Одержимые - Анджей Пшипковский

Джиджи опустил голову. Она никогда не будет принадлежать ему. Или этот американец, или Роберт. Он не в счет, хотя оставил ей свой телефон. В Риме, благодаря связям отца, все могло бы быть совершенно по-другому. Он хочет ей помочь, но Моника в его помощи не нуждается, не хочет. Свою драму она переживает с другими, не с ним. И все же он не может из-за своего самолюбия просто так встать и уйти в столь трудный для нее момент.

— Если ты снова решишь поехать в Рим, то вспомни обо мне. Возможно, я был бы тебе полезен, — говорит он тихо. — Очень хотел бы тебе помочь, Моника.

— Я знаю. Спасибо тебе за это, Джиджи. Пока что я не собираюсь никуда ехать, да и полиция не очень-то рвется освободить меня от своей опеки.

— Понимаю, — кивнул головой Джиджи. — Так я пойду…

Моника проводила его в прихожую. Вернувшись, она сказала:

— Хороший парень. Верю, что он хочет мне помочь. Но как?

— Влюбился, это видно. И отдает себе отчет в том, что ты его отвергаешь. Любимое твое занятие. Помнишь, сколько труда мне стоило убедить тебя, что иногда и в этом вопросе стоит рискнуть? — Рико сказал это беззаботным тоном, словно сейчас можно было вести пустые разговоры и думать совсем о другом, а не о самом важном — о жизни и смерти самого близкого Монике человека.

— Прекрати! — сказала она с отвращением. — Сейчас меня мало что интересует. Главное — это спасти отца. Я испытываю ужасное бессилие. Оказалось, что в моей стране можно безнаказанно нарушать покой, похищать людей, сажать их, угрожать смертью. Рико, что происходит?

— Оказалось? Вспомни, сколько людей погибло в последние годы. Взрывы бомб, шантаж, похищения с целью получить выкуп. И почему-то до сих пор не предпринимались решительные действия, чтобы ликвидировать эту опасность. Только тогда, когда посягнули на головы тех, кто наверху, начали действовать. Боюсь, что уже поздно.

— Как же так? Неужели нет спасения?

— Не знаю. Быть может, твоего отца спасут. Но не спасут старых порядков. Это не «Огненные бригады» угрожают твоей стране. Несчастьем для Италии являются коммунисты, которые должны были прийти к власти. Ты представляешь себе последствия такого шага?

— Нет. Но ведь существует конституция, свобода, закон. Коммунисты — такие же итальянцы, как я, Джиджи или мой отец. Они никому не угрожают.

— Не неси чепухи! Ты даже себе не представляешь, насколько они опасны. Коммунисты стремятся к мировой революции…

— Смешно! Ты не имеешь понятия о том, что говоришь. Мировая революция — это мечта романтиков, которые когда-то попытались строить новый мир. Они давно от этого отказались. Достаточно почитать их руководителей, эта литература у нас доступна. Извини, что я тебе об этом говорю, но твои взгляды очень… Очень ограниченные, они основаны на типично американском невежестве. Ты уже несколько лет живешь в Европе и все еще не понимаешь, что все эти дела выглядят у нас иначе? Ты никогда раньше не говорил о коммунистах. Я не знала, что ты их так ненавидишь.

— Моника, неужели ты с ними? — удивленно воскликнул Рико, вскочил с кресла и встал перед ней, заложив руки за спину. — Ты, дочь демократического политика, католичка, ты — с ними? Опомнись, девушка! Ведь это они похитили твоего отца!

— Не кричи! Ты ничего не понимаешь! Займись лучше своим бизнесом, ты в этом хорошо разбираешься, но не говори ерунды. Я не была и не буду коммунисткой. И поэтому имею право их защищать. Не путай их с террористами. Они не имели и не имеют с ними ничего общего. Так нельзя упрощать. Нельзя! Если ты живешь в этой стране, то постарайся хоть что-нибудь понять.

Она была рассержена, резка, неприветлива. От удивления Рико даже потерял дар речи. Никогда раньше он не говорил с ней на эту тему и был уверен, что у них по этому вопросу одинаковые взгляды. Ну а что теперь? Сделать вид, что он рассердился? Момент вполне подходящий. Рико встает, стараясь смотреть на нее холодно.

— Так вот, оказывается, ты какая, — говорит он. — Скрытая коммунистка. Так проси их, чтобы они вернули тебе отца, возможно, они помогут. А меня в это дело не вмешивай. — Бросив на нее ледяной взгляд, он направился к двери.

— Что это значит? Ты оставляешь меня одну, Рико?

Он не ответил. А когда за ним закрылись двери, Моника спрятала лицо в ладонях. Но ее слез уже никто не мог видеть.

С бритой головой под Юла Бриннера[35], со стянутой за ушами кожей благодаря простой хирургической операции, следы которой закрывал пластырь, профессор Замбетти быстрым шагом направлялся к автобусу, чтобы добраться к известному ему дому. Он совершенно не походил на симпатичного профессора, привлекающего внимание студенток и одним своим видом вызывающего доверие. Сейчас с легко выступающими скулами и лысым черепом он больше походил на эксцентричного актера, чем на ученого. Наблюдая за взглядами прохожих, Замбетти понял, что совершил ошибку, изменив свою внешность таким образом, что она стала бросаться в глаза. В его так четко работающем до сих пор мозгу, должно быть, случилось что-то нехорошее. И уж это ни в коем случае не имеет ничего общего с убийством Конни. Если была хоть тень подозрения в том, что Конни каким-то образом связывает его с «Огненными бригадами», она должна была навеки замолчать. В этой игре все имеет значение, и не только его личная безопасность, хотя и она тоже очень важна. А если бы его убили, то уцелели бы «Огненные бригады»? Он никогда не думал о преемнике, его такие вещи не интересовали. На случай его собственной смерти, болезни или ареста должен быть автоматически включен сигнал тревоги, приостанавливающий операцию. Правда, человек, который имел право подать этот сигнал, мог занять его место. Командует тот, у кого есть связь. Но воспользуется ли он такой возможностью?

Ну, черт побери, и взбудоражили они эту страну! Хорошо направленный удар, попавший в политических авантюристов из правых и левых партий, сделал свое дело. Коммунисты — это предатели, захотелось им, видите ли, войти в правительство. А ведь в парламенте они резвятся с конца войны. И чего добились? Как долго можно действовать в структурах буржуазного государства? Где их революция? Только я и мои люди показали всему миру… Где ваше паршивое могущество? Где полиция, которая крутится вокруг собственного хвоста, ничего не зная и не умея? Чрезвычайное положение… Ну, предположим, горсточке борцов удалось создать угрозу государству. Это ведь прекрасно. Трупами отдельных людей устелем дорогу в будущее, которое принадлежит народу!

Со злобной гримасой на лице он вошел в лифт. В последнюю минуту, перед тем как захлопнулись двери, вбежала маленькая девочка.

— Ой, какой вы смешной! — прыснула она. — У вас не растут волосики?

— Да нет, растут, — ответил он, с трудом возвращаясь к действительности. — На какой этаж едешь?

— На пятый. А вы?

— Еще выше.

— А, наверное, к той синьоре, у которой была полиция, когда похитили сенатора.

— Полиция? — Он почувствовал, как у него холодеют ноги. — Когда была полиция?

— Давно уже, наверное, месяц назад. Как только его похитили…

«Месяц назад, — подумал он, — а ведь это случилось всего лишь пять дней назад. Неужели ребенок иначе воспринимает время?»

Лифт остановился на пятом этаже. Двери бесшумно раздвинулись. Малышка кивнула головой и сказала: «A rivederci».

Когда двери снова закрылись, он нажал на кнопку последнего этажа. Потом вышел из лифта и спустился вниз по лестнице. «Нечего бояться; если бы полиция была здесь сегодня, девочке это стало бы известно». Впрочем, в случае необходимости ему сообщили бы об опасности. Он подошел к двери и нажал на кнопку звонка.

Кора невольно отступила назад, увидев перед собой незнакомого человека со странной наружностью. Он пришел точно в назначенное время, позвонил условленным образом, но ее не отпускал страх.

— Я пришел по поводу графики. Меня интересует цикл «Безлюдные острова», — быстро сказал Замбетти и вошел в квартиру.

Кора тщательно закрыла дверь и жестом предложила пройти в комнату. Напротив входной двери в инвалидной коляске сидел какой-то мужчина, который держал руки под пледом, прикрывающим колени.

— «Безлюдные острова», — сказала Кора, а мужчина отбросил плед и встал, держа в руках автомат.

— Так вот как выглядит наш комендант. — Он протянул руку вошедшему. — Докладываю, что все в порядке. Заключенный ведет себя спокойно.

— Говорит?

— Отвечает на все наши вопросы. Пленки пересылаю, как…

— Знаю. Убери оружие.

Мужчина положил автомат на кресло. Замбетти наклонился над ним, но в руки брать не стал, а лишь некоторое время внимательно его рассматривал. Это был сверхсовременный, снабженный двойным глушителем автомат израильского производства, большая партия которых была поставлена по каналам Рико для боевых групп «Огненных бригад».