Русский самурай. Книга 2. Возвращение самурая - Анатолий Хлопецкий

– Ты знаешь, Надя, – увлеченно продолжал доктор, – я тут порылся в библиотеке здешнего Ориентального (то есть Восточного) института, оказывается, разновидностей этого ушу десятки! Я уже не говорю о «звериных» стилях – там «школа дракона», «школа тигра», «школа удава» и прочее. Но вот тебе школа дальнего боя – чаньцюань; школа ближнего боя – дуаньцюань; искусство обороны с земли – диканьцюань; южная школа ручных ударов – наньцюань… Да все и не перечислишь. Помнишь, я тебе рассказывал, Чанг говорил про генерала Ци? Не молитвы это, а боевое искусство, Наденька, и никакие не шаманские заклинания.

– А как же «концентрация сердца и духа»? – не сдавалась мама. – Это ведь от даосов, от их молитвенных погружений. И тем, кто занимается ушу, как монахам, нельзя ни вина, ни мяса. И почему эти знания считаются тайными?

– Не знаю, как насчет даосов, – рассердился доктор, – но тебе как медику надо бы знать о пользе воздержания и диеты. Это входит в здоровый образ жизни. И я тебе как врач говорю: эти упражнения позволяют сконцентрировать все внутренние резервы организма, нервной системы, дыхания, кровообращения. Прибавь еще координацию движений, гибкость и глазомер. И все это, заметь, человек делает сам, а не призывая каких-то там злых или добрых духов.

Что же касается секретности этих приемов, – продолжал доктор, – так тебя же не удивляет, что у нас, людей, состоящих на службе, есть свои военные тайны? Кто же, обладая средством борьбы, будет раскрывать все его приемы направо и налево? Но ты смотри: назови это просто секретным знанием – вроде понятно, воспринимается спокойно и даже с интересом. А скажи: «эзотерическое знание» – и уже страшно: мистика! Да еще не наша – чужая. А ведь слова всего-то и означают: «знание для внутреннего употребления, для посвященных»…

Так что, – заключил доктор, – вы с Леонтьевной можете не опасаться ни за наши крещеные души, ни за проникновение чуждой идеологии в наше социалистическое сознание. А с батюшкой, отметь, старушка все же обсуждает то, что делается в нашем доме…

– Ну и что! – воинственно возразила мама. – Я надеюсь, ты не думаешь, что батюшка работает на китайскую или японскую разведку?

Сколько раз через много лет и уже совсем недавно мне, сейчас уже старику, приходилось вспоминать этот давний харбинский разговор, читая или слыша о том, что под видом физических упражнений и единоборств без оружия к нам протаскивают религию дзен-буддизма и прочую восточную мистику. Конечно, о духовной чистоте и защите православной веры следует заботиться, но не выплескивать же с водой и ребенка. Во всяком случае, мне, глубоко религиозному человеку, объяснения доктора и сейчас кажутся убедительнее, чем подозрения Леонтьевны.

Я, впрочем, не исключаю, что кое-кто из мастеров ушу и говорит ученикам о приобщении через эти упражнения к неведомым силам, но думается, что это следует скорее отнести к так называемой недобросовестной рекламе, на которую, однако, согласен, могут попадаться легковерные люди.

Надо сказать, что я, будучи знаком с позицией некоторых современных иерархов Церкви относительно ушу, колебался, прежде чем включить в книгу эту часть воспоминаний Николая Васильевича Мурашова.

Но затем я пришел к заключению, что и его точка зрения на ушу имеет право быть обнародованной. Тем более что и ее противники тоже ссылаются в основном на работы российских аналитиков по восточным единоборствам, которые, что греха таить, порой не свободны от веяний момента.

Я отнюдь не претендую на знание истины в конечной инстанции, но мне кажется, что, как и во всяком затянувшемся споре, она, эта истина, частью содержится в высказываниях и той, и другой стороны. А доводы доктора Мурашова, приведенные его пасынком, согласитесь, не лишены убедительности и относятся, по-моему, не только к ушу, но и ко всем иным школам восточных единоборств.

И конечно, мне интересно и важно было бы узнать, как относится к борьбе вообще и к восточным единоборствам в частности православная церковь.

Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл так ответил мне на этот вопрос:

– В социальной доктрине Русской православной церкви указано, что «телесное здоровье не является самодостаточным, поскольку является лишь одной из сторон целокупного человеческого бытия. Однако нельзя не признать, что для поддержания здоровья личности и народа весьма важны профилактические мероприятия, создание реальных условий для занятий физической культурой и спортом. В спорте естественна соревновательность. Однако не могут быть одобрены крайние меры его коммерциализации, возникновение связанного с ним культа гордыни, разрушительные для здоровья допинговые манипуляции, а тем более такие состязания, во время которых происходит намеренное нанесение тяжких увечий». Все это, как вы уже поняли, относится и к единоборствам вообще.

Что касается восточных единоборств, – продолжал владыка Кирилл, – то я сошлюсь на высказывание святого аввы Дорофея: «…если имеем добрый нрав и находимся в хорошем душевном устроении, то можем… от каждой вещи получить пользу, хотя бы вещь сия и не совсем была полезна». И тут еще надо подумать, что опаснее: заимствования из восточных единоборств или доморощенные обращения к язычеству под видом «реконструкции стиля борьбы древних русичей». Важно, чтобы вместе с восточными единоборствами не проникала ритуальная практика восточных религий.

– Какие же элементы восточных единоборств, по мнению святых отцов, не несут специфического духовного вреда и могут быть использованы в спортивной практике? – поинтересовался я.

– Я конкретно не занимался этим вопросом, но, по-видимому, это борьба самбо и чисто физический тренинг. Хотя практика контактных единоборств, связанная с нанесением ударов, применением болевых приемов, требует серьезного внимания к нравственности спортсменов, чтобы вовремя предотвратить развитие склонности к агрессии, насилию. В то же время она воспитывает смелость и выносливость, это важный фактор настоящего мужского воспитания. Это же можно сказать и об оздоровительных комплексах гимнастики тайцзицюань, которой, кстати, занимается и один из героев вашего повествования.

Таким образом, несмотря на существование крайних полярных точек зрения на восточные единоборства, истина, оказывается, как всегда, была посередине.

Василий Сергеевич Ощепков, молодой русский кинобизнесмен, поселился в нанятом для него заранее номере отеля «Модерн» на Китайской улице. Отель был из первоклассных, что, собственно, и соответствовало социальному положению клиента. Там были вертящиеся двери, плюшевые портьеры, ковровые дорожки с медными прутьями на лестницах. За окнами бегали по улице рикши-китайцы, мигали по вечерам вывески с иероглифами. Правда, двухместный номер пришлось поменять на одноместный – жена бизнесмена, по его словам, заболела и прервала поездку во Владивостоке.

Через день по приезде Василий к назначенному часу спустился в гостиную отеля. Приоткрыв дверь, остановился в коридоре.

В глубине гостиной под широколистой веерной пальмой в казенных креслах друг напротив друга сидели двое: некрупный темноволосый человек, с виду чуть старше Василия и… капитан Меньшов.

Василий попятился и отступил за дверной проем. Сидевшие под пальмой встали, пожали друг другу руки, и Меньшов направился к двери. Он прошел буквально в шаге от Василия, вжавшегося в коридорную нишу, но, судя по всему, не заметил его.

Василий проводил его взглядом до лестницы и, выждав минуту, решительно направился в гостиную.

Собеседник Меньшова шагнул навстречу Василию, энергично пожал ему руку и, чуть картавя, представился: «Никольский. Владимир Абрамович».

Разговор завязался поначалу несколько односторонний: Василий больше слушал, чем говорил. Он вспоминал, что ему рассказывали в разведотделе об этом человеке: он в девятнадцатом году был мобилизован в колчаковскую армию, поднял восстание в караульной роте и увел ее к партизанам. До двадцатого года служил в Народно-революционной армии, а в двадцать первом году, благодаря знанию китайского языка и дореволюционному опыту работы в иностранных фирмах, был откомандирован на работу в административную секцию Коминтерна. В разведке с июня 1921 года, до приезда в Харбин под «крышей» Дальневосточного секретариата Коминтерна работал в Шанхае. Собственно, и предполагалось, что он расскажет Василию об особенностях работы в этом городе, а также познакомит начинающего кинобизнесмена с представителями харбинского кинематографического общества

«Алексеев и Ко», которые проявляют интерес в совместной деятельности в Японии.

Василий понимал, что сведения Никольского могли бы быть ему очень полезны, но ему мешал слушать бившийся в голове навязчивый вопрос: «Что здесь делал Меньшов?» И наконец, отбросив дипломатию, он спросил своего собеседника, хорошо ли он знает человека, который только что вышел отсюда.