Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

от него. Он Вас любит; но он самолюбив, раздражителен очень и, кажется, очень ревнив. Мне кажется, он из ревности не может перенести разлуки с Вами. Может быть, я и ошибаюсь; но не думаю, чтоб ошибался. Знаете: ведь есть две ревности: ревность любви и самолюбия; в нём обе. Приготовьтесь его видеть, отстаивайте твердо свои права, но не раздражайте его напрасно; главное: щадите его самолюбие. Вспомните ту истину, что мелочи самолюбия почти так же мучительны, как и крупное страдание, особенно при ревности и мнительности. Вы говорите, чтоб я уговорил его: но что же я могу сказать ему? Он на мои советы смотрит положительно враждебно, я это испытал. А как бы я желал, чтоб между Вами всё уладилось и чтоб Вы просто разъехались. Вам не житьё вместе, а мука. Он и себе бы и Вам сделал хорошо, очень хорошо. Ведь Вы бы были ему благодарны за это и высоко бы оценили его гуманность. Вместо любви (которая и без того прошла) он бы приобрёл от Вас горячую признательность, дружбу и уважение. А ведь это стоит всего остального. Но что говорить! Вы это знаете лучше моего сами. Высказать же ему это в виде совета я не могу; он к этому положительно не приготовлен теперь.

Дорогой друг, я Вас до того бескорыстно и чисто люблю, что страшно обрадовался, когда Вы мне написали о чувстве благодарности за детей. Значит, Вы ещё способны жить и жить полною жизнию. Обрадовался я, а в то же время ужасно испугался за Вас. Вы пишете, чтоб я Вас побранил. Не возьмусь за это по совершенной бесполезности. Оно, конечно, можно бы Вам посоветовать посмотреть поближе и не очень доверяться; одним словом, побольше увериться. Что же касается до совета, которого Вы требуете от меня (как от сердцеведа; NB. Не принимаю Вашего слова на свой счет; какой я сердцевед перед Вами!), — то опять, что же я тут буду советовать? Всё это известно Вам самой в тысячу раз лучше, чем мне. Вам известно: с одной стороны счастье, блаженство; с другой — забота, мука, расстройство, да и в самом чувстве не то, что прежде; менее свободы, больше рабства. Вот и всё, что скажу я, а там рассуждайте сами. Увижу ли я Вас, моя дорогая? В июле я буду наверно в Москве. Но удастся ли нам с Вами поговорить по сердцу? Как я счастлив, что Вы так благородно и нежно ко мне доверчивы; вот так друг! Я откровенно Вам говорю: я Вас люблю очень и горячо, до того, что сам Вам сказал, что не влюблён в Вас, потому что дорожил Вашим правильным мнением обо мне и, Боже мой, как горевал, когда мне показалось, что Вы лишили меня Вашей доверенности; винил себя. Вот мука-то была! Но Вашим письмом Вы всё рассеяли, добрая моя бесконечно. Дай Вам бог всякого счастья! Я так рад, что уверен в себе, что не влюблён в Вас! Это мне дает возможность быть ещё преданнее Вам, не опасаясь за своё сердце. Я буду знать, что я предан бескорыстно. Прощайте, голубчик мой, с благоговением и верою целую Вашу миленькую шаловливую ручку и жму её от всего сердца. Весь Ваш Ф. Достоевский…»

После переезда Яновского в Москву супруги прожили вместе ещё три года и разошлись окончательно в 1863 г. Семейная жизнь Яновского и Шуберт, в какой-то мере, отразилась в основном сюжете «Вечного мужа».

Щапов Афанасий Прокофьевич

(1830–1876)

Историк, публицист, профессор Казанского университета. В журнале «Время» (1862, № 10–11) была опубликована статья Щапова «Земство и раскол. Бегуны», в этот период он, вероятно, познакомился с Достоевским. В 1876 г. в журнале «Дело» (№ 4) появился некролог Щапова, написанный С. С. Шашковым и перепечатанный «Новым временем» (№ 55, 25 апр.), в котором приводился оскорбительный для памяти М. М. Достоевского «анекдот», как он, будучи редактором «Времени» однажды якобы сжульничал при выплате гонорара Щапову и вместо выдачи денег повёз автора-историка к своему портному и одел его в одежду «сомнительного свойства» и втридорога. Достоевский в апрельском выпуске ДП за 1876 г. («За умершего») опроверг эту сплетню и нарисовал истинный образ покойного брата — глубоко честного, порядочного и щепетильного в денежных расчётах человека и редактора. Об этом возмутившем Достоевского до глубины души случае с некрологом Щапова пишет в своих «Воспоминаниях» и А. Г. Достоевская. Самого Щапова писатель охарактеризовал в записной тетради 1876–1877 гг. так: «Щапов был без твёрдого направления деятельности. Щапов был человек, не только не выработавшийся, но и не в силах выработаться» [ПСС, т. 24, с. 201]

Щелков Алексей Дмитриевич

(1825—?)

Петрашевец, чиновник канцелярии военного генерал-губернатора Петербурга, музыкант-виолончелист. Щелков жил на одной квартире с С. Ф. Дуровым и А. И, Пальмом, входил в дуровский кружок. Достоевский в своих Объяснениях и показаниях…» упоминал имя Щелкова и, верный тактике выгораживания товарищей, подчеркивал, что этот музыкант был вполне равнодушен ко всему, что выходило «за круг» его артистических интересов. Щелков был арестован 23 апреля 1849 г. и уже 6 июля освобождён под секретный надзор. Имя Щелкова дважды упоминается в подготовительных материалах к «Подростку», особенно знаменательно во втором случае: «ОН не главноуправляющий делами Князя, а был прежде вроде того, но, как Щелков, выиграв наследство (несправедливо) и зажил с деньгами…» [ПСС, т. 16, с. 41]

Э Ю Я

Эмс

Курортный город в Германии в центре земли Рейнланд-Пфальц, с горячими минеральными источниками, в который Достоевский в 1874–1879 гг. четыре раза ездил летом для лечения лёгких. В первом же письме из этого городка к А. Г. Достоевской (12 /24/ июня 1874 г.) писатель подробно обрисовал его: «Эмс — это городок в глубоком ущелье высоких холмов — этак сажень по двести и более высоты, поросших лесом. К скалам (самым живописным в мире) прислонён городок, состоящий по-настоящему из двух только набережных реки (неширокой), а шире негде и строиться, ибо давят горы. Есть променады и сады — и всё прелестно. Местоположением я очарован, но говорят, что это самое местоположение, в дождь или в хмурое небо, переменяется в мрачное и тоскливое до того, что способно в здоровом человеке родить меланхолию. Но зато удобствами я далеко не очарован. Цены, цены — ужас! Всё, что мы с тобой воображали, рассчитывая, о частной квартирке для меня в Эмсе, оказалось невозможным, ибо частных квартир — нет совсем ни одной. Лет 5 тому назад Эмс мало значил, но теперь, когда вдруг его прославили и стали в него съезжаться