Вера, мышонок и другие - Родион Михайлов

которым можно осуществлять дифференциацию. Как говорится, «разделяй и властвуй».

— Но зачем это нужно? Только для власти? — спросила Вера.

— Ну, жадность и властолюбие трудно разделить. Они, вероятно, это делают, чтобы людьми было проще манипулировать и, как следствие, успешнее продавать им свои товары и услуги, то есть для получения прибыли, и в конечном счёте для обретения власти. Правда, власти иллюзорной, поскольку она не основана ни на личных достоинствах носителей власти, ни на истинном понимании природы человека. Носители власти зачастую невежественны и бессовестны, и всё, что у них есть, — это информация политического и экономического свойства, и связи — сеть круговой поруки. А поскольку структуры власти и цифровых сетевых технологий внешне схожи, то власть будет этим пользоваться, и боюсь, что в максимально бесчеловечной степени. И всё станет много хуже. Говоря о власти, я говорю и о крупном, в первую очередь, капитале. Впрочем, во все времена власть была такова, кроме некоторых исключений, а об иных «властителях» уже и не помнят или смеются над ними.

— Такая подлость может всех нас погубить, — сказала Марисоль.

— И мой дедушка, я помню, говорил, что хозяева мира — не такие умные и дальновидные, как им самим, должно быть, кажется. Может, это нас и спасёт?

— Может, если мы сами не допустим окончательного самооглупления, — резюмировал Марко. — То есть «само» или не само — вопрос спорный, но попросту говоря, нельзя глупеть.

По дороге домой он спросил у дочери, когда она собирается вернуться? Ведь он-то уезжает завтра. Она объяснила, что хочет побыть здесь ещё несколько дней, и уж тогда возвращаться.

— Но я не знаю, как быть с домом.

— Вероятно, тебе не остаётся ничего другого, кроме как сдать его. Я уже переговорил на всякий случай по этому поводу с Родригесами и родителями Марисоли. Они сказали, что помогут, сообщат тебе, если кто надёжный подвернётся. И в дальнейшем смогут приглядывать за домом.

— Тогда мы так и сделаем, — обрадовалась Вера.

— Привет, Бланка, — послышался голос Марисоли.

— Привет, девушки. Как вы поживаете? Я слышала о том, что у тебя произошло, — обратилась Бланка к Вере.

— Ты сегодня одна? А где Каролин и Мегатрониха… ой, извини, она ведь твоя подруга, но её все так называют, и я по привычке, — спросила Марисоль.

Бланка махнула рукой:

— Они разъехались учиться в другие города. Я не поняла, чего хочет Мира — и она мне не такая уж подруга, — но Каролин будет учиться на… не помню, как называется, но это связано с физкультурой. А вы здесь остаётесь или тоже уедете?

Ей рассказали, что Марисоль будет жить на два дома, а Вера будет стараться приезжать сюда вместе с ней, хотя бы на два-три дня.

— Так, может, мы увидимся? — спросила Бланка.

— Мы не против, — ответила Марисоль, и они обменялись номерами телефонов.

В последующие дни Вера ничего особенного не делала, а только гуляла вместе с подругой, и они ещё раз встретили Бланку, с которой поболтали. Незадолго же до отъезда Вера посадила деревце рядом с местом, где лежал Жука. Марисоль сказала, что сможет приглядывать за ним, когда будет здесь, а сеньора Родригес согласилась смотреть за деревцем в любое другое время.

Глава 17

В один из тех вечеров, что Вера проводила в своём родном городке, сеньора Суарес сидела на кухне с задержавшейся сеньорой Диас — они вели разговор:

— Хелена, я вот что-то не пойму, ну кому это пришло в голову накарябать усы на портрете? Детский сад какой-то!

При этих словах сеньора Суарес поморщилась, что не ускользнуло от внимания сеньоры Диас.

— Ты что, не хочешь говорить об этом, Хелена?

— Нет, не в том дело, Ди. Одно слово, которое ты сказала. Не люблю его.

— Какое слово? Усы? Или детский сад? — удивилась сеньора Диас.

— Нет-нет, слово «накарябать». Меня передёргивает от него с детства.

— А отчего? — спросила кухарка, пересыпая крупу из пакета в стеклянную банку.

— Да так, глупости.

— Что ж, и не расскажешь твоей подруге? Да ты расскажи, легче станет! — ответила на это сеньора Диас и так пристально взглянула на экономку, что той стало смешно.

— Тут и рассказывать-то нечего, так, обычная история.

— Вот тебе мандарины. Ты их ешь и говори, а то испортятся.

Сеньора Суарес, ничуть не удивившись практичности подруги, начала рассказ:

— Ты ведь знаешь, я из небольшого поселения, как и Роза. У меня были два брата чуть старше меня — это ты тоже знаешь, и они тут замешаны. Так вот, рядом с нашим домом росли кусты, и во время сильного ветра, а он у нас не редкость, они задевали стену дома, и иногда звуки получались очень пугающими. Я как-то сказала об этом матери, за завтраком. А она ответила, что ветки можно подрезать, чтобы я не пугалась, но я сказала не надо — мне кусты жалко, ведь они так давно растут, и цветки на них бывают красивыми. Я, мол, сказала просто так, и мне лишь иногда бывает страшно. А братья-то разговор услышали и, видно, решили напугать меня ещё сильнее, шутки ради. Ты не подумай, Ди, они не со зла, а так, пошалить захотели.

Они где-то раскопали байку о лесном страшилище по имени Баба-Каряба. Или у страшилищ не имя, а название? А, не важно. Так вот, дождавшись ветреной погоды, — а в это время года, осенью, была самая её пора, — они зашли ко мне и рассказали об этой Карябе. Мол, есть такое чудище, что живёт в лесах, которое выходит оттуда во время ветреной погоды, чтобы поживиться. А наш дом как раз недалеко от леса стоял! Они говорят, мол, она подходит к одинокому дому и начинает карябать стену, постепенно приближаясь к окну, а когда дойдёт до него и взглянет в глаза тому, кто находится в комнате, то тут уж пиши пропало — утащит с собой в чащобу.

Я видела, что братья едва сдерживают смех, но всё равно мне было страшно. А они и стишок прочитали, который подтверждает существование Карябы:

Баба-Каряба царапает дом,

Баба-Каряба стоит под окном,

Баба-Каряба уже под столом,

Баба-Каряба нависла над…

Тут произносится имя, после чего пугающим нужно начинать громко кричать, чтобы испугать до чёртиков того, за кем, якобы, пришла Каряба, — и братья это исполнили.

— Ой-ёй-ёй, какие страсти! — воскликнула сеньора Диас, прижав ладони к щекам. А ты что же? Пожаловалась на сорванцов?

— Не сразу. Но когда они пришли меня попугать во второй раз, то я рассказала об этом бабушке, а та