти, которое они заворачивают вокруг талии, а концы кокетливо кладут на голову.

Индийцы, растянувшись под деревьями в ожидании часа трапезы, курили сигареты, завернутые в зеленый лист, или гаргули, предназначенный для сжигания «гураго» (что-то вроде черного конфитюра, состоящего из табака, патоки и опиума). Другие жевали смесь листьев бетеля, орехов арековой пальмы и гашеной извести, которая безусловно способствует пищеварению и очень полезна под палящим солнцем Индии.

Весь этот люд, привыкший к движению караванов, жил в добром согласии и спокойствии, оживляясь лишь в часы праздника. Можно было сказать, что эти люди — артисты театрального кортежа, и они впали в глубокую апатию, как только ушли со сцены.

Однако, когда мы пришли в лагерь, эти индийцы поспешили сказать нам «салам», кланяясь до земли. Большая часть кричала «сахиб! сахиб!», и мы отвечали им дружескими жестами.

Мне пришло в голову, что принц Гуру Сингх, возможно, хотел дать в нашу честь один из тех праздников, на которые так щедры раджи. На большом дворе бунгало, казалось, все указывало на церемонию такого рода и, по моему мнению, было прекрасно приспособлено к танцам баядерок, колдовству заклинателей змей, трюкам акробатов. Я, признаюсь, был в восторге от возможности присутствовать на этом спектакле посреди караван-сарая, под сенью роскошных деревьев, с той натуральной декорацией, которую представлял собой персонал каравана. Это не шло ни в какое сравнение с узкими театральными подмостками, со стенами из размалеванной ткани, полосами аляповатой фальшивой зелени и ограниченным числом статистов.

Я сообщил свои соображения моим спутникам, которые, разделяя мое желание, не верили в его исполнение.

— Раджа Гузарата, — сказал мне Банкс, — независим, с трудом подчинился властям после восстания сипаев, в котором вел себя по меньшей мере подозрительно. Он вовсе не любит англичан, и его сын ничего не сделает, чтобы доставить нам удовольствие.

— Ну и ладно, обойдемся без его вечеров! — ответил капитан Худ, презрительно пожав плечами.

Так, видно, и должно было произойти, нас даже не пустили осмотреть караван-сарай внутри. Может быть, принц ожидал официального визита полковника? Но сэру Эдуарду Монро нечего было просить у этой личности, он ничего не ждал от него и ни о чем не беспокоился.

Мы вернулись к своей стоянке и оказали честь превосходному обеду господина Паразара. Я уже говорил, что основным нашим питанием были консервы. Уже несколько дней, как из-за плохой погоды прекратилась охота, но наш повар был человеком изобретательным, и в его умелых руках мясо и консервированные овощи обретали свежесть и естественный вкус.

В течение целого вечера, что бы ни говорил Банкс, чувство любопытства так и подталкивало меня, и я ожидал приглашения от раджи, которого, однако, не последовало. Капитан Худ смеялся над моим вкусом к балету на свежем воздухе и даже уверял меня, что это «гораздо лучше», чем в Опере[125]. Я хотел сам в этом убедиться, но ввиду малой любезности принца сие оказалось невозможным.