Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Я: Естественно. Такой шанс у ней был — «близость с Горбачевым»! Никуда ей не деться. А Рейган пусть отмывается.

М. С. (подхватывает): Все должны помнить, что достоинством мы не поступимся ни при каких обстоятельствах. Да. и знаешь, Анатолий, — они слабину не уважают. Растопчут и разотрут. Им надо время от времени напоминать с кем имеют дело. И ты посмотри, как они (т. е. Шульц, Нитце, Раджуэй) слушали.

Я: Никто не бросился защищать своего президента.

М. С: Да. Шульц — умный и порядочный. Из Киева передают: не стал искать встреч с диссидентами. С народом общается. Убеждается, что я говорю правду. А Нитце? Старик…

Я: Мне кажется, им противно самим — таким людям — политиканство, которое царит у них во главе с Рейганом. Но — вынуждены играть в эту с ним игру.

М. С: Нитце, когда прощались (а М. С. поговорил с каждым в отдельности, когда расставались), говорит мне: Жаль, что я стар и уже не успею делать с Вами дело. Хотя старость — это и мудрость. Много я повидал на своем веку. Со многими пришлось работать. Но с Вами открывается что-то совсем новое. И хочется еще сделать что-то нужное. С Вами — можно.

Раджуэй говорит: Я просто потрясена Вами. Откуда берется этот поток мыслей, это умение все видеть и так, с ходу, далеко глядеть. И так все просто и обезоруживающе.

И посмотри (М. С. — мне), Шеварнадзе мне рассказывает: сидят они — Раджуэй и Бессмертных, «ведет вроде переговоры», и с полуслова все понимают — это так, это рано, это не будем трогать сейчас, отложим. Как два нормальных, здравомыслящих, умных человека. Притирка произошла с этой командой. Когда еще другая-то будет?…

Я: Михаил Сергеевич, я наблюдал за ними во время встречи. Слушая вас, они забывали, что они чиновники… на службе у Рейгана…

М. С: В общем правильно мы ухватили момент. И это — предупреждение к визиту Рейгана сюда. Остеречь его надо. Пусть знает, что спуску мы не дадим. Достоинство будем блюсти.

Вторая тема: XIX партконференция и вчерашний Секретариат.

Знаешь, говорит, ничего я не набрал от вчерашнего обсуждения. Единственно, кто что-то внес, — Яковлев, Медведев, Лукьянов. Остальные… думают только о своих амбициях и о кресле.

Я: Да и амбиций нет. Нечего нести-то.

М. С: Ты прав. Нищета философии. Ограниченность. Отсутствие культуры. Отсюда и бедность мысли, не говоря уже об отношении к моим замыслам… Есть, есть, тут Толя! И Лигачев опять удивил, набросился на прессу. Заявил, что правительство России — единственно хорошее. А Совмин СССР ничего не делает. Ну, подумай только! Открытым текстом свои привязанности и антипатии выказывает… И, что он думает, что мы такой примитив, что не понимаем что к чему? Воротников — это худшее у нас правительство из всех республик. Ты заметил, как его крыли (не называя по имени) на встречах с секретарями обкомов. А Рыжков? Да мы ему работать не даем — все его дела на ПБ тянем. И здесь все упирается в безвластие советской власти! Но — ненавидит Егор Николая. Тот ему платит тем же…

Потолок, Толя! Что с него возьмешь. 18 лет он (Лигачев) правил в обкоме, и не знает никаких других приемов. И образование опять же. Надо искать выход какой-то…

На партконференции нужен прорыв, новый интеллектуальный прорыв.

Посмотри: Партия. Авангардная роль — но как? Если отнять командование и управление? «Вся власть Советам!» Но как? Как заставить работать Советы после 60-летней привычки быть прихвостнем и полной дискредитации?

Говорим: вернуть социализму ленинский облик! Да. Но что это значит в теперешних условиях? Очищаем от скверны сталинщины, брежневщины… Еще много тут дел. Но это ведь негативистская работа. А какая конструкция должна быть? Правовое социалистическое государство. Огромная проблема. И т. д.

Все пора наполнять конкретным содержанием. Хватит провозглашать. Люди изверятся, если им говорить и говорить формулы = обещания.

Молодежь. Что ей сказать?

Как она понимает мир? Что ей этот мир? Как она понимает и зачем ей демократия? Что предпочитает?

Словом, надо думать. Время уходит.

Завтра в 3 часа соберемся: помощники, Яковлев, подумаем. Я рассказал ему о Боффе, с которым вчера встречался.

М. С. собрал Яковлева, Слюнькова, Медведева, Лукьянова, трех помощников, Биккенина. С ига ря на, Можина (зав. Экономического отдела). Бол дина. И проговорил все идеи к XIX партконференции… Главное — в истории она останется, как первая после Гражданской войны коренная реконструкция политической системы: новая концепция авангардной роли партии, «Вся власть Советам!», правовое государство, национальный вопрос («Все двери и окна хлопают и камни по крыше стучат») — нельзя ждать до Пленума по национальному вопросу.

И итоги перестройки. Самокритика трех лет. Но, как выяснилось из выступлений Слюнькова и Ситаряна, нет даже идей, как наладить механизм экономики, чтоб он работал на новых принципах. Ситуация тревожная. Производство падает. И рыночное обеспечение скудеет. Сахар по паспортам начали продавать уже и в Москве. Это a propos.

Между прочим, М. С. рассказал («для вас только») в связи с проблемой гарантий и необратимости перестройки. Люди, говорит, очень встревожены, боятся, как бы все не опрокинулось. Ситуация очень обострилась в эти три недели «застоя» (между публикацией в «Советской России» и статьей в «Правде»). Вот случай… помните, я на той неделе три дня не появлялся на работе. Надо было врачебное обследование пройти. Давно откладывал. Так вот… ГАИ останавливает «Жигуленка» моего зятя (он врач в первой Градской), знают его номер. И прямо задают вопрос: «Где Михаил Сергеевич?» Зять туда-сюда. «Ты не виляй. Говори, где М. С? Мы же знаем. Три дня уже его машины не идут в город! Слухи ходят, что его уже сняли… Если так, скажи. Народ вокруг заведен, говорят, если сняли — выйдем на улицу с оружием!»

Выступали все по очереди. Наговорили с короб. Я тоже говорил. Очень громко, в отличие от других — в запале, стоя. Две темы из того, что сказал, пожалуй, стоит зафиксировать:

1) Против Иванова (Фролова) тезиса о «возврате от Ленина к Марксу».

Да. Маркса не читают, Маркса плохо и не по существу знают, напугались западных споров о его ранних произведениях. Делать что-то надо. Но не за счет Ленина.

2) Против тезиса Шахназарова: «вписаться в мировое сообщество, сказать, что мы такие же, как все»…

Тут я был ядовит. Сила — в нашей неординарности. «Сказать (что мы хотим вписываться)?» Мы (т. е. Горбачев) говорим это Западу уже три года. Этого мало. Для Рейгана (последние его три речи) мы все равно тоталитарное государство, очаг коммунистической экспансии, подавляем свой народ и т. д. Так было и так будет, в том, что касается Рейгана и К". Но вот то, что ни одна западноевропейская газета не опубликовала этих его речей, и только две американские газеты опубликовали — это уже исторический факт.