Рассказы веера - Людмила Третьякова

Много позже это здание в районе Лефортово, получившее название Слободской дворец, займет Императорское техническое училище, в советское время преобразованное в Московское высшее техническое училище имени Н.Э. Баумана.

...Петербургский особняк на Почтовой, трехэтажное громадное здание, не только был с блеском спроектирован и оформлен великим Кваренги. Собранные там произведения искусства, исторические ценности не уступали многим королевским сокровищницам Европы.

Тут Александру Андреевичу, любимцу Фортуны, когда-то помогло стечение обстоятельств. Отделка дворца на Почтовой совпала с революционным бедламом во Франции. Вчерашние столяры и каменщики, сами не ведая, что попало в их руки, распродавали имущество королевской семьи и аристократии с публичных торгов по бросовым ценам. Роскошь парижских особняков на самом деле стоила в десятки, а то и в сотни раз больше. Безбородко, обладавший природным вкусом и страстью к вещам истинно ценным и высокохудожественным, не преминул воспользоваться ситуацией. «С моим жарким старанием, с помощью приятелей и с пособием до 100 тысяч издержанных мною, – делился Безбородко своей удачей с графом С. Р. Воронцовым, – составил я хорошую коллекцию».

Французы выясняли отношения друг с другом, а тем временем на кронштадтский причал бесконечной вереницей сгружали ящики: серебро, мрамор, намотанные на деревянные валы холсты, целые гарнитуры мебели, в том числе принадлежавшей казненной королеве Марии-Антуанетте, люстры из горного хрусталя из Пале-Рояля герцога Орлеанского, бронзовые статуи знаменитого Гудона, необыкновенных размеров вазы из голубого фарфора с отделкой из бронзы, когда-то обожаемые маркизой Помпадур «бисквиты»...

Живописных полотен оказалось столько, что их новому петербургскому хозяину пришлось покупать примыкавшие к дворцу участки земли. «От сего вышел другой расход, что я должен был построить большую картинную галерею», – делился своими заботами Безбородко. Одной галереей дело не обошлось: помещения дворца приходилось все время «наращивать». Количество и качество этой роскоши могло сравниться только с той, что имел Зимний дворец.

Теперь у дворца канцлера появилась молоденькая хозяйка, Клеопатра Ильинична, которую молва сразу же окрестила «самой богатой невестой Российской империи». Все, разумеется, ждали и гадали, какому счастливцу выпадет удача повести к алтарю недурную собой девицу с баснословным приданым.

Однако избранник молодой графини, по общему мнению, был далек от всякого рода корыстных соображений: он и сам имел прекрасное состояние, в Петербурге жил в собственном большом доме на Фонтанке, а знатностью явно превосходил Клеопатру Ильиничну.

...Свадьбу отпраздновали совершенно блистательную, при большом количестве гостей. Дамы постарше расположились в «красной гостиной Марии-Антуанетты» – мало кому из приглашенных доводилось видеть мебель, когда-то стоявшую в личных покоях несчастной королевы.

Молодежь веселилась в Зеркальном зале – самом огромном и, пожалуй, самом эффектном помещении дворца. Два ряда пылающих огнями люстр создавали впечатление сказочной и неповторимой феерии.

Свадьба богатой невесты ознаменовалась целой чередой балов, на которых плясал и веселился весь аристократический Петербург.

...Выйдя замуж, Клеопатра Ильинична приобрела княжеский титул. Ее молодой супруг Александр Яковлевич Лобанов-Ростовский принадлежал к очень древнему роду, известному своими славными делами еще по летописным источникам. Хорошо образованный молодой князь некоторое время служил в Московском архиве иностранных дел, где познакомился и сдружился с «архивным юношей» Александром Пушкиным. В дальнейшем они поддерживали связь, у Лобанова-Ростовского была даже мысль издать стихи приятеля-поэта во Франции, но что-то помешало задуманному исполниться.

Зачисленный в Кавалергардский полк, самый престижный в гвардии, молодой князь участвовал во многих сражениях: с турками, с французами, был на хорошем счету и у начальства, и у товарищей, любивших его за веселый, порой бесшабашный, но добрый, открытый характер. Забегая вперед, скажем, что Лобанов-Ростовский вышел в отставку в чине генерал-майора и, кажется, вздохнул с облегчением: вообще-то его природные склонности были далеки от парадов и боевых схваток. Он очень интересовался историей, обрел в ней своих любимых героев и героинь, которые занимали его воображение, с удовольствием рылся в старых бумагах и дышал архивной пылью. Возможно, в этом и было его предназначение. Но разве судьба интересуется тем, к чему лежит наша душа?

В Петербурге ходили слухи, что огни свадебных торжеств не гасли во дворце Безбородко на Почтовой несколько дней. Бал следовал за балом, один роскошнее другого. Новоиспеченная княгиня Лобанова-Ростовская падала с ног от усталости. Слуги сотнями меняли свечи в не остывающих от жара люстрах, драгоценный паркет стонал под тяжестью танцующей толпы, вино лилось рекой, а крики «Горько!» не смолкали в воздухе, напоенном ароматом цветов, привезенных с юга Франции. Ах, как много ожидалось от этого блистательного бракосочетания!

...Родовой дом князей Лобановых-Ростовских по сей день стоит на своем исконном месте, на углу Никитских ворот (Никитский бульвар, 14). Старым москвичам это здание известно как кинотеатр «Повторного фильма», а сегодня там располагается один из московских театров.

...В разного рода мемуарах да и в современной жизни подчас сталкиваешься с такими супружескими парами, что диву даешься: какие же силы могли соединить столь разных и столь бесспорно неподходящих друг другу людей? И зачем они только поженились? Их чужеродность очевидна даже человеку, не посвященному в хитросплетения их семейной жизни. Еще спасение, если им удастся побыстрее избавить друг друга от своего общества. Куда хуже, если двое несчастных, поверив нелепой поговорке «стерпится – слюбится», останутся жить под одной крышей, с трудом усмиряя холодную неприязнь друг к другу.

Клеопатра и Александр Лобановы-Ростовские считались по всем статьям подходящей парой. В высшем свете, злоязычном и скором на приговор, о них говорили с полной благожелательностью. Открытого характера, незаносчивые и некичливые, чуткие ко всяким людским горестям, они не вызывали даже той тайной зависти, которая извечно преследует людей, которым судьба дала все в преизбытке.

Унаследовав огромное состояние, молоденькая, но не блещущая ни красотой, ни особыми дарованиями Клеопатра стала предметом обсуждения всего петербургского общества. Маменьки, имеющие сыновей-холостяков, осаждали ее, как крепость, взятие которой обеспечивало полное процветание на всю оставшуюся жизнь. Богатая невеста, к чести ее будет сказано, не дрогнула под шквалом лести и любезностей и спокойно поджидала человека, который придется ей по сердцу.

Правда, горе не обошло и их стороной: первенец княжеской четы, дочь Анна, скончалась в младенчестве, а других детей Бог не давал. Но едва ли это обстоятельство послужило началом охлаждения чувств супругов – сначала слегка, а потом настолько заметно, что об этом уже заговорили во всех гостиных Петербурга.

Получалась странная вещь: оба не могли справиться с грузом богатства, которое чем дальше, тем очевиднее непомерной тяжестью ложилось на их плечи, уничтожая то, без чего задыхается и погибает любовь, – теплоту отношений, доверие, удовольствие жить вместе под одной крышей. Словом, самым фатальным образом сокровища канцлера будто принялись за что-то мстить наследникам. Богатство не украшало, а усложняло их жизнь. Да и само оно – немереное – загадочным образом пускалось по ветру, утекало меж пальцев.

Совершенно непонятно, например, почему дворец на Почтовой улице уже вскоре после свадьбы Клеопатры частично стали сдавать внаем, а потом и вовсе продали Почтовому ведомству.

Вместо него супруги взялись строить огромное здание у восточного фасада Исаакиевского собора.

Его стоимость чуть ли не в два раза превысила сумму, которая была выручена за дворец на Почтовой. Но и надежды супруги Лобановы-Ростовские возлагали на новостройку огромные. Выражаясь современным языком, суть их «бизнес-проекта», в те времена еще невиданного в аристократической среде, заключалась в том, что парадная часть дома, обращенная в сторону Исаакиевского собора, предназначалась для хозяев, а остальное – под съемные квартиры. Внутренняя планировка учитывала и устройство двух залов для проведения свадеб, балов, юбилеев и прочих торжественных мероприятий. Небольшие помещения на первом этаже предполагалось отдать в аренду лавочникам, держателям пивных погребов и маленьких ресторанчиков.