Бездушный - Наталья Евгеньевна Шагаева

женщине. Но все не так. В моей ненормальной голове это плата не за любовь, а за секс, и аванс на будущую близость. А я так не хочу. Я хочу, чтобы меня любили и наша история подразумевала нечто большее, чем спонтанный секс без продолжения.

— Маш, что ты несёшь, какая благодарность? Глупо и нерационально дарить такие подарки без документов.

— Ясно, — с сожалением снимаю часы и аккуратно укладываю их на подушечку. Закрываю коробочку и двигаю к мужчине.

— Спасибо, часы прекрасны. Но я не могу их принять. Верните их назад в магазин или подарите другой женщине.

Отпиваю еще шампанского.

— Какой другой женщине? — устало выдыхает Роберт. — Нет у меня никаких женщин.

— Ну а как же та, которой вы дарили корзину белых лилий?

Сдались мне эти лилии…

Но в памяти почему-то отпечатался этот эпизод и не дает покоя. Когда после нашего первого секса корзину цветов получила не я.

— Запомнила... — иронично и грустно улыбается Роберт, покачиваясь в своём кресле. — Поверь, той женщине уже ничего от меня не нужно. Давно не нужно.

— Ну это ваши проблемы, — развожу руками и допиваю шампанское до дна.

Мужчина складывает руки на столе, сплетая их в замок, и подается ко мне. А я снова обращаю внимание на обручальное кольцо на его пальце. И на душе становится еще паршивее.

Не могла ты, Маша, влюбиться в Ванечку, например?

Надо было тебе запасть на сложного, бездушного дяденьку, который любит умершую супругу, дарит каким-то женщинам цветы, которые им даже не нужны, а тебя просто трахает.

— Часы назад я не приму, — понижая тон, сообщает он мне. — Так что делай с ними что хочешь.

— Да не хочу я быть за них обязана еще больше, чем есть! — нервно выдаю.

— И к чему же они тебя обязывают? — переходит на свой привычный ледяной тон. Тоже злится. — Даже интересно, что ты опять нафантазировала в своей прелестной голове, — зло иронизирует.

— К сексу, — огрызаюсь, снова показывая характер. — Я и так вам должна за защиту.

— Ммм, вот оно что, — мне совсем не нравится его тон.

Ну пусть убедит меня, что я неправа. Это в его силах. И я же, дура, поверю. Только он не хочет.

— Защиту я даю тебе как мужчина. Если взял на себя твои проблемы, то решу их без ожидания твоей отдачи и благодарности. Это и в моих интересах тоже. Ты очень зашла Артему как няня, и я не хочу его этого лишать. А секс... — ухмыляется, отъезжает в кресле назад, встает, обходит стол. — Встань, — велит он мне.

Ничего не понимаю, но встаю, хлопая глазами. Мужчина идет на меня, а я отступаю, пятясь назад, пока не натыкаюсь бедрами на подоконник. Он подходит вплотную, нависая надо мной, ставит руки на подоконник по обе стороны от меня, заключая в свой плен.

Запах его парфюма и сигарет снова кружит в голову и заставляет сердце биться сильнее. Мурашки по коже разбегаются, ноги подкашиваются. Я никогда не обманывала себя, признавая, что Роберт меня будоражит. Но это не имеет значения.

Сглатываю.

— Секс... Машенька, ты о чем вообще? — вкрадчиво спрашивает он меня. — Если бы я хотел купить секс, я бы вызвал шлюху. Секс у нас с тобой уже был, и, заметь, я его не покупал. Так о чем ты сейчас?

— Не покупали, да. Я отдавалась сама. Но это только потому, что дура, — отчаянно отвечаю я.

Устала молчать, чего-то ждать и разочаровываться снова и снова.

— Я не могу перед вами устоять. Я запала на вас и… — всхлипываю, не договариваю. — Я и сейчас не устою, если вы захотите меня взять. Я безвольная дурочка рядом с вами! — повышаю голос, чтобы он меня услышал.

— С тобой! — вдруг перебивает меня мужчина.

— Что «со мной»?

— Не с «вами», а с «тобой». Прекрати «выкать», — выдыхает мне в лицо. Его губы совсем рядом. И они такие порочные. А ведь он ни разу меня ими не поцеловал. Ни разу не прикоснулся ими к моим губам. И оттого понимание еще больнее. Значит, ему не хочется. А я не могу больше отдавать себя мужчине, который даже не может меня поцеловать.

— Не могу я перейти эту границу. Я не чувствую, что вы разрешаете. Вы отгораживаетесь. А я так не могу...

— А я по-другому не могу, — с сожалением выдыхает он. — Хотел бы, Машенька, — прислоняется колючей щекой к моему виску, вдыхает запах моих волос. — Но не могу. Только такой формат имею возможность предложить. Я душевный инвалид, Машенька, — хрипит. — Не ищи во мне большего. Нет у меня ничего, — продолжает говорить мне в висок. И внутренне начинает потряхивать от этой больной близости.

Вот он вжимает меня в себя, пахнет желанным, любимым мужчиной, говорит хрипло, надрывно, но то, что срывается с его губ, приносит боль. А мне всего лишь надо, чтобы меня полюбили.

— А я так не умею… — снова всхлипываю. — Не научилась… Отпустите, — упираюсь в его грудь ладонями, там, где бьется бездушное сердце.

Толкаю.

Потому что еще чуть-чуть, и я уплыву, растворюсь, снова не смогу устоять перед его напором. Опять потеряю себя. А я не хочу больше себя терять, иначе от меня ничего не останется.

Мужчина не реагирует, не поддается, не отпускает.

— Ну, пожалуйста. Пожалуйста! — уже бью его в грудь в истерике. — Отпустите!

Еще толчок, и Роберт поддается, отшатываясь от меня. Зажмуриваю глаза, сжимая в ладонях края подоконника, пытаясь прийти в себя.

Убежать сейчас будет означать окончательно потерять этого мужчину. Потерять те крохи близости, что он мне может дать. А потому унизительно хочется остаться, чтобы еще раз испытать