Внук Бояна - Розанов Сергей Константинович

— Петлю на шею? — человек сдержанно рассмеялся. — У князей это недолго. А я хочу жить.

— Обещаю тебе: ты будешь хорошо и богато жить! Ты получишь вотчину — землю и деревушки...

Всеслава была готова обещать все блага этому лесному бородачу. Во дворе раздался собачий лай. Где-то хлопнула дверь, и сразу раздались женские причитания:

— Голубчик ты наш, боярин! Сам приехал, потрудился!.. Хозяин быстро нырнул обратно в низенькую дверцу. Донеслись приглушенные голоса, какие-то вскрики. Кто-то решительно и тяжело зашагал в сенях, смелым рывком распахнул дверь. Перед княжной появился богато одетый, еще молодой, красивый человек, с черной подстриженной бородкой. Низко поклонился и сказал:

— Будь здрава, княжна! Пришел я спасти тебя от лесных разбойников.

— Спасибо, добрый человек! Не знаю, как величать тебя,— смелее выговорила Всеслава. — Кто ты?

— Я — владыка всех этих лесов. Княжий атаман и боярин Кащеря. Я повезу тебя, куда сама захочешь. Приказывай!

— Отвези к великому князю Всеволоду Юрьевичу. Он наградит тебя.

— Я и без того премного обязан ему, — сказал Кащеря и невесело схватился за горло, сделал трудный глоток. Он будто снова почувствовал мокрую петлю на шее, накинутую воинами князя Всеволода, пленившими его в бою с крамольными резанцами. Тогда за него дал выкуп князь Роман.

— Никогда не забуду щедрости великого князя Всеволода, — проговорил он с усмешкой. Хлопнул в ладоши, и тотчас вошли две красивые девушки. — Соберите княжну в путь, — сказал он им. — Поедем по землям Донского княжества Ярослава Глебовича.

— Мы увидим его? — обрадованно воскликнула Всеслава. — Он в половецком плену.

У Вееславы слезы брызнули из глаз: значит, верно, он в плену...

— А ты не тревожься. Половцы берегут его, хотят породнить с ханами: у них дочерей — целые табуны. Вот и делают смотрины... Как женится на половчанке, так и отпустят с молодой женой-

— Все это ложно! Не будет этого! — вдруг, топнув, решительно выкрикнула Всеслава. Она верила: раз он дал ей слово — не изменит ему.

Кащеря, пряча едкую усмешку, проговорил;

— Конечно, князь Ярослав не полюбит дочь врага, если у него есть здесь своя красотка-лесовичка.

— Где? Кто? — Всеслава так и вспыхнула от злой обиды: правду говорили эти черные старухи!

— Поедем — увидишь его милую деву. Ох и любит она его! Жизнь за него отдаст.

—Любит его? — переспросила Всеслава и вся зарделась от гнева.— Как она смеет? Она боярская дочь?

— Дочь мельника. Смердка. Зовут ее Яришка.

— Это забавно! — сквозь выступившие слезы воскликнула княжна плаксиво. — Вези меня к ней!

— Поедем. Твое слово — закон!

День и ночь везли Всеславу куда-то в гремячем тряском возке. Не сомкнув глаз, смотрела она вокруг: стояли по сторонам черные стены непроходимого леса. Мучило услышанное. Ревность разгорелась во Всеславе, злая ревность, и никак от нее не избавишься, только помыслит о чем-то другом, как снова выплывает дума о сопернице.

К утру княжну все же одолел сон. Она даже не слышала, как ее внесли в избу, уложили в постель.

Разбудил солнечный луч, пробившийся сквозь слюдяное оконце. Осмотрелась: незнакомая горница. Рога сохатого висят на стене. На торчках стенных — мечи и колчаны со стрелами, отпущенные луки. А рядом на скамейке сидит красивая чернобровая дева в расшитом черно-красными кочетками сарафане.

Девица встала, низко поклонилась и молвила певучим, ласковым голосом:

— Я готова служить тебе, княжна. Говори.

— Ты — Яришка? — Всеслава как учуяла. Ее будто подкинуло, она села на постели, уставилась в ненавистное лицо.

— А ты — княжна Всеслава?

— Ты меня знаешь?

— Кто привез тебя, рассказал все.

— Ты ему свой человек? — презрительно, сквозь зубы спросила Всеслава.

— А я думала — он твой слуга.

— Не хочешь отвечать?

— Но ты же сама приказывала ему ехать ко мне на мельницу.

— Ты дерзостная! Даже без зова явилась ко мне!

— А я у себя дома. Здесь я хозяйка, — с достоинством ответила Яришка, однако на скамью не села. Стояла с чуть сдвинутыми бровями, сложив руки на груди, внимательно следила за взглядом княжны.

— Как ты посмела полюбить князя? — почти прокричала Всеслава. Голубые глаза ее бегали по лицу Яришки — холодные, колючие глаза с зелеными огоньками, полные ненависти.

— Князья и смерды любят одинаково.

— Ты лжешь! Князь любит по-княжески!

— Человек везде и во всем — человек.

— Но у князя княжеская жизнь!

— Да, он слаще ест. — Яришка даже не позволила себе усмехнуться и еще жестче сказала: — Но не всякий князь может так любить, как любит иной смерд.

— Ах ты, подлая! Ты хорошо знаешь и то и это? — у княжны презрительно опустились уголки пухлых губ: ишь, что проязычила языком человеческим!

— Мой сокол Кузяшка, только чтобы повидаться со мной, не побоялся смерти на боярской дыбе.

— Все ты выдумываешь обманно! Хочешь казаться лучше, чем есть, и этим унизить меня? — Злые слезы хлынули из глаз Всеславы.

— Зря ругаешься и плачешь, — тихо сказала Яришка.— Это не делает тебе княжеской чести. Разве тебе подобает хныкать по-холопьи? Ты же княжна! Коли можешь спокойно говорить, так слушай меня, коли нет, я уйду. Мне с тобой некогда прохлаждаться.

— Ну, ну, говори! — прикрикнула Всеслава нетерпеливо — это становилось любопытным: как умеют любить простые люди?!

Яришка рассказала про любовь Кузяна. Для нее он убежал от самого лютого боярина. И быть бы ему истерзанным в боярском порубе, если бы не князь Ярослав Глебович.

Всеслава слушала, кусая губы. Будто и в самом деле простой человек смерд Кузяшка, а как удивительно любит эту дерзкую девчонку. Правда, красивую, ничего не скажешь, она хороша! А он любит по-княжески... Вот так же и Ярослав Глебович предан Всеславе. Он уж никому не отдаст ее, даже самому смелому рыцарю и принцу заморскому, даже королевичу... Но почему эта смердка отказалась от своего лады? Неужто она...

— Так ты любишь Ярослава Глебовича?! — вдруг с отчаянием вырвалось у Всеславы.

— Люблю! — гордо ответила Яришка, и глаза ее засияли радостью. Сейчас она готова были идти на все ради своей любви.

— Хорошо же! Я прикажу... и ты умрешь!

— Не забывайся, княжна, ты не в стольном Киеве! — наконец и у Яришки зазвенел голос открытой ненавистью. — Тут холопов и палачей нет! Запомни! И я могла бы тебя спустить в мельничный омут. Тут у нас свои законы... Но я не трону тебя ради Ярослава-княжича, хотя ты его и не стоишь.

— Ты мне грозишь? — оборвала ее Всеслава. Слова Яришки снова привели княжну в бешенство: не хватает еще умереть от руки смердки-соперницы! А она ишь какая румяная да крепкая!..

— Нет, твердо ответила Яришка. — Ты будешь жить. Если Ярослав — мой брат названый, то ты — сестра.

— Кто выдумал это братство?

— Жизнь!

— Нет, это ты выдумала! Чтобы рядом быть! Значит, и он любит тебя? Ну, отвечай, девчонка!

— Скажу последнее, — уже хмуро и печально проговорила Яришка. — Мне жаль князя Ярослава Глебовича: ты недостойна его. И ты его погубишь: ты привыкла властвовать, а он же с людьми — как ребенок и тебя будет слепо слушаться. А у князя все должно быть свое!.. Не-ет, я молила бы, чтобы его уберегли от тебя.

— Кто уберег?

— Боги... и люди.

—Боги? Так ты язычница? — Всеслава отпрянула, как от неожиданной вспышки огня, смотрела с ужасом на Яришку.

— Суди сама. Мы друг друга хорошо понимаем.

— Но как ты можешь молиться истуканам?

—А чем они хуже твоих богов? Твои выдуманы. А наши — живут среди нас, они кругом. Солнце светит — Дажбог сияет нам и греет землю-матушку, чтобы лучше рос хлебушко. Гром грянет, и пройдет дождь — это Перун шлет своему народу счастье на урожай...

— Но вы приносите человека в жертву! — вырвалось у Всеславы. — Убиваете перед истуканами. Зачем? Невинного человека!

Яришка задумалась. Эта сердитая княжна никогда не голодала, ее родные не умирали с голода, когда не уродит жито и люди едят лебеду и осиновую кору. Тогда они готовы на все... Пожила бы она в черных лишениях, согласилась бы. Лучше одному погибнуть весной перед лицом Перуна, чем всем умирать зимой без еды. Если будет жертва угодна богу, Перун вовремя пошлет гром и молнию с благодатным дождем, уродит жито в достатке. Разве умереть за это для людей не счастье?