Тёмный Принц - Дэвид Геммел

— Ты не злой человек, — заговорила она, беря его за руку. — Не позволяй одной ошибке отравить твое чувство собственного достоинства.

— Всё было бы совсем иначе, Фина, если бы только мне и Дерае позволили сыграть свадьбу. Возможно, не было бы никаких богатств — но у нас был бы и дом, и дети. — Резко встав на ноги, он посмотрел на облитые лунным светом кроны деревьев. — Но мало толку в попытках переделать прошлое. Мы не поженились. Они ее погубили. Ну а я стал Парменионом, Гибелью Народов. И я могу с этим жить. Пойдем, вернемся в лагерь. Быть может, я хотя бы сегодня смогу поспать без сновидений.

***

На пятый день их пути дорога на юг замедлилась. Пожиратели разлетелись еще прошлой ночью и до сих пор не вернулись, и Горгон показался Пармениону озабоченным более обычного, то и дело прочесывая дорогу впереди, оставляя всех далеко за спиной. Бронт был необычно молчалив последние два дня, покидая спутников и сидя в одиночестве с опущенной на руки бычьей головой. И Аттал становился всё угрюмее, постоянно устремляя взор светлых глаз на Александра.

Парменион ощущал растущее напряжение. Лес тут был гуще, скудный свет проникал сквозь потолок из переплетенных ветвей, а воздух полнился запахом перегнивших растений. Но Спартанца настораживало не отсутствие света или загустевший воздух; в этом месте присутствовала аура зла, которая проникала в разум и охватывала душу ужасом.

Этой ночью, впервые за всё время пути, Парменион развел костер. Аттал и Фина сели у огня, и мечник стал задумчиво смотреть на пляшущее пламя. Бронт отошел дальше и сел, прислонясь спиной к широкому дубу, Парменион присоединился к нему.

— Тебе больно? — спросил Спартанец.

Бронт поднял голову. Тонкая струйка крови бежала из его правой ноздри.

— Мне необходимо… Превращение, — прошептал Бронт. — Но оно не может быть… совершено… в этом месте. Если мы не выйдем из этого леса в ближайшие два дня, то я умру.

— Ты знал, что так будет?

— Да.

— И всё-таки пошел с нами? Не знаю, что и сказать, Бронт.

Минотавр пожал плечами. — Искандер важнее всего прочего; он должен попасть к Гигантовым Вратам. Оставь меня, друг мой. Тяжело говорить через боль.

В этот момент вернулся Горгон, протискивая свою гигантскую тушу через заросли. Он пробежал через маленькую поляну и швырнул ногой землю прямо на костер, подняв искры, полетевшие на платье Фины.

— Что, во имя Аида, ты творишь? — всполошился Аттал.

— Погасить огни! — прошипел Горгон.

— Почему? Или это не твой лес? — ответил мечник. — Чего нам боятся?

— Всего, — ответил Горгон и подошел к Пармениону. — Македоны вошли в лес, — молвил он, сверкнув глазами. — Там больше тысячи воинов. Разбитых на пять отрядов. Два из них за нами, два на востоке и один впереди.

— Им известно, где мы?

— Полагаю, что так. Многие Пожиратели дезертировали от меня к Македонам. В этом лесу мало верности, Человек. Я правлю здесь только потому, что сильнейший, и корона моя в безопасности лишь до тех пор, пока меня страшатся. Но Пожиратели больше страшатся Филиппоса. И они правы, ибо сила его превосходит мою.

— Когда мы выйдем к морю?

— Через два дня — если будем идти быстро. Через три, если будем осторожны.

Парменион покачал головой. — Бронт не выживет через три дня.

Рот Горгона расширился в пародии на улыбку, змеи у него на голове поднялись с обнаженными клыками.

— Какое это имеет значение? Важно, чтобы Искандер добрался до Врат. А это теперь сомнительно. Этот лес — моя вотчина и моя сила — но все мои силы до предела уходят на то, чтобы не дать Филиппосу обнаружить нас. Эта твоя костлявая баба тоже истощает всю себя, укрывая нас. Однако мы устаем, Человек. И когда наша магия иссякнет, в этом лесу не найдется места, куда можно будет спрятаться. Ты понимаешь? Сейчас жрица и я накрыли лес спиритическим туманом, который и укрывает нас. Но с каждым часом Царь-Демон всё глубже врезается в нашу защиту. Скоро это будет как неистовый вихрь, разметающий наш туман, и тогда мы останемся стоять в полной видимости для золотого глаза. И я не могу заботиться о таких мелочах, как жизнь Бронта. — Горгон улегся, прикрыв глаза. — Отдохнем два часа, — тихо проговорил он, — потом двинемся в путь и будем идти всю ночь.

Парменион отошел к погасшему костру, возле которого мирно спал Александр рядом с кентавром Камироном. Сняв свой плащ, Парменион ненадолго задержался, чтобы погладить мальчика по голове.

Аттал смотрел на него, пристально прищурив глаза, но скрыл свои чувства, когда Парменион приблизился. — С чего этот страшила такой нервный? — спросил македонянин, качнув головой в сторону уснувшего Горгона.

— Тысяча Македонов вошла в лес.

— Всего лишь тысяча? Ну, это ведь наверняка не проблема для истинного стратега? Что предпримешь на этот раз? Созовешь птиц с деревьев к нам на подмогу? Или деревья сами вылезут из земли и зашагают на своих корнях в ряды твоего войска?

— Не на того направил гнев, — заметил Парменион. — Не я твой враг.

— А! Так, выходит, ты друг? Это удручающая мысль.

Парменион отвел взгляд и увидел высокую жрицу, которая наблюдала за ними обоими. Ее голос зашептал в его сознании:

"За нами следит жрец Филиппоса. Они прорвались сквозь нашу защиту, и теперь он слышит твои слова и передает их Царю-Демону."

Парменион ничем не выдал, что слышит ее, и вновь обернулся к Атталу. — Знаю, тебе трудно в это поверить, Аттал, но, скажу снова, я не враг тебе. И здесь, в этом мрачном месте, я действительно твой друг. Мы пробудем здесь еще два дня, затем двинемся на восток — через горы. Выбравшись из этого леса, ты станешь более рассудительным. Это всего лишь зло, которое бушует в тебе. Поверь.

— Что во мне бушует, тебя не касается, — огрызнулся Аттал.

"Жрец ушел! — просигналила Фина. — Горгон отогнал его."

Парменион вплотную приблизился к македонянину. — Теперь слушай внимательно, враги повсюду вокруг нас — и если мы хотим выжить — мы должны быть едины и духом, и силами. Думаешь, что я твой недруг? Возможно, что и так. Но здесь я зависим от тебя. А ты должен довериться мне. Без этого наши надежды — и без того слабые — окажутся и вовсе тщетны. Нам обоим угрожал Дух Хаоса. Но я предпочту не обращать внимания на его слова. Он ничего не знает о будущем — а я всегда буду оставаться хозяином своей судьбы. Как и ты — ибо мы сильные люди. Ну так что… могу я доверять тебе?

— К чему этот вопрос? Ты же не поверишь мне, ответь я то, что ты ждешь услышать.

— Ошибаешься, Аттал. Скажи слова, и я буду им верить.

Мечник ухмыльнулся. — Тогда можешь верить мне, — произнес он. — Доволен?

— Да. Теперь отдохнем два часа — и затем двинемся на юго-запад.

— Но ты сказал…

— Я передумал.

"Ты не можешь доверять ему", — пульсировала Фина, но Парменион проигнорировал ее.

Растянувшись на холодной земле, он закрыл глаза. Повсюду вокруг, как он и сказал, были враги, надвигавшиеся с трех сторон и ведомые несокрушимой силой Царя Македонов. Спартанец пересчитал своих союзников: умирающий минотавр, жрица, порочный головорез и Лесной Царь, погрязший во зле.

Его мысли не были обнадеживающими, а сны были полны кошмаров.

***

Аттал лежал без сна, со смешанными мыслями. Угроза от демона довлела над ним, сжимала сознание огненными пальцами. Казалось, так просто прокрасться через лагерь и провести кинжалом по горлу мальчишки. И угроза будет нейтрализована. И все же ребенок был сыном Филиппа — единственного человека на свете, дружбы которого добивался Аттал.

Мне не нужны друзья, сказал он сам себе. Но слова отозвались эхом в его разуме, плоские и неубедительные. Жизнь без Филиппа теряла всякую ценность. Он был для него солнцем, тем единственным теплом, что знал мечник после детских лет.

Ему не обязательно знать, что ты зарезал его сына. Эта мысль на какое-то время засела у него в голове. В какой-то момент он мог бы выманить Александра подальше от остальных и убить его по-тихому. И разбить тем самым сердце Филиппа.

Когда Аттал перелег на другой бок, наступила темнота, тонкие пучки лунного света пронзали нависающие деревья. Послышался звук, тихий посвист, как рассекающий воздух прут, и Аттал поднял взгляд, увидев Пожирателя, слетевшего с верхних ветвей высокой сосны. Существо мягко приземлилось и тихо подкралось к спящему Александру.

Мечник не шевелился. Крылья сложились, Пожиратель навис над ребенком, протягивая руки…

Вот оно, невольно подумал Аттал, избавление!

Когтистые лапы твари устремились к Александру. Кинжал Аттала рассек воздух, блеснув в лунном свете, и вонзился в спину Пожирателя. Чудовище издало пронзительное верещание. Одно крыло вскинулось, но второе было пригвождено кинжалом к спине. Горгон вскочил на ноги и подбежал к Пожирателю. Умирающая тварь запнулась и повалилась наземь лицом вниз. Парменион и остальные, разбуженные криками Пожирателя, сбежались вокруг еще дергающегося трупа.