Пещера и тени - Ник Хоакин

Брат Санчон так описывает культ богини Пасига:

«Поначалу была она скорее всего простым анито, духом одной пещеры, одной скалы. Но постепенно ее отождествляли с духами других пещер и скал по берегам Пасига и большого озера в верховьях той реки, пока и вовсе не стали взывать к ней как к богине реки и озера, а затем и всех окрестных земель. Сие жё есть свидетельство того, что бесхитростный анимизм преображался в религию богов — каковых, впрочем, правильнее было бы именовать божками. К примеру, женский анито пещеры был, наверное, на пути к превращению в Великую Матерь-богиню, хотя он и поныне еще не стал ею. Начало этому изменению положил переход от сбора диких злаков, что было традиционным женским занятием, к их выращиванию, возделывание земли привело к большей зависимости общины от погоды и плодородия почв, а это в свою очередь породило потребность в вере в более могущественное божество, управляющее силами природы. В районе Пасига и Лагуны де Бай таким складывающимся божеством стала пещерная богиня, которая известна была под разными именами (в Каламбе, например, ее называли Мария Макилинг), но почиталась, можно сказать, как единая сущность».

Брат Санчон обнаруживает за фасадом этого культа, равно как и других культов страны, верование в существовавшую некогда на земле райскую жизнь, разом прерванную грехопадением:

«Сохранилась память о времени, когда люди и боги жили рядом и общались между собой прямо, не прибегая к посредничеству. Но люди отошли от благого, сделались жадны, себялюбивы, тщеславны и жестоки. И тогда боги удалились, перестали открываться людям иначе как через жреческую магию и медитацию. С их уходом земля, некогда бывшая Эдемом, стала юдолью слез.

В мифе о пещерной богине переход к земледелию есть Падение Человека. До того люди не знали ее своенравия и жестокости, напротив, она была богиней милосердной, и всякий мог ее лицезреть. Желая избавить женщин от тяжкого труда — собирания пищи в лесах, она научила их обрабатывать землю, сажать в нее семена и так выращивать всякие съедобные растения, предупредив, однако, чтобы не выращивали они более, нежели потребно им. Но с земледелием пришла жадность до земли, войны из-за нее, и тут увидела она, что даже леса, ей посвященные, выжигают и вырубают, дабы превращать их в пашни. Разгневанная богиня наложила заклятие на человека и сокрылась. Земля, некогда изобильная и тучная, стала страдать от наводнений, засух, плодовой гнили и вредителей. Богиня же, отныне незримая, сделала своей обителью пещеру в скале».

Поскольку пещера была табу для всех, кроме ее жриц, людское суеверие не могло не предположить, что и Эрману Беату, которая еще в молодые годы жила там, богиня призвала к себе и сделала своей жрицей. Во всяком случае, дыма оказалось достаточно для того, чтобы ревнители веры учуяли адский огонь; особенно те, кто позднее в Маниле уверял, что Эрмана — фигура сомнительная, и предавал анафеме общину «беат», объявляя ее шабашем ведьм: это, мол, тайные служительницы прежней религии, укрывшиеся под личиной приверженцев новой.

Весьма знаменательно, утверждали хулители, что после смерти ее легенды, окружавшие личность Эрманы, стихийно отождествили отшельницу с богиней пещеры, к примеру в известной народной балладе, которую брат Хуан Домингес в 1789 году заклеймил как проявление невежества:

«Кто из бывавших в тех краях не слыхал бродячих певцов, горланящих эту чушь под разбитые гитары. Подумать только, что за небылицы! Эрмана-де с юных лет до глубокой старости живет в пещере. Днем она только и знает, что творит чудеса. А по ночам принимает у себя в гостях важного посетителя — не менее как самого архиепископа Манилы. От заката до восхода солнца сидят они в ее пещере, он и она, рассуждая об управлении государством, о религии, искусствах и философии. В полночь прерываются для вкушания изысканных яств, едят и пьют из золотой посуды, под волшебную музыку, которая далеко слышна над рекой, до самого озера. Затем, побросав золотые сосуды в воду, они возобновляют свои беседы, не прерывая их почти до рассвета — в этот час архиепископ спешит обратно в столицу, чтобы успеть туда прежде, чем взойдет солнце.

Нечего и говорить, что бродяги, сочиняющие подобный вздор, путают Эрману с персонажами из их языческого прошлого; ибо известно, что у индейцев сей реки была богиня, каковая обитала в пещере и заманивала туда молодых людей: на одну ночь они становились ее любовниками, ели на золоте под волшебную музыку, а поутру их находили бродящими в зарослях, подобно лунатикам. Окрестные жители утверждают, что по сей день можно разглядеть, как сверкает на дне реки золотая посуда… Каким образом оказался впутан сюда архиепископ Манилы, есть загадка, которая не по силам и острейшему уму».

Однако вполне по силам попытаться связать этот «вздор» с тем, что можно считать окончательным результатом синтеза. Если к концу XVIII века в народном сознании мифы о богине пещеры и Эрмане слились воедино, то последующая эпоха, когда были забыты и богиня и Эрмана, сплела новую легенду — о донье Херониме, таинственной отшельнице из пещеры на берегу Пасига. (Не есть ли имя Херонима производное от Эрмана?) Вот эта легенда, приводимая Рисалем в его втором романе:

«Жил-был в Испании студент, который поклялся одной девушке жениться на ней, а потом позабыл и о клятве, и о девушке. Долгие годы она ждала его. Молодость ее прошла, красота увяла. И вот в один прекрасный день она прослышала, что ее бывший жених стал архиепископом в Маниле. Тогда она переоделась мужчиной, приехала туда и явилась к его преосвященству, требуя исполнения клятвы. Но это было невозможно, и архиепископ приказал устроить для нее грот; вы, вероятно, заметили его на берегу — он весь зарос вьюнками, которые кружевной завесой закрывают вход. Там она жила, там умерла, там ее и схоронили. Предание гласит, что донья Херонима настолько толста, что могла протиснуться в свой грот лишь боком. Она, кроме того, слыла волшебницей, да еще изумляла всех тем, что бросала в реку серебряную посуду после роскошных пиров, на которые собиралось много знатных господ. Под водой была растянута сеть, в нее-mo и падали драгоценные блюда и кубки. Так донья Херонима мыла посуду. Еще лет двадцать назад река омывала сам вход в ее келью, но мало-помалу вода отступает все дальше, подобно тому как уходит из памяти индейцев воспоминание об отшельнице»[89].

Всякий текст можно читать по-разному, сходным образом один и тот же рецепт служит и для легенды о донье Херониме, и для двух более древних легенд. Те же компоненты — река, пещера, волшебница, ночные гости — присутствуют во всех трех преданиях, хотя и с вариациями. Посуда доньи Херонимы из серебра, а не из золота. Вступает в дело и технология — под водой через реку протянута сеть, а в языческих мифах бросаемую посуду подхватывают и моют духи реки. Что поражает в донье Херониме, так это ее сложение. Языческая пещерная богиня подобна сильфиде, да и аскетичная отшельница должна быть изможденной — а донья Херонима тучна! Это вызывает недоумение, но только до тех пор, пока не вспомнишь, что в те времена, когда складывалось предание о донье Херониме (или заимствование адаптировалось к местным условиям), народное творчество все больше и больше подпадало под влияние китайской культуры — а китайские боги изобилия и плодородия чудовищно толсты.

Совсем иначе выглядит в легенде о донье Херониме и пещера.

Ее грот, вероятно, не само убежище богини и Эрманы, в те времена все еще погребенное под насыпью, а лишь смутная память об исчезнувшей пещере, которая и вызвала к жизни такую фигуру, как донья Херонима, — так сказать, персонаж перемещенный, но продолжающий прежний миф.

Последняя загадка — архиепископ, присутствующий и в легенде об Эрмане, и в легенде о донье Херониме, но не представленный в цикле легенд о богине — так по крайней мере считалось вплоть до 1971 года, когда была обнаружена рукопись Санчона. Именно это открытие побудило националистов требовать предоставления Гиноонг Ина и ее «Самбаханг Анито» права совершать моления в пещере.

В резюме рукописной книги Сепеды отец Хосе Ибаньес после описания смерти Сальседо замечает: «Нашим силам чрезвычайно нужен подобный предводитель, ибо в озерном крае, коий он столь доблестно покорил, ныне (отец Ибаньес пишет в 1645 году) появилась жрица-воительница, склоняющая индейцев к бунту». Озерный край — это, скорее всего, местность у озера Лагуна де Бай, выше по течению Пасига, на которую распространялась власть пещерной богини. Но поскольку хроники середины XVII века не упоминают о действовавшей там «жрице-воительнице», исследователи опять заподозрили отца Ибаньеса в приукрашивании.

Потом предприимчивый журналист, в 1970 году заново открывший Эрману, копнул архивы поглубже и наткнулся на манускрипт Санчона. Это было строго секретное — как в нем сказано, «только для ваших глаз» — донесение начальству в Маниле, написанное в 1645 году ученым-монахом Исидоро Санчоном, который в то время пытался насадить разведение сахарного тростника в озерном крае.