Пещера и тени - Ник Хоакин

— Но сеньора, чтобы связаться с ним, вы…

— Ты не куришь опиум, Джакосалем? Я подозреваю, что этот молодой человек курит. Напротив моего дома есть заведение, якобы пивной бар, но на самом деле это, должно быть, отменная курильня, потому что туда ходит много китайцев, а ты же знаешь — где китайцы, там и опиум. В тот день, когда вечером ко мне должны были прийти из братства, я случайно выглянула из окна и увидела перед курильней этого Томаса Торо, а вокруг китайцы так и шныряют. Я послала за ним экономку, и он сказал, что после обеда у него представление, но что вечером он свободен и может прислуживать у меня за ужином, что он и сделал, как я уже сказала, после того, как украл одежду Нениты. Но он, должно быть, врал насчет представления, потому что я никогда не слыхала, чтобы официанты участвовали в представлениях. Впрочем, подожди, возможно, это из тех представлений, где официанты одеваются в женское платье?.. Тогда понятно, почему он украл одежду из шкафа.

— Может быть, ваш мистер Торо имел более дьявольские…

— А, кстати о дьяволе! Вот и ты, Моника, и одета как ангел!

Моника Мансано в бледно-зеленой тройке — юбка, блузка и платок, отделанные золотом, — осведомилась, позаботились ли о сеньоре.

— Все превосходно, моя дорогая. Я вон за тем столом с Рустиа, и мы…

— Тогда могу я похитить вашего зятя?

— Изволь, guapa[97]. У меня есть другой иезуит, то есть я хочу сказать американец, то есть зять. Хотя с чего бы мне иметь двух зятьев при одной только дочери…

— С вашего позволения, сеньора, — сказала Моника, беря Джека за руку и быстро увлекая его прочь.

— Моника, ты спасла мне жизнь! — с облегчением вздохнул он.

— Я видела, как ты безмолвно взывал о помощи. Я думала, ты приедешь с Чеденг.

— Ей пришлось ждать Андре. Где твой отец?

— Общается. Чем и я занималась, пока чуть на стену не полезла. Так что теперь уже ты спасай мне жизнь. Ты сейчас похитишь меня на виду у всех этих людей, которые ждут, что с ними поздороваются, а я — видишь, я буду смеяться, вот так, будто отказываюсь, ссылаюсь на дела, обязанности, но ты тверд, Джек, ты не принимаешь отговорок и уводишь меня силой, несмотря на протесты…

— Я уведу тебя к ближайшему телефону.

— Очень романтично. Тогда наверх. Там никого нет. Да сделай же вид, что ты меня тащишь, идиот!

И уже на лестнице:

— Ух, как я рада ускользнуть! Но теперь мы с тобой, Джек, стали предметом сплетен, скандальной новостью. Вот твой телефон. Я должна…

— Нет. Ты должна сесть и сделать несколько звонков.

— Кому?

— Во-первых, Гиноонг Ина из «Самбаханг Анито». Пригласи ее со всей труппой сюда. Особо упомяни некоего Исагани Сеговию. Поняла? А я скачусь вниз и добуду себе что-нибудь выпить.

Когда он вернулся, прихлебывая пиво прямо из горлышка и держа две бутылки под мышкой, она давала отбой.

— Ничего не вышло. Гиноонг Ина ответила, что занята этими своими обрядами. Тогда я спросила, почему бы ей не послать сюда мистера Исагани Сеговию как ее представителя, но она сказала: весьма сожалею, но сегодня утром он отбыл в Багио. Кто этот Исагани Сеговия?

Джек рассказал ей все, что узнал от своей бывшей тещи.

С Моники слетела усталость, и она возбужденно хихикнула:

— Итак, теперь мы должны выяснить, где этот официант, который выступает и как торо?

— А эти премилые святоши из братства даже не подозревали, чем он был занят перед тем, как явился прислуживать им за святой вечерей. Попробуй-ка позвонить в мой отель.

Пока она дозванивалась, он прикончил вторую бутылку пива.

— Опять ничего не вышло, — объявила она, кладя трубку. — Портье был изрядно шокирован, он сказал, что у них нет человека по имени Томас Торо, но у кофейной стойки в утреннюю смену обслуживает официант, имя которого Томас Милан. Только он позвонил сегодня утром и сообщил, что вынужден уволиться, потому что его бедная бабушка на Самаре заболела и ему нужно сейчас же вылететь туда.

— Я начинаю думать, — сказал Джек, — что кто-то читает мои мысли настолько хорошо, что всегда опережает меня на шаг.

— Зато у тебя выстраиваются факты, Джек.

— Да, теперь совершенно ясно, что один заговор связывает Томаса Быка, Исагани в набедренной повязке и девицу по имени Иветта, которую пристрелили сегодня ночью.

Он рассказал об убийстве, не упомянув белый «камаро».

— А не может главным связующим звеном быть Гиноонг Ина? — спросила она.

— Скорее, тот таинственный незнакомец, который стоит за ней и всем дирижирует. Через Исагани он вводит Томаса-официанта в дом моей тещи во время бдения у гроба Нениты, и Томас крадет какие-то записные книжки, может быть, дневник. Дальше следует кое-что посложнее. Теща точно не помнит, но я подозреваю, что ужин для ее братства совпал с моим вторым вечером в городе, когда я был в кафе «Раджа Солиман». Чуть раньше, тем же вечером, Томас, должно быть, украл одежду Нениты Куген, так что Иветта вполне могла надеть ее и появиться призраком в дверях кафе. Ну и, конечно, она же прогуливала краба на ниточке в коридоре моего отеля. Руководитель заговора знал, что я догадаюсь обо всем после встречи с тещей; поэтому сегодня утром и Томас, и Исагани спешно покидают город.

— Может быть, они уже трупы, как эта девушка Иветта, — поежилась Моника, которой тут же пришла в голову еще одна идея — Джек, насчет этого официанта. В отель не принимают людей с улицы. Им нужны рекомендации, и кто-то их давал. Давай снова позвоним в отель. И вот еще что: в тот вечер в кафе «Раджа Солиман» — кто знал, что ты…

На лестнице появилась служанка:

— Сеньора Моника, бренди кончилось.

— Подожди здесь, Джек, — сказала Моника, сунув пальцы в вырез блузки. — Я вернусь.

И она заторопилась прочь, позвякивая ключами.

Джек постоял неподвижно, потом сел у телефона и набрал номер отеля. Назвав себя, он спросил:

— Не могли бы вы дать мне информацию? Насчет этого официанта, который уволился, Томаса Милана. Вы не знаете, был ли он рекомендован отелю и кем? Это очень важно.

Портье попросил его подождать — он должен заглянуть в книги. Затем, снова-взяв трубку, подтвердил, что мистер Милан был рекомендован, и очень важным лицом.

— Кем? — спросил Джек, чувствуя, как у него снова оборвалось сердце. Теперь придется смотреть фактам в лицо, это раньше он отказывался принимать очевидное. На этот раз, если опять…

— Простите, я не слушал. Кто, вы говорите, рекомендовал мистера Милана?

— Сенатор Алехандро Мансано, — был ответ.

Когда Моника вернулась, Джек еще сидел у телефона.

— Пересядь, я позвоню в твой отель.

— Я уже звонил, — сказал он.

— И что выяснил?

— Ничего. Томас Бык поступил к ним по рекомендации другого отеля, который с тех пор прогорел.

— Ну не будь таким мрачным, у меня еще будут идеи. Разве я плохой доктор Ватсон? Кстати, вот одна ниточка… Джек, почему ты на меня так смотришь?

— Элементарно просто, доктор. Я принял три пива и ничего не ел.

— Сейчас сюда доставят еще пива и еду! Или нет, мы сами спустимся. Но теперь там спокойнее. Толпа поредела, боятся тайфуна, который вот-вот грянет, — так, во всяком случае, предупреждают средства массовой информации. Поэтому сделай приличное лицо, дорогой, и положи руку мне на талию. Мы продемонстрировали уход, теперь изобразим выход.

За окнами дико выл черный ветер августа.

К трем часам большой зал опустел, только у главного стола еще пировали. Два длинных ряда столов, стоявших напротив, являли собой зрелище, которое может только в кошмаре привидеться судомойке. Дальние родственники из провинции, слишком застенчивые, чтобы подойти ближе, сидели там и сям или стояли вдоль стен. Буфет лежал в руинах, единственный уцелевший официант обслуживал бар. Люстры слегка покачивались и сияли ярче, потому что снаружи потемнело. Было слышно, как ветер несся с предписанной ему скоростью девяносто миль в час, сотрясая крышу, стены, деревья и землю. Закрытые и запертые на засовы окна во всю стену дребезжали стеклом и металлом, словно передавая внутрь каденции тайфуна.

Дождя пока не было.

За главным столом сидели в ряд семь человек. В центре дон Андонг в новой тагальской рубашке, между сыном и внуком. Слева от Андре разместились Чеденг и Почоло Гатмэйтан в зеленой рубахе навыпуск. Чеденг в бежевом брючном костюме неспешно потягивала вино, невольно хмурясь всякий раз, когда ее жемчуга со стуком задевали за край бокала. Моника сияла золотым и зеленым.

Они скорее закусывали, нежели обедали, хотя на столе было представлено все богатырское меню праздника, и из каждого блюда, словно указка для любителей покушать, торчала огромная вилка или ложка. Только именинный торт был истреблен почти полностью, оставался лишь последний кусок с четырьмя покосившимися свечами, переживший нашествие. Празднеству не суждено было закончиться ночным апофеозом. Над городом были подняты сигналы тайфуна, банкет пришлось отменить. И семеро за столом, лениво жуя, потягивая напитки и переговариваясь вполголоса, испытывали глубокое облегчение. Все были слегка пьяны. Разоренный и почти пустой зал, простиравшийся перед ними, говорил: торжество кончилось.